Сири Джеймс - Потерянные мемуары Джейн Остин

— Обожаю легкие летние дождики. — Я с удовольствием вдохнула влажный соленый воздух. — После них мир пахнет свежестью и новизной.

— Едва ли это был легкий дождик! — раздраженно воскликнула Мария. — Я промокла насквозь и чуть не умерла из-за этой прогулки. Чарльз, вы должны немедленно отвести меня обратно в гостиницу.

— Да, дорогая. Надеюсь, вы все отправитесь с нами? Мы остановились в «Королевском льве».

— Я предпочла бы еще немного прогуляться, — призналась я. — Меня высушит солнце. Никто не желает составить мне компанию?

— Я с удовольствием сопровожу вас, — улыбнулся мистер Эшфорд.

Генри решил присоединиться к Черчиллям, и мы договорились встретиться позже в гостинице.

Мы с мистером Эшфордом шагали по пляжу, который стал намного более пустынным, и продолжали беседу под звуки разбивающихся о скалы волн и крики чаек.

— Мы перебрались в Саутгемптон после смерти отца, — объяснила я, когда он поинтересовался, где я живу.

Я рассказала ему о месте, где выросла, и о нашем переезде в Бат.

— Деревенская жизнь всегда была моим идеалом.

— Как и моим. Полагаю, ваше сердце принадлежит Гемпширу?

— Да. Хотя я слышала о непревзойденной красоте Дербишира, — дипломатично добавила я.

Мистер Эшфорд остановился, разглядывая выразительную линию утесов и набегающие на берег волны.

— В любой другой день я согласился бы с вами. Но разве есть в мире блаженство превыше этого? Лайм кажется мне преддверием рая.

Я изумленно уставилась на него, услышав из его уст собственное выражение, и проследила за его взглядом. На небе, в просвете между облаками, над совершенных очертаний радугой сияло солнце.

— «Займется сердце, чуть замечу я радугу на небе», — процитировала я.

Мистер Эшфорд с удивлением посмотрел на меня.

— «Так шло, когда я отрок был невинный, — продолжил он. — Так есть, когда я стал мужчиной…»

— «Да будет так, когда я старость встречу иль прокляну свой жребий!»[19] — закончила я.

— Вы знаете Вордсворта! — радостно воскликнул он.

— Мне ближе Купер и Скотт.

— Вы читали «Песнь последнего менестреля» Вальтера Скотта?

Люблю ее превыше других. Вы слышали о докторе Сэмюэле Джонсоне?

— Эссе «Бродяга»? Одно из лучших его творений. Полагаю, романы вы не читаете? — с сомнением добавил он.

— Вся наша семья бессовестно увлекается романами.

Широкая улыбка осветила его лицо.

— И вам не стыдно?

— Прошу вас, сэр, не говорите, что придерживаетесь консервативных взглядов, полагая романы самым низменным литературным жанром.

— Напротив. Я страстный любитель романов. Но немногие знакомые мне женщины разделяют мой интерес.

Наши глаза встретились, и мы улыбнулись. Я была совершенно покорена и сознавала, что он чувствует то же самое. Я ничего не могла поделать. Мне пришлось задать вопрос, который вертелся у меня на языке с момента нашей встречи.

— Скажите, мистер Эшфорд, раз уж вы упомянули знакомых женщин. Мужчина, подобный вам, располагающий значительными средствами, наследник титула, со всеми манерами и благовоспитанностью, требуемыми от джентльмена… — и, добавила я про себя, мужчина столь привлекательный и красивый, со столь пылким воображением и глубокими порывами, — должен последние десять лет являться объектом живейшего интереса всех семейств графства Дербишир и почитаться законной добычей той или другой соседской дочки. Как же вышло, что вы до сих пор не женаты?

Его щеки покраснели, он замолк. Я поняла, что смутила его, и пожалела о своем бесстыдном любопытстве. Наконец он снова посмотрел мне в глаза, прямо и серьезно.

— Возможно, — тихо произнес он, — я предпочитаю быть разборчивым.

— Хэрриет из «Сэра Чарльза Грандисона», — сказала я.

Мы ужинали в «Королевском льве». После долгой восхитительной прогулки мы с мистером Эшфордом встретили остальных в гостинице, где обнаружили, что Мария переоделась в сухое и с весьма оживленным видом попивает чай, пока Чарльз и Генри обмениваются воспоминаниями о днях обучения. Их веселый разговор продолжался за жареной рыбой и дичью на одном конце стола, пока мы с мистером Эшфордом беседовали на другом. Последние несколько часов пролетели как мгновение ока, и в воздухе звенело волшебство. Я не могла припомнить, когда в последний раз меня столь пленяло общество джентльмена.

— Из всех литературных героинь вы более всего восхищаетесь Хэрриет? — осведомился мистер Эшфорд.

— В том числе.

— Чем именно?

— Умом и силой воли.

— Тем, что она отказалась выйти за мужчину, которого не любила?

— Тем, что отказалась выйти за богатого мужчину, несмотря на собственное стесненное положение.

— Вот как, — сказал он. — Вопрос в том же ключе: много ли достойного вы находите в герое сего романа, сэре Чарльзе?

— Я полагаю его настолько совершенным, насколько это возможно для придуманного мужчины. Хотя, на мой взгляд, он скорее целомудрен, нежели романтичен.

— Я не считаю его таким уж целомудренным, — хмурясь, заявил мистер Эшфорд. — Он переменчив. Он весь роман разрывается между Хэрриет и итальянской леди Клементиной.

Лишь потому, что дал леди Клементине слово, — возразила я, — и честь обязывает его хранить верность клятве. Но на самом деле он постоянен: он спасает Хэрриет от похищения и гибели и не перестает любить ее все семь томов.

— Вот подлинная мера его души, — засмеялся он.

— Никогда не видела вас столь увлеченным, мистер Эшфорд, — внезапно сказала Мария, чье лицо искажали отблески мерцающего пламени свечей. — О чем вы двое разговариваете все это время?

— О героях и героинях. О добродетели, привязанности и мужестве повиноваться собственным убеждениям.

— Похоже больше на проповедь, чем на вечернюю беседу, — со смехом заметил мистер Черчилль, допил кофе и поставил чашку на блюдце так резко, что она звякнула.

— Но не для тех, кто знает нашу Джейн, — улыбнулся Генри.

Мистер Черчилль умолк, быстро глянув на меня и мистера Эшфорда, после чего кашлянул и внезапно протяжно зевнул.

— Эшфорд, уже поздно. Вы не устали, Мария?

— Я совершенно без сил, — призналась та. — Долгая прогулка и влажный воздух меня едва не прикончили.

— Мы, пожалуй, пойдем, — сказал мистер Черчилль, отодвигая стул и вставая. — Вы с нами, Эшфорд?

Мистер Эшфорд повернул ко мне лицо, по которому скользнула тень сожаления.

— Нельзя ли нам продолжить разговор завтра, если у вас и вашей компании не предполагалось иных занятий?

Все встали.

— По-моему, мы вполне свободны завтра, не правда ли, Генри?

— Абсолютно свободны, — подтвердил брат.

— Так давайте же прекрасно проведем день, — провозгласил мистер Эшфорд. — Съездим в деревню, устроим пикник. Как я понимаю, поблизости, между холмами, есть прелестная долина.

— Да, Чармут, — сказала я. — Оттуда замечательный вид.

— Вот именно, Чармут. Что скажете, Чарльз, Мария? Вы с нами?

Мистер Черчилль и Мария обменялись взглядами, которые показались мне довольно странными, но тогда я не поняла их значения.

— Мы обожаем пикники, — сказала наконец Мария.

— Прислать к вашему коттеджу карету в одиннадцать утра? — предложил мистер Эшфорд.

— Мы соберемся и будем ждать, — ответил Генри.

Мистер Эшфорд обернулся и… как мне описать взгляд, который он бросил на меня? В нем было столько тепла, столько чувства, он казался мне тем самым взглядом, которым Ромео смотрел на Джульетту в ночь, когда они расстались на балконе.

— В таком случае до завтра, — сказал он.

— До завтра, — откликнулась я.

Но пикником в Чармуте мне насладиться так и не довелось. На следующее утро я была одета, готова и румяна от предвкушения — мы с Генри ждали прибытия кареты в маленькой гостиной миссис Стаут. Мне не терпелось провести день с мистером Эшфордом и поближе познакомиться с ним.

— Жаль, я не захватила голубое платье, — посетовала я, безуспешно пытаясь разгладить складки на бледно-зеленом муслине, который, хоть и выглядел вполне пристойно, знавал лучшие времена.

— Мистеру Эшфорду все равно, в голубом ты, розовом или кирпично-красном, — заявил Генри. — Твое общество — вот чего он ищет.

— Несомненно, он надеется насладиться обществом нас обоих, — быстро ответила я. — И одевалась я, вовсе не стараясь ему угодить.

Генри засмеялся, его глаза блеснули.

— Меня здесь нет, и я — не твой любимый брат.

В дверь постучали. Мы с Генри вздрогнули от удивления.

— Кто бы это мог быть? — спросил он, выглянув в окно. — Экипажа не видно.

Миссис Стаут открыла дверь. Комната располагалась неподалеку от входа, и проем находился прямо у нас перед глазами, так что мы превосходно видели посетителя и слышали его голос. Он спросил мистера Генри Остина. Генри вскочил, и человек протянул ему письмо, которое, по его словам, передал постоялец «Королевского льва». Генри попытался заплатить ему, но человек отказался, заявив, что о деньгах уже позаботились, и поспешно удалился.