Алексей Павлов - Казак Дикун
На исходе октября добрались до ростовской крепости. Ее земляной вал полукружьем опоясывал возвышенность над Доном, внутри его нес службу гарнизон солдат, находились цейхгаузы с порохом и оружием, провиантские склады. Туда комендант въехать разрешения не дал:
— Вам отведено место в Задонье, вот и спускайтесь к переправе, за рекой устраивайте свой бивуак.
Что ж, выбирать не приходилось. И за то спасибо, что спину переселенцев сверху гарнизон под защиту взял и Дон своей грудью прикрыл. Отдыхали три дня — уж больно намучились в пути. О своем прибытии Чепега известил атамана войска Донского Алексея Ивановича Иловайского. Тот не промедлил с приглашением к себе в гости — в Черкасск, что стоял по Дону выше Ростова — Дмитриевско- го верст на двадцать. Захарий Алексеевич рад был познакомиться с будущим близким соседом, чтобы позаимствовать у него опыт организации кордонной службы, ведь
донцы и терцы раньше, чем черноморцы, пришли на Кавказ, первыми изведали ее нелегкую ношу.
Чепега обошелся малым кортежем — взял с собой полувзвод.
— Отбери казаков помоложе да поприглядистее, — наказывал он племяннику Евтифию, с ревнивой состязательностью надеясь представить их взору Иловайского.
В утренний час, когда над Доном и его обширной лево- бережной поймой еще висел плотный, холодный туман, младший Чепега привел сформированный полувзвод к палатке атамана, доложил о готовности к сопровождению. Кошевой пригласил своих полковников глянуть, каких молодцов подобрал в свиту его племянник. Раза два прошлись вдоль строя.
— По — моему, вид у казаков что надо, — высказал свое мнение Захарий Алексеевич. — По ним вполне можно составить представление в целом о всем Черноморском войске.
— Вот и пусть позавидует Иловайский, — вставил реплику кто‑то из старшин, — что мы не лыком шиты, ни в чем донцам не уступаем.
Имел честь попасть в почетный эскорт Федор Дикун. Он был одет в утепленную короткую свитку синего сукна, из‑под серой смушковой шапки у него броско выбивался темно — русый чуб. За поясом — пистоль, сбоку — отцовская сабля, нигде еще не опробованная им в деле. Ему и его товарищам долго ждать сборов атамана не пришлось. Для него уже был запряжен тот же фаэтон, только лошади стояли иные, сменные, из резерва.
Чепега вскинул свое грузное тело в фаэтон, энергично махнул рукой:
— Трогай!
По прихваченной легким инеем земле застучали колеса атамановской повозки и подковы лошадей. Вскоре фаэтон и группа всадников скрылись за горизонтом. Им понадобилось более двух часов, чтобы добраться до Черкас- ска. Маленький, все еще как следует не обжитой городишко чернел соломой да камышом своих строений, лишь войсковой собор массивной колокольней высоко упирался в загустевшее осеннее небо.
Донцы встретили черноморцев приветливо. В суконном чекмене нараспашку, с красными лампасами на шароварах и в крепких яловых сапогах, пожилой Иловайский молодо и задорно обнимал Чепегу:
— Очень рад принимать дорогого гостя.
Он увел Захария Алексеевича, его племянника и еще двух — трех черноморских старшин к себе в горницу, а над полувзводом охраны взяли попечение подчиненные атамана. Перекинулись несколькими словами и тут же, по русскому обычаю, гостей усадили за трапезу. Помощники Иловайского не ждали напоминаний: они в самый нужный момент подавали кушанья одно вкуснее другого, щедро наполняли стаканы вином.
— Наше, донское, — горделивой ноткой подкреплял Иловайский застольную беседу. — Из своего винограда.
Сопровождающим казакам — черноморцам постой отвели в высоченной полупустой риге с духмяными ворохами сена. И обед тут им устроили. Что происходило в гостиной, какие там произносились слова — это было не на виду казаков. Зато, как обычно, на хорошем слуху. Кто‑то передал одну фразу, кто‑то другую — и вот уже молва становилась всеобщей. К Федору Дикуну и его спутникам тут же дошли известия о том, как после дружных восхищений действиями донского походного атамана Матвея Платова при покорении Крыма, взаимных уверений в дружбе между Чепегой и Иловайским возникла непростая ситуация, грозившая размолвкой. Донской атаман сообщил Захарию Алексеевичу, что согласно поручению князя Потемкина он сдал его Ачуевскую дачу «с рыбными ловлями и соляными озерами, тоже и Ейские рыбные ловли» в откуп донскому казаку Селиверстову. Тот в соответствии с договором от марта 1791 года приступил к освоению участка, построил там рыбный завод, обзавелся целым хозяйством.
— Так ведь князь‑то умер, — чуть было не вспылил Чепега, — и земля та матушкой — царицей отписана нам по указу.
— Охотно верю, — сдерживая себя и свои нервы, начал объяснять Иловайский. — Ейский Кут стал границей с нами только сейчас, а был он, почитай, ничейный. Вот князь и положил на него свой глаз. Мне написал: сдать в аренду, чтобы ему доход приносил. А я, понятно, подыскал расторопного казака — такого, чтоб и князю денежку добывал, и свой карман не забывал.
О себе Иловайский умолчал. Его разбитной порученец пекся о лично ему предназначенной денежной выгоде, пожалуй, больше, чем о Князевой, так как князь‑то был
далеко, а Иловайский — рядом и от него полностью зависела разработка «золотой жилы». Теперь же перспектива на верный барыш затягивалась дымкой неопределенности.
Алексей Иванович взывал к чувствам нового соседа:
— Подступаться вашему войску к владениям князя Потемкина как‑то нехорошо. Он же был большим благодетелем для черноморцев.
Чепега и без того знал: да, был Грицко Нечеса их ходатаем и заступником. Но уж больно жирный кус отхватил в самом рыбном месте Приазовья. Будь он жив, с этим, возможно, пришлось бы смириться. Ради же его наследников, а тем паче — примазавшихся дельцов — донцов поступаться своим правом на ачуевские и ейские речки и лиманы не имело смысла. Данные мысли кошевой Чепега оставил при себе, вслух же произнес:
— Снимите копии писем покойного светлейшего, я их покажу нашей старшине, пусть примут решение.
По указанию Иловайского его писари быстро скопировали документы, которые затем были переданы Евтифию Чепеге, а уж по возвращении из Черкасска он не преминул поместить их в зорко охраняемый железный ящик.
— Как думаешь, — спросил Дикуна рослый, в веснушках казак, близко к сердцу принявший претензии донского атамана, — наше правительство оставит контракт в силе или даст ему отставку?
— И гадать нечего. Чепега и старшина свое не упустят.
К Ейскому укреплению двигались через Азов при порывистом холодном ветре, моросил мелкий дождь. Вокруг расстилалась пустынная степь, уже слинявшая от летних красок. В само укрепление переселенческая колонна дотащилась на пределе человеческих сил. Усталость валила людей с ног, еще больше стало больных. Отощали и обессилели кони, едва передвигались смирные и безотказные волы. Где и как разместиться? Когда об этом зашел разговор у начальника гарнизона, черноморцам сказали:
— По правилам, вас следовало бы месяца два подержать в карантине, подальше от нашего военного поселения. Но коль двигаться дальше вам невозможно и надо зимовать у нас, то занимайте возле укрепления все, что сохранилось от турок. *
Полуразвалившиеся землянки, остатки летних загонов для скота и навесов для сушки рыбы, всякое иное подобие
строений — все пошло для размещения переселенцев и их живого тягла. Под жилье приспособили два обветшавших ханских соляных амбара. Походную церковь разместили в бывшем ханском жилом доме. Наскоро, с лихорадочной поспешностью сооружались крыши над головой, лишь бы хоть как‑то уберечься от холодов и ненастья. По всему периметру укрепления, вблизи его прежних границ, кипела горячая работа.
Федор Дикун разыскал Кодашей в тот самый момент, когда Кондрат ладил пучки камыша над низким остовом бывшей землянки, приспособив вместо прогонной матицы две сбитые воедино доски от собственной мажары. Неунывающий казак подмигнул гостю:
— Ну как, сойдет за дворцовый терем?
В тон хозяину улыбнулся и Федор:
— Сойдет.
Жена Кодаша Ксения и дочь Надежда сноровисто скручивали заготовки камыша на кровлю, приостановили свое занятие, атаковали Федора расспросами, полагая, что он ближе к войсковому начальству и потому более осведомлен, чем они, Кодаши. Их интересовало, верно ли передают люди, что всем им придется здесь зимовать и только весной они отправятся на Кубань, как устроился в укреплении атаман Чепега. Дикун подтвердил сведения о долгой стоянке, а относительно кошевого сообщил:
— В бывшем ханском дворце поселился. Да дворец‑то хуже любой хаты, почти весь разваленный. Чинить его еще надо.
Молодой казак заглянул и к Заяренко, чтобы взять свой инструмент. Как и еще несколько молодиков — холостяков, не обремененных семьями и умеющих плотничать, он за- наряжался на ремонт малопригодных ханских покоев, отведенных для жительства атамана, старшины, размещения канцелярии.
