Александр Тюрин - Служилый
Он не знал, поверила ли она ему. А снегопад сменился недолгой оттепелью, после которой все заволокло туманом. Обод тележий застрял в слякоти и Василий, встав у задника, стал его вытаскивать. Рядом поставил мушкет с заряженной полкой…
С Катиным вскриком рванулся к мушкету, но провалился в снег. Он видел, как из под мокрых еловых лап бросается черное тело, но не мог ускорить свои действия ни на йоту. Рука тянется к мушкету, взводит курок, наводит ствол, ликантроп опускается на девицу, дергаются ее ножки в вязаных чулках и коротких сафьяновых сапожках. Но иная тень метнулась с противоположной стороны и смахнула ликантропа, держащего Катю. Оба улетают куда-то за сугроб. Мгновением позже оттуда к Венцеславичу рванулся зверочеловек и получил прикладом в лоб — крепко, так что голова раскололась.
Затем перед наведенным мушкетом оказался… Вейка. Вот по кому стучали шведские барабаны на плацу накануне побега.
Не напал Вейка, но и не ушел, а молвил твердо:
— Я больше не могу бороться с этим, сделай необходимое, друже, спусти курок, не жди ничего, — и подставил грудь под пулю.
С дырой темной вместо сердца подошел Венцеславич к тому месту, где только что ликантроп терзал Катю.
Она лежала без движения и глаза ее были закрыты. Василий сронил шапку и опустил голову.
— Катя, что ж я неловкий такой, если бы поближе был…
И тут ее рука легла ему на затылок.
— Шапку надень, голова-то сто лет нечесаная… Не успела прирезать меня зверюга. Меня спас… как будто другой зверь.
— Не зверь. Твой отец спас тебя, Катюша.
5. Конец нашествия
Василий ждал неподалеку от рубежного камня с высеченной на нем короной.
Загодя почувствовал, что идут те по опушке леса — но были еще вурдалаки незримыми. Потом, с немалым усилием душевным, добился он полного смирения и совершил рывок. Будто перевернулся внутри себя, высвободив поток, который пронесся от крестца до темени и вышел наружу. Заколебался мир вокруг, потончал, тогда стали заметны мощные загривки, осевшие вниз головы, выдвинутые вперед челюсти вурдалачьего племени.
И они увидели его — вот уже скачут на всех четырех, мощно толкаясь от пеньков и перемахивая через древесные завалы. Де Бирс был в одном прав, можно и на четвереньках двигаться, если к тому приспособил проклятую геометрию.
Василий стянул грубую ткань с девятиствольной пищали.
Была она уже поставлена на коробчатый станок и заряжена. С казны каждому стволу заправлен картуз с порохом и картечью. Каждый картуз проколот иглой, подсыпан запальный порох, движением ручки закрыт клином казенник. Последний клин Венцеславич задвинул, когда неприятель был уже в пятидесяти саженях. При повороте ствола кремень будет бить по огниву и воспламенять запал.
— Зажми уши, свет-Катерина, да покрепче. Сейчас мы с этой материей разберемся.
Пятьдесят шагов, сорок, тридцать — вот теперь угощайтесь! С поворотом рычага он повел ствол веером.
Девять выстрелов картечных разнесли многих пёсеглавцев на куски. Но несколько все же добралось до него.
Венцеславич встретил мушкетным огнем первого налетающего на него ликантропа. Оттолкнувшись от изогнутой сосны, наскочил на другую устремившуюся к нему тварь, постарался повыше — чтоб сверху, промеж ее лопаток, вонзить клинок. Не успев вытащить палаш из тела, встретил кинжалом другого вурдалака. Третьего уже приветил и палашом, и кинжалом — перекрестным движением лезвий снеся ему голову.
— Сзади, — вскрикнула предупредительно Катерина.
Василий кувырнулся на землю и, лежа головой к врагу, подставил клинок — вурдалак проехал промежностью по лезвию.
А там надо было поспешить на выручку Вейкиной дочке, готовился уже ухватить её враг за горло. Махнув оглоблей, отбросил его в сторону. А потом еще раз приголубил.
В последнем трупе Василий признал Лисье — перекрестил и закрыл ей глаза, тоже ведь создание Божье.
Иначе теперь выглядели ликантропы. Переместились они по абсциссе времени обратно в наш поток событий, в наш мир, и искажения облика прекратились. На некоторых были разодранные камзолы, остатки рубах…
Когда Василий заканчивал уже рассматривать умерщвленных врагов, раздались аплодисменты. Неподалеку на мощной прусской лошади возвышался мастер де Бирс. На луке седла сидела Катя и одна рука лейденца прижимала дуло небольшого пистолета к ее ушку, обрамленному завитками русых волос.
Губы де Бирса будто смеялись, хотя говорил он вежливо и серьезно.
— А ты, Герлиц, малый не промах — в пути тебя ублажает молодая привлекательная особа. Похоже, не чужд ты удовольствиям и вряд ли так уж прельщает тебя бескорыстная служба царю. Может, бедный рыцарь хочет стать богатым? А чего тебе стесняться? Ты ведь умеешь перемещаться столь же стремительно, что и ликантропы, и быстр твой клинок. Не хочешь ли узнать всю правду? Она пойдет тебе на пользу. Твой отец был из них. Эта зараза древнее всех несчастий — людоеды, непостижимо быстрые, хищничеством напоминающие волков, известны по самым старым сказаниям. Особо распространена она была в вендских областях. Только те из вендов сумели уберечься от немецкого клинка и дать потомство, кто мог двигаться необычайно быстро…
Не дал договорить Венцеславич, ударил де Бирса под локоть руки, держащей пистолет, добавил кулаком в бок, и рывком за перевязь сдернул с лошади — выстрел ушел в сторону. Успел подхватить полетевшую вниз Катю.
— Это по поводу быстроты, мастер, — сказал, наступая на руку лежащего лейденца. — Может, ты чего-то не договариваешь? Или врешь как Гейденштейн. Быстрота и хищничество не одно и тоже. Хищники пришли с немцами: тех, что с клинками, сутанами и мошнами. Разве святая консистория и светские суды курфюрстов не занималась уничтожением ведьмаков с широким охватом? Стало ли от этого меньше вурдалаков? Может, были они не среди тех, кого уничтожали, а как раз среди тех, кто уничтожал?
— Я всего лишь ученый, говорил же тебе. То, что ты сказал, недоказуемая гипотеза.
— Там, где они, там и ты, это не гипотеза, а аксиома, — Венцеславич наступил потверже на руку де Бирса.
— Ради Бога…
— Поздно ты Господа Бога вспомнил.
— Хорошо, я скажу, Герлиц. Оборотнями, быстрыми и хищными, становятся вовсе не голодные и разоренные, а те, в ком хищничество живет изначально. Таких много среди солдат и офицеров тех армий, что подолгу воюют в германских землях. И не всякая пуля их остановит. Одна голландская компания занимается своего рода вербовкой ликантропов в разоренных местах между Эльбой и Одером. Некоторых доставляют сюда. Я представитель этой компании. Генерал-губернатор Шютте и генерал Делагарди платят мне за поставку таких людей, или, если угодно, нелюди.
— Мне еще раз надавить? Что из тебя, каждое слово тянуть надо, торговые агенты умеют ведь балаболить без умолку. Зачем им нужны ликантропы?
— Слыхал, что волки режут обычно самую больную скотину? Так и ликантропы — они избавляют мир земной от тех, кто не нужен: несчастных, задумчивых, слабосильных, разоренных. От тех, кому лучше будет на небесах.
— Когда бароны и паны к востоку от Эльбы гоняли семь раз в неделю своих крестьян на барщину в свой фольварк — ради покупки голландских часиков с боем — разве этого было мало? Зачем Амстердамской бирже опустевшая страна?
— Ликантропы чистят земли и освобождают место для более прибыльного хозяйства, где на месте сотни ленивых крестьян, которым столько требуется на свой собственный прокорм, будет один юнкер или рейнский колонист с десятью батраками. Они обеспечат куда более обильные и стабильные поставки на рынок.
— Спасибо за честность. Между Эльбой и Одером уже почистили? Вон сколько словянской земли опустошено было немцами, чтобы заселить ее потом своими и сказать: «Господь отдал её нам за грехи ваши». Тоже немцы англянские в Ирландском крае творят и в Новом Свете. Теперь Ижорский край. Далее в Московию нацеливаетесь? Не холодно ли будет там для ваших юнкеров?
— Каждой земле можно прибыльное приложение найти, Герлиц. Сейчас земля Московии кормит ее народ и ее обширное войско, а после будет производить пеньку и корабельный лес для амстердамского рынка.
— А ты будешь пописывать книжки о превосходстве западной свободы над московитским варварством. И чего ты сейчас хочешь от меня? Чтобы я повел твоих вурдалаков дальше? А в руке вместо маршальского жезла обглоданная кость.
— Почему нет, Герлиц? Зачем тебе печалиться о Московии? Прогресс не остановишь, а то, что выгодно дельцам, что помогает ускоряться рынку, и есть самое прогрессивное. Увы, самые умные из московитов отстали от прогресса на сотни лет. Чего похваляться покорением новых земель в Сибири и Диком поле, если это не приносит новых дешевых товаров в Амстердам, если ими не торгуют на бирже? Мы могли б работать вместе, ты бы получил образование, многократно улучшил свои знания и дал развитие своим способностям. Ты ведь тоже представляешь меньшинство, которое я сейчас спасаю…
