Жюльетта Бенцони - Сто лет жизни в замке
В конечном счете он был великолепным управляющим и сумел настолько увеличить свое состояние, что обеспечил после смерти своим потомкам достойное существование. В сущности, его самой большой радостью была охота на молодых куропаток и зайцев, устраиваемая по осени, но он никогда не доходил до того, чтобы выращивать фазанов.
Среди обычных сотрапезников в Сент-Асизе первыми были сестра князя Беатрис и ее супруг, граф Орас де Шуазель. Они жили не в замке, а в павильоне в Сен-Порт, где они появлялись только на ночь. Все свое время они проводили в Сент-Асиз, и князь был, возможно, единственным мужчиной, которого граф Орас не ненавидел. Зато он обожал женщин. Не то чтобы у него были любовницы, хотя он и считался последним любовником Гортензии Шнейдер, просто он не мог обойтись без женской атмосферы вокруг себя.
Это мужененавистничество, которое граф преодолевал всю жизнь (он ушел из армии на дипломатическую работу, занялся политикой: был даже первым республиканским депутатом среди людей своего круга), было следствием страшной драмы, которую он пережил в детстве. Ему было всего 9 лет, когда его отец, герцог Теобальд де Шуазёль-Праслэн 17 августа 1847 года убил тридцатью ударами ножа свою жену. Это произошло в предместье Сен-Оноре, в особняке, принадлежащем маршалу Себастиани, бывшему соратнику Наполеона I, отца молодой женщины. Орас и восемь его братьев и сестер были отданы на попечительство близкой родственницы, вдовствующей герцогини Клемон-Тоннер, затем они разъехались по разным колледжам и монастырям. Причиной драмы была гувернантка детей, некая Генриетта Делюзи-Депорт, в которую герцог страстно влюбился. После этих событий она уехала в Америку, где очень удачно вышла замуж. Убийца был заключен в Люксембургскую крепость, где он отравился, чтобы избавить близких от позора суда присяжных. Существует легенда, по которой тайно сбежавший герцог жил отшельником среди нормандских болот и лесов, поддерживаемый одной из дочерей, овдовевшей графиней де Роберсарт, а также под молчаливым покровительством герцога де Куани, дядюшки жертвы.
Фамильным замком семьи Шуазёль-Праслэн был замок Во-лё-Виконт, принадлежавший некогда суперинтенданту Фуке. Старший брат графа Ораса унаследовал его, но никогда в нем не жил. В 1875 году он продал его очень богатому «сахарному магнату», господину Альфреду Соммьеру. Замок был в плачевном состоянии! Его коллекций больше не существовало, кроме двух столов из мрамора и резного дерева, которые никто не мог сдвинуть из-за их веса, знаменитые сады одичали.
Большой любитель старины, господин Соммьер истратил большую часть состояния на реставрационные работы и поиски старинной мебели. По праву гордясь своим домом, он испытывал к замку такое почтение, что яростно отказывался проводить там электричество, опасаясь, что это малознакомое новшество может привести к пожару. Лишь приблизительно в 1900 году шефу жандармерии Мелуна удалось ему доказать, что лампы, имеющиеся в замке, достойны освещать вокзалы, и что они представляют большую опасность для деревянной мебели и ценных картин. Господин Соммьер, его жена — дочь историка Проспера де Баранта, их дети жили в Во, почитая и любуясь красотой, которую они скрупулезно воссоздавали, не впадая в искушение возродить разрушительный образ жизни прошлых лет. Когда Альфред Соммьер умер, реставрация была почти завершена, и сады приобрели былую ухоженность.
Но вернемся к графу Орасу. Он так никогда и не решился окончательно удалиться от Во. Вот почему он жил в скромном жилище в Сен-Порт и избирался депутатом от Сена-и-Марн до тех пор, пока граф Греффюль не начал претендовать на это место. Они крепко поссорились, но, несмотря на корсиканскую кровь, граф Орас не стал превращать это дело в кровную месть.
После смерти князя де Бово, он продал дом в Сен-Порт и обосновался в замке Виру-Шатийон, где занимался исключительно садоводством. Благодаря его стараниям парк превратился в букет цветов, где благоухали лучшие розы и росли самые вкусные плоды. «Его садовники, — рассказывает Элизабет де Грамон, — носили в Барбье первые овощи с его знаменитого огорода».
После смерти жены он жил в своем саду «под огромным каштаном в окружении целой коллекции племянниц, молодых и красивых», скрашивавших его траур. Мужья строго изгонялись из этого земного рая, где Орас расточал своим гостьям плоды живого ума, образованности, хорошего художественного вкуса (он мог бы, как Бони де Кастеллан, быть антикваром или декоратором), не считая многочисленных подарков.
В 69 лет он женился на одной из них, маркизе Мари д'Адда, которой было 40 лет, и которую он страстно полюбил. Он был таким нежным супругом, что, когда спустя девять лет безоблачного счастья он умер, его жена, еще молодая женщина, так и не смогла утешиться.
Глава III
Хозяйка замка Шомон
1875 год белым камнем отметил крупные сахарные заводы Франции: именно в этот год хозяин сахаро-рафинадных заводов стал владельцем замка Во-лё-Виконт, а молодая девица Мария Сей, богатейшая наследница Константа Сей, выходит замуж за князя Амадея де Брольи, купив перед этим с завидной легкостью королевский замок Шомон-сюр-Луар, который она тут же принялась оснащать самыми изысканными достижениями комфорта, не нарушая при этом общего декора и того, что принято называть душой замка. Наоборот, она возвращала замку его душу.
Эта малышка Сей была необыкновенной личностью. Ей было шестнадцать, когда она вышла за князя, о котором все говорили, что он «прекрасен, как ангел». Она вовсе не была красавицей, но у нее был шарм, пикантность, масса юмора и еще больше ума. В день своей свадьбы, подъезжая к Ля Маделен в закрытой карете своей сестры, маркизы де Бриссак, с кучером и лакеями с париками на голове, она, бросив взгляд на толпу приглашенных и любопытных, теснившуюся на ступеньках, повернулась к сестре и сказала:
«Жанна, здесь слишком много народу, приедем завтра!»
Годом позже, во время завтрака у герцогини де Ля Тремуй она оказалась рядом с герцогом Шуазёль-Праслен, старшим братом нашего графа Ораса, который неосторожно вылил кофе на ее платье.
— Я очень расстроен, княгиня, сахар оставляет пятна…
— Сахар действительно оставляет пятна, но он отстирывается, господин герцог, в то время как кровь оставляет пятна и не смывается.
Фантастическая, немного экстравагантная, но добрая и щедрая, она была в восторге от того, что стала княгиней, тайно сожалея в глубине души, что не имеет королевского титула. Ну что же, это ничего не значит: она будет жить так, как будто он у нее есть. Ее сказочное состояние позволяет ей вести почти царский образ жизни: помимо замка Екатерины Медичи в ее конюшнях насчитывается двадцать четыре лошади, о ее оранжереях с орхидеями может мечтать король Бельгии, ее яхта готова в любой момент отвезти хозяйку на край света, особняк в Париже на улице Сольферино, вилла в Каннах, не считая слона, подарок магараджи Капуртала, у которого она охотилась на тигров. Этого слона она привезла на своей яхте.
Ее парижская резиденция служила ей только весной. Она постоянно давала там приемы и большие обеды, ибо по праву считалась одной из самых щедрых хозяек дома. Она никогда не вставала раньше часа пополудни и очень любила пробуждение в духе Людовика XIV. Ее кровать стоявшая в центре просторной комнаты была украшена пологом из парчи и куполом со страусиными перьями. Она никогда здесь не спала из-за шума, доносившегося с улицы, ее сюда «приносили после пробуждения». Здесь, лежа на крепдешиновых розовых простынях, она принимала некоторых из своих многочисленных друзей, чтобы услышать от них последние новости, или своего секретаря, бородатого мужчину, важного и холодного, чтобы обсудить дела, отдать распоряжения относительно очередного бала. Ей приносили длинные списки лиц, среди которых княгиня должна была сделать свой выбор. Эти списки имели красноречивые названия: «Люди света и близкие друзья», «Их высочества и принцы», «Послы и иностранцы» «Люди танцев», «Люди театра», «Люди бриджа», и, на конец, «Люди для компании» В последнем списке фигурировали блестящие холостяки, одинокие дамы, часто бедные, но хорошо воспитанные и умеющие поддержать беседу, способные внести оживление в прием Она выбирала приглашенных очень тщательно, в зависимости от почетного гостя, и ни разу не совершила ни одной светской ошибки, ни разу ее не подвел вкус. Приемы княгини отличались изысканностью, но лучшие из них состоялись не в Париже.
Наряду с массой достоинств княгиня была подвержена одному большому недостатку. Ненавидя любые правила и дисциплину, она отличалась такой непунктуальностью, что приводила в отчаяние всех европейских метрдотелей и, особенно, поваров. Будь то герцогский дом (напомним, что у нас титул герцога самый высокий, он идет сразу за королевскими величествами) или иностранное посольство, это ничего не меняло. Так, например, на обед в турецкое посольство, назначенный на 8.30, она приезжала, благоухая свежестью и расточая улыбки, в 10 часов в полной уверенности, что прибыла вовремя. Естественно, все ее ждали, а повар был весь в слезах.
