Евгений Санин - Сон после полуночи
Афер хотел, было, возразить Сенеке, но, встретив его на смешливый взгляд, промолчал.
- И если эти люди сегодня, действительно, устоят, - невозмутимо продолжил философ, - то тогда уже не они, а мы, римляне станем поварами и гладиаторами. В лучшем случае - ссыльными изгнанниками!
- Ты шутишь! - пролепетал насмерть перепуганный Виттелий Старший. – Изгнанниками при таком человечном и добром цезаре, как Клавдий?!
Сенека с жалостью посмотрел на него.
- Ты же неглупый человек, Луций! – вздохнув, сказал он. – Неужели страх настолько сковал твой мозг, что ты до сих пор не понял, что главное в любом государстве не правитель, а люди, которые окружают его?
- Да-да, конечно! - пробормотал Вителлий. - И если этими людьми станут эллины...
Дождавшись, когда сенаторы за спором вокруг слов Сенеки забыли о нем, он отделился от них, и, делая вид, что рассматривает статуи, незаметно приблизился к вольноотпущенникам, не на шутку встревоженным поведением римлян, - Что это сегодня случилось с сенаторами? - то и дело оглядываясь, вопрошал Паллант. - Я вконец не узнаю их!
Они никогда так яростно не нападали на нас! - согласился Нарцисс.
И никогда не спорили между собой с таким ожесточением! - задумчиво заметил Каллист. - Этот Гальба смотрит на меня взглядом моего бывшего господина!
Нарцисс, веришь, я первый раз за пятнадцать лет снова ощущаю себя рабом!
Сенека имел в виду заседание сената, на котором Калигула выступил с тщательно подготовленной речью, желая рассчитаться с Афером за то, что тот запятнал одним из своих доносов честь его матери, с чего и началась ее травля Тиберием. Заручившись поддержкой Каллиста, Афер выступил с ответной речью, в которой заявил, что подавлен красноречием Калигулы и, признав собственное поражение, назвал его величайшим оратором, чем вернул к себе расположение польщенного императора.
Нарцисс не ответил. Он внимательно наблюдал за римлянами.
- Взгляни на Афера! – прищурился Паллант. – Обычно он первым начинает осмеивать нас, а сегодня даже не глянул в нашу сторону!
- Это и заботит меня больше всего! - признался Нарцисс. - Если доносчик старается держаться в тени, значит где-то рядом его жертва...
- Что же нам тогда делать? – не без тревоги спросил Каллист.
- Глядите! - шепнул невысокий вольноотпущенник Полибий, ставший по прихоти своего бывшего хозяина тезкой великого греческого историка. - Кажется, сама судьба посылает нам путь к спасению!
Он показал глазами на Вителлия Старшего, подававшего отчаянные знаки вольноотпущенникам.
- Вот уж поистине, как говорят римляне, нет ничего более жалкого и более великолепного, чем человек! - невольно улыбнулся Паллант, глядя как затравленно оглядывается по сторонам сенатор.
- Римляне? - удивился Нарцисс. - Уверен, что первым это сказал кто-то из наших земляков, а уж потом римляне вывезли его изречение вместе с коринфскими вазами, ахейскими скульптурами и всем нашим добром!
Рассматривая картины, в чем не было ничего подозрительного, он прошел по зале на несколько мгновений задержался у статуи богини Ромы рядом с Вителлием и, возвратившись, сказал:
- Между прочим, даже шлем на голове этой римской богини наш - коринфский.
И хоть к нему прилеплены крылышки опять-таки нашего Гермеса, или их Меркурия, боюсь, что сегодня нам отсюда не улететь!..
- Что ты хочешь этим сказать? - насторожился Паллант.
- Лишь то, что я оказался прав. Афер, действительно, решил погубить нас.
- Но как? Каким образом?! - забывая об осторожности, воскликнул Каллист.
- В том-то и беда, что Вителлий сам не знает как! - развел руками Нарцисс. - Афер осторожен и до конца не раскрыл своих планов даже своим товарищам. Вителлий правда сказал, что во время приема должен появиться некий должник Афера, который сделает что-то такое, что поможет этим негодяям снова превратить нас в рабов!
- Нас? - не поверили вольноотпущенники.
- В рабов?!
- Уж лучше цикуту... - прошептал Каллист.
- Затем Вителлий попросил запомнить оказанную нам услугу, и мы расстались! – закончил Нарцисс.
- Проклятье! - сцепил кулаки Паллант. - Обладать сотнями миллионов сестерциев и не иметь никакой возможности спасти себя! То-то возрадуются мои должники...
- Постой! - схватил его за локоть Нарцисс. - Ведь у нас тоже они есть! Припомните, - с надеждой оглядел он подавшихся к нему эллинов, - у кого есть должник, который готов пойти на все, чтобы спасти от нищеты свою семью? Слышите - на все!
- Ну, у меня есть... - глухо проронил Каллист.
- Кто он? - живо спросил Нарцисс.
- Обычный разорившийся всадник - Гней Салинатор.
- Прекрасно! - обрадовался Нарцисс. - В этом Салинаторе - наше спасение!
Каллист, беги, разыщи его...
- Но цезарь сразу заметит мое отсутствие, да и сенаторы могут заподозрить неладное! - возразил Каллист.
- Тогда ты, Полибий! - не слушая дальше, обнял за плечи стоящего рядом вольноотпущенника Нарцисс. - Найди этого всадника, скажи, что он записан на прием к цезарю - это я возьму на себя. Затем от имени Каллиста пообещай ему прощение всех его долгов и еще награду в миллион сестерциев, если он придет сюда с кинжалом за пазухой...
- Охрану я беру на себя - его не станут обыскивать! - торопливо добавил Паллант.
- И?.. - настороженно спросил Каллист, протягивая тут же написанную расписку.
- И?! - в ужасе вскричал Полибий.
- Не беспокойтесь, цезарь останется цел и невредим, это уже мы все берем на себя! - положил ему руку на плечо Нарцисс. - А вот от того, как быстро придет Салинатор, зависит теперь все!
Он проводил глазами направившегося к двери Полибия и, повернувшись к землякам, сказал:
- Вот и мы стали ничем не лучше римлян!
- Увы! - подтвердил Паллант. - Как любят они говорить - учиться дозволено и у врага!
Как никто другой из эллинов знавший римские пословицы, он хотел добавить что-то еще, но в этот момент двери распахнулись, и на пороге появился привратник.
Зардевшись от удовольствия лишний раз выказать свою близость к цезарю, императорский раб поднял трость с таким видом, словно от этого зависела судьба государства.
- Император Тиберий Клавдий Цезарь Август! - торжественно провозгласил он, и в залу, заботливо поддерживаемый лекарем Ксенофонтом, в пурпурной тоге, расшитой золотыми пальмами, вошел Клавдии.
Глава IV
СРЕДСТВО БОЖЕСТВЕННОГО АВГУСТА
При появлении императора вольноотпущенники замолчали и, словно по команде, застыли в почтительном, но вместе с тем не унижающим их достоинства поклоне.
Сенаторы же, напротив, рванулись вперед и, стараясь опередить друг друга, восторженно закричали:
Да здравствует цезарь!
Да хранят тебя бога для твоих, преданных друзей!
Для римского народа!
Для народов всей земли! - последним воскликнул Вителлий Старший и победно оглядел примолкших сенаторов: мол, кто теперь сможет пожелать цезарю больше, чем я? В ожидании, как минимум, благосклонной улыбки, он перевел глаза на Клавдия и закусил губу.
Тяжело опиравшийся на руку Ксенофонта император был на редкость хмур и озабочен. И хотя на каждое приветствие Друзей он отвечал обычным кивком, старый сенатор сразу заметил, что все их старания оставили Клавдия совершенно равнодушным.
Заметил это и Нарцисс. А так как от подкупленного привратника ему было известно поведение цезаря за завтраком, этот необычайно хитрый и проницательный эллин сразу смекнул, что надо делать. Как только Клавдий поравнялся с груп пой вольноотпущенников, он поклонился еще ниже и чуть слышно шепнул:
- И да помогут тебе боги снова заняться писанием ученых трудов...
Клавдий остановился, словно налетел на невидимую преграду. Недоверчиво повел головой, силясь понять: не ослышался ли? На самом ли деле было произнесено то, что так удивительно совпадало с его мыслями?
Сдавленно охнул позади Нарцисса вольноотпущенник Гарпократ. Тяжело задышал, как никто другой знавший, на что способны цезари в гневе, Каллист.
- Мало нам Афера - сам погубить нас захотел? - потянул Нарцисса за плащ не на шутку встревожившийся Паллант.
Но Нарцисс знал, что делал. Наблюдая исподлобья за Клавдием, он видел, как загораются жизнью его глаза, наливаются силой пальцы, и благодарил судьбу, что 38 она послала ему путь к сердцу цезаря, а там, как знать, быть может, и власти над Римом...
«Разумеется, если только сегодня нас не погубит Афер! – с досадой вспомнил он.
- Теперь вся надежда на быстрые ноги Полибия и должника Каллиста».
Он поднял глаза и увидел, как император оттолкнув руку Ксенофонта, сам взошел на помост.
Сенаторы дружно подались за ним. Эллины не осмелились приблизиться к цезарю без приглашения, и он обвел вопросительным взглядом своих римских друзей: по-свойски - на правах тестя - улыбнувшегося ему Силана, непривычно молчаливого Афера, не без сожаления поглядывающего на императорское кресло Гальбу, наконец, Вителлия Старшего, который изо всех сил старался понять, чего именно хочет цезарь...
