Иван Фирсов - Головнин. Дважды плененный
Первый выстрел с недолетом, по переднему кораблю, произвел «Изяслав». Значительно посвежевший ветер между тем усилил волнение, и накренившиеся шведские корабли слегка раскачивало. Шведы решили повернуть через фордевинд [13] на левый галс [14], атаковать, проходя вдоль всей линии русской эскадры.
Первый же залп шведов выявил недостаток их маневра. Головной «Дристикгетен» произвел залп, повернув на большом ходу, сильно накренился на правый борт. Нижняя батарейная палуба почти ушла в воду, а верхняя открылась для русских комендоров. Этот залп шведов успеха не имел, ядра рикошетировали и падали с недолетом.
Ответные залпы били прицельно и метко.
С рваными парусами и перебитыми снастями «Дристикгетен» спешно уходил к острову Вульф. Такая же участь постигла следующий — «Роксен Стендер». Получив тяжелые повреждения, он сел на мель у острова Вульф.
Вот показался флагман «Густав III». Едва он стал приводиться к ветру, как метким выстрелом с «Ярослава» убило матроса на грот-марсе. Падая вниз, тот попал на блок подветренного фока-браса [15]. Его куртку и руку заело на шкиве [16]. Матросы бросились отдать снасти, чтобы освободить шкив, но одним ядром с «Ростислава» убило 7 человек. Фор-марсель [17] заполоскало, парус лег на стеньгу, и «Густав III», потеряв ход, начал дрейфовать к «Ростиславу». Оттуда на него посыпались ядра и картечь, а экипаж приготовился взять его на абордаж. Оставалось всего саженей 20, когда наконец-то очистили паруса, и «Густав» с трудом выбрался на ветер. Сопровождаемый залпами с «Победоносца» и «Болеслава», с изорванными парусами, перебитой грот-стеньгой он едва ушел под нижними парусами.
Заднему мателоту [18] флагмана, «Принцу Карлу», еще больше не повезло. На повороте ему перебило грот— и фор-стеньги, и сплошной шквал огня накрыл палубу и борта потерявшего управление корабля. Всего 10 минут прошло с начала схватки, и капитан принял единственное верное решение. «Принц Карл» стал на якорь, спустил шведский флаг, и под крики «Ура!» на корме затрепетал на ветру Андреевский стяг. Такая же участь чуть было не постигла следующий за ним корабль «Магдалина», но «Принц» невольно прикрыл его собой от русских пушек.
В эти самые минуты герцог уже не терзал себя сомнениями — исход сражения был предрешен.
— Сигнал по эскадре: «Прекратить сражение. Отойти к норду!» — произнес побледневший Карл Зюдерманландский.
Вдали у острова Вульф заполыхал костром покинутый командой «Роксен Стендер».
И все же, подсчитывая потери, брат короля не терял присутствия духа. Он приказал безотлагательно чинить рангоут, такелаж, пополнить боевой запас и решил взять реванш, о чем сказал на совете флагманов:
— Наши потери немалые, но и русских мы потрепали. Пока они не собрались с силами, предполагаю атаковать эскадру в Кронштадте. Там кораблей вдвое меньше наших. Мы сильны, пока русские эскадры разобщены…
Он вопросительно посмотрел на своих флагманов — Модее, Лейонанкера и Норденшельда.
— На Кронштадт, — вставая, решительно ответил Норденшельд.
— На Кронштадт! — вторили ему оба флагмана. Глаза герцога засверкали:
— Да поможет нам Бог! Вперед! К тому же вот-вот подойдут к нам два новых линейных корабля и фрегат. Я получил благословление короля для похода на Кронштадт.
В первый день мая на палубу линейного корабля «Не тронь меня» на Большом Кронштадтском рейде ступил гардемарин Василий Головнин с товарищами. Сдернув шляпы, они приветствовали кормовой Андреевский флаг.
Вахтенный мичман, не скрывая добродушной усмешки, оглядел первогодков-гардемаринов, их нехитрые баулы.
— Сбирайте свою рухлядь и айда в отведенную вам каюту, матрос проводит. После того, без мешкоты, сюда, капитан вас поджидает.
Капитан Тревенен впервые видел русских гардемаринов. Цепким взглядом окинул всех троих. Неказистые, но один из них, темноглазый крепыш, видать, самый проворный.
— Кто из вас работал на парусе? — Тревенен за два с лишним года неплохо освоил русский лексикон. Трое юношей переглянулись. Ответил крепыш.
— Все мы, господин капитан. Токмо на шхуне нашей, корпусной.
— Вери гуд! — повеселел капитан. — Будете работать со шкотами [19] на гроте. На корабле большая нехватка матрос. — Капитан крикнул юнгу, велел позвать боцмана…
Летом в хорошую погоду Адмиралтейская игла, ангел на шпиле церкви Святых Петра и Павла запросто просматривались с марсов кораблей [20] на Кронштадтском рейде и с бастионов крепостных стен. Собственно кронштадтская эскадра и крепостные стены всегда, со времен Петра Великого, стояли на страже северной столицы, были ее первым и, увы, последним щитом. И в войну столица тревожилась.
Едва смолкла пушечная канонада на Ревельском рейде, в Санкт-Петербурге всполошились. Одной из первых взволновалась императрица, вызвала графа Ивана Чернышева:
— Расклад, Иван Григорьевич, для нас неладный. Эскадра герцога целехонька, да и в шхерах у них сотни гребных судов, то и дело наскакивают. Гляжу я, подбираются к Петербургу.
— В Кронштадте, ваше величество, я дал указание Пущину снарядить все корабли и крепость изготовить к обороне. Токмо эскадра у нас покуда без главного кумандира.
Екатерина слегка нахмурилась. Вице-президент уже не раз предлагал назначить командующим Кронштадтской эскадрой вице-адмирала Круза. Не любила она его за дерзость, но пришлось согласиться.
В тот же день Круз запросил у Чернышева распоряжения срочно прислать в Кронштадт матросов-денщиков из Петербурга. Больше того, вице-адмирал сам поехал по арестантским ротам и острогам, самолично отбирал матросов на корабли, приговаривая: «Неча хлеб государев задарма жевать, послужите-ка на корабликах, авось вам лихость зачтется…»
«Что же касается до моего поспешания к походу, — доносил он вице-президенту Адмиралтейств-коллегии Ивану Чернышеву, — то день и ночь привожу все споро в готовность, а по наступлении моем в путь, приложу старание найти неприятеля и не отпустить его целым».
И все же в Санкт-Петербурге поднялось сметение. Екатерина II то и дело теребила своего статс-секретаря Храповицкого:
— Как мыслишь, Александр Васильевич, что поделывает сей час Круз?
— Ваше величество, — успокаивал императрицу близкий приятель Круза, — адмирал Круз не сплошает, любого беса пересилит!
Неспокойно женское сердце. Вызвала императрица верного друга, графа Алексея Орлова:
— Возьми-ка, дружок, мою яхту, ступай в Кронштадт, проведай, да и проверь, все ли у Круза как надо. Ты-то его давненько знаешь, да и в морском деле смыслишь более моего.
А в Кронштадте стоял переполох, командиры кораблей сбились с ног. Береговые чиновники на многие требования отвечали отказом — нет, мол, никаких припасов, все отдали в Ревель.
— Так их растак, — вскипел Круз, выслушав капитанов, — моей властью приказываю, берите боцманов, матросов, сбивайте замки на цейхгаузах и магазинах, шарьте по закоулкам, а чиновникам расписки оставляйте.
В Кронштадте Орлову пожаловались интенданты, но граф отмахнулся, пошел на флагманский линкор «Чесма». По пути внимательно всматривался в корабли. «Паруса у всех на месте, такелаж обтянут, орудийные порты отворены».
Поблескивая на солнце, устрашающе выглядывали черные жерла орудий.
Круз доложил по форме, граф снисходительно похлопал адмирала по плечу. В свое время близко знались они в Архипелагской экспедиции.
— Ну што, вице-адмирал, придут шведы в Петербург? Круз недовольно закашлялся, вскинул руку.
— Шутить изволите, ваше сиятельство, тому не бывать. Токмо когда мои кораблики в щепу превратятся.
Орлов поежился, при дворе отвык от таких дерзостей. Усмехнулся про себя, промолчал. Приехал, доложил императрице:
— Почитай, матушка, без опаски. Круз по обыкновению строптив без меры и дерзок без удержу. Однако настроен воинственно и грозится шведов от Кронштадта отбить.
— Передай-ка графу Чернышеву немедля отписать в Ревель Чичагову, поспешать ему надобно со своей эскадрой до Кронштадта.
Накануне выхода в море Тревенена вызвали к флагману. Круз пояснял капитанам свои замыслы:
— Нынче мы у фарватера оставляем на случай один линейный корабль да фрегат, ветхие, вдруг шведы прорвутся. На северном, от Котлина, проходе, цепочкой путь перегородим старыми галерами да шнявами [21], затопим их. — Круз кивнул на развешенную карту. — Эскадрой завтра выходим в море. Ожидать станем неприятеля на позиции от Красной Горки до Биоркезунда. Для боя построиться в две линии. Впереди корабли линейные, за ними, в резерве, фрегаты. Сигналы смотреть зорко. Пушками репетовать.
Десять дней лавировала эскадра Круза северо-западнее Красной Горки. К югу, на горизонте, едва просматривались отвесные высокие склоны родного берега.
