Роже дю Гар - Жан Баруа
Неужели вся современная наука пришла в противоречие с религией?
Шерц (сердечно). Я слышал, вас связывают дружеские узы с неким весьма образованным священником, аббатом из Бюи...
Жан. О да!.. Это очень деятельный человек, настоящий святой; он никогда ни в чем серьезно не сомневался; а если бы даже с ним и приключилось нечто подобное, он справился бы с этим сразу благодаря своей энергии. (С недоброй усмешкой.) Он давал мне читать богословские книги...
Шерц. И что же?
Жан (пожимая плечами). Я нашел в них несостоятельные и многословные доводы; авторам они, должно быть, кажутся неуязвимыми, но если над ними хоть немного поразмыслить, они лопаются, как мыльные пузыри. Такие доводы убедительны лишь для тех, кто уже и так убежден. Мои слова возмущают вас?
Шерц. Нет, нисколько. Я вас очень хорошо понимаю.
Жан. Правда?
Шерц. Больше, чем вы думаете.
Жан делает удивленный жест; Шерц останавливает его.
Продолжайте, пожалуйста.
Жан. Так вот... Каждый раз, когда я размышляю в надежде укрепить свою веру или просто разобраться в своих чувствах, я убеждаюсь, что лишь наношу ей этим новый удар... Стараясь обосновать свою веру, только расшатываешь ее: я это по себе знаю. Все мои старания напрасны - она рушится...
Шерц (с живостью). Нет, нет.
Жан. О, уверяю вас, я сделаю все, чтобы избежать этого! (Потерянно, с тревогой.) Быть может, и в самом деле есть люди, которые обходятся без веры? Я не могу. Мне она необходима, необходима, как пища и сон. Без веры я походил бы... не знаю, как выразиться... на дерево с вырванными из почвы корнями, лишенное нужных ему соков! Во мне все бы разом угасло... Ах, это ужасно, друг мой, ведь я католик до мозга костей! Я понимаю это еще лучше с тех пор, как начал тяжкую борьбу с самим собою: все, о чем я думаю, все, чего желаю, все, что делаю, - подчинено глубоко католическому складу моей души, и его нельзя изменить; если я когда-нибудь утрачу веру, то лишусь опоры и запутаюсь в чудовищных противоречиях!
Шерц. Но ведь этот моральный кризис перемежается периодами облегчения? Бывают дни, когда вам еще удается приблизиться к богу?
Жан (в замешательстве). Не знаю, как сказать... В сущности, у меня нет чувства, будто я отдаляюсь от бога... даже когда я в нем сомневаюсь... (С улыбкой.) Мне очень трудно вам объяснить...
Аббат понимающе смотрит на него.
(Подумав.) В общем, весь этот мучительный вопрос сводится к одному: в католической религии все тесно связано: вера, догматы, мораль, молитвенный экстаз; все связано воедино...
Шерц делает отрицательный жест, которого Жан, не замечает...
И если отбросить что-нибудь, теряешь все!
Аббат встает и делает несколько шагов по комнате, заложив руки за спину.
Шерц. Ах, друг мой, какой трагический час в своей религиозной жизни переживают люди!
Останавливается перед Жаном и серьезно смотрит на него.
(Мерным голосом.) Итак, подведем итог: с одной стороны, ваш разум возмущается некоторыми положениями догматов и восстает против них; с другой стороны, ваше живучее, весьма живучее религиозное чувство познало, если можно так выразиться, бога и не может без него обойтись?
Жан. Совершенно верно. Не говоря о безотчетном страхе, преследующем меня с детства и, без сомнения, перешедшем ко мне по наследству: ужас охватывает меня при одной мысли, что я могу утратить веру.
Шерц. Да... Так вот, в свое время я испытывал почти то же.
Жан. Как? Когда?
Шерц. Когда окончил семинарию.
Жан (нетерпеливо). А теперь?
Шерц (показывая на свою сутану и улыбаясь). Как видите...
Предупреждает жестом вопрос Жана. (Неторопливо.) Разрешите мне рассказать о самом себе.
Жан смотрит на него с благодарной улыбкой.
Аббат удобнее устраивается в кресле; положив подбородок на скрещенные руки и прищурив глаза, смотрит вдаль.
До посвящения в сан я не слишком много занимался науками; но я всегда отличался любознательностью и, едва став священником, принялся учиться. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что тогда со мною произошло; это случается со многими. (В голосе его звучит уважение.) Научное мышление! К нему быстро приобщаешься, отдаешься ему со страстью, оно полностью поглощает тебя, преобразует твой разум. И когда затем оглядываешься на прошлое, все кажется иным: начинаешь присматриваться к давно знакомым явлениям: словно видишь их в первый раз, иначе говоря - начинаешь рассуждать... И с этого дня все кончено: уже не можешь не рассуждать! Разве не так? Вот что значит научное мышление!..
Жан. Да, больше не можешь не замечать...
Шерц (с улыбкой). Я этого не знал и решил, что можно повернуть вспять. Я оставил все свои книги и уехал в брюгенский монастырь. (Нерешительно.) Что-то вроде...
Жан. Затворничества?
Шерц. Да, затворничества. Пять месяцев, всю зиму я прожил там. Сначала я попытался было обратиться за советом к святым отцам, многие из них были весьма образованны. Но они ограничивались утверждениями, я же размышлял, и мы не могли понять друг друга. Кончалось тем, что они смеялись и неизменно говорили: "Для бога нет ничего невозможного". Ну что на это ответишь?
Помнится, один из них сказал мне: "Меня удивляет, как это с такими мыслями вы до сих пор не утратили веры..." Ах, сколько я над этим передумал! И в самом деле: вера моя не пострадала. Как и ваша, не правда ли? В душе я был убежден, во мне жила внутренняя уверенность, что ничто не изменилось. Я не испытывал ни малейших угрызений совести. Я чувствовал себя во власти чего-то такого, что было сильнее меня и, вместе с тем, чего-то возвышенного, достойного уважения...
Итак, что мне было делать? Я попытался пойти на компромисс.
Жан (качая головой). Опасный путь... Шерц. Перед лицом неопровержимых научных доводов мне пришлось признать, что борьба бесполезна. Но я не захотел пойти, как это делают некоторые образованные священники, на частичные уступки, - ведь это ничего не дает. Нет, надо было отступить, не теряя мужества, гордясь своей искренностью, сознавая в глубине души, что бог на твоей стороне. (Пауза.) Итак, я покинул Брюген, возвратился в Берн и принялся углубленно изучать эти вопросы, читая книги и размышляя над ними. (Весело.) Ах, друг мой, как не равны силы двух лагерей, противостоящих друг другу! С одной стороны, противники церкви - я говорю только об истинных ученых, имеющих свои труды, - с другой, наши защитники католицизма, которые только стенают да цепляются за устаревшие, никчемные доводы, а под конец угрожают анафемой! Кому же волей-неволей поверят люди? Позицию Рима нельзя принять; стоит лишь присмотреться к ней, чтобы убедиться в этом! Церковь нападает на современную науку, совершенно не считаясь с установленными фактами. Она даже не имеет элементарного понятия о научном методе; разве так можно вести борьбу? Именно потому, что церковь защищает все без исключения, она не в силах защитить главное. Мне понадобилось два года, чтобы убедиться в этом, но я ничуть не жалею: проведя эти годы в упорном труде, я навсегда обрел спокойствие духа.
Жан. Спокойствие духа...
Аббат наклоняется вперед, как бы требуя особого внимания.
Шерц. Друг мой, я пришел к следующему, весьма важному заключению: религиозное чувство состоит из двух отличных друг от друга элементов. Во-первых, религиозное чувство, так сказать, в чистом виде, своего рода духовный союз, заключенный с небом, и в то же время - это интимные, личные отношения, которые устанавливаются между душой верующего и богом. Так. Во-вторых, элемент, я бы сказал, догматический, включающий теоретические положения о природе божества и отношения - уже не интимные, а обрядовые между человеком и богом... Вы меня понимаете? Жан. Да.
Шерц. Так вот, для моего нынешнего религиозного чувства важен лишь один элемент, первый: духовный союз, заключаемый каждым из нас с богом.
Жан. Как можете вы говорить о "нынешнем религиозном чувстве"? Религия не подвержена моде!
Шерц. Ах, разве дело в словах? Если религия и не подвержена моде, то она зависит от нравственного развития человечества. Судите сами: разве в средние века люди, строго следуя буквальному смыслу догматов, не черпали в них огромной душевной поддержки? Сейчас этого уже нет, не правда ли? Возьмите католиков, тех, что живут по-настоящему глубокой внутренней жизнью: многие из них даже не знают важнейших основ религии; они не подозревают, что догматы у них на втором месте; да это и не имеет никакого значения.
Далее... Я утверждаю, что у вас, у меня, у многих наших современников первый элемент - религиозное чувство - остался неприкосновенным. Пошатнулась только догматическая вера. Здесь мы бессильны что-либо сделать: католическая религия, в таком виде, в каком она сохранилась доныне, неприемлема для большинства культурных людей и для всех людей, обладающих серьезными научными познаниями. Тот бог, которому нас призывают поклоняться, слишком мелок и незамысловат: верить в наши дни в олицетворенного бога, в бога монарха, в бога творца мира, в первородный грех и адские муки слишком уж наивно! Такую религию мы уже переросли! Она уже не отвечает, я бы сказал, нашему стремлению к совершенству.
