Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874—1883
– Не беспокойтесь, – он поднял две руки, мол, господин Путилин, понимаю, что девица будет более откровенна с Вами наедине, – и осторожно прикрыл за собою дверь.
– Так, значит, тебя зовут Варварой?
– Да, – едва промолвила она, еще больше выступили на щеках пунцовые пятна.
– Садись, – Иван Дмитриевич указал на один из стульев, стоявших у рабочего стола, – как говорит народная мудрость, в ногах правды нет.
– Благодарствую, но мне сподручнее стоять.
– Может быть, – сам Путилин присел на хозяйский стул, – но разговор наш не радостный, так что присаживайся.
Поправив юбку, Варвара присела.
– Скажи, когда Афанасия Петровича видела в последний раз?
– Так в день пропажи, – краска так и не сходила с лица, которое она не смела поднять от смущения, сцепила пальцы рук так, что побелели костяшки, выдавая признаки волнения.
– К Афанасию Петровичу приходили гости?
– Я не видала.
– Хорошо, к нему кто—нибудь приходил?
Она пожала плечами.
– Каким человеком был господин Комаров?
– Не знаю, – ее глаза были устремлены в пол, – что Вы хотите знать?
– В каких ты была с ним отношениях?
– Вы уже знаете? – она впервые взглянула удивленным взором в глаза Путилину.
– Нет, но догадываюсь.
– Он боялся огласки наших отношений, ведь он чиновник богоугодного заведения и сам требовал наказаний для провинившихся, а здесь, – она умолкла.
– Я понимаю, но мне хотелось бы знать правду, иначе мне трудно заниматься розысками Афанасия Петровича.
– Афанасий – хороший человек, ласковый, никогда не был со мною груб, ни разу не повысил на меня голос. Только мы стояли на разных ступеньках, он был образованнее и умнее меня, а я… – она отвернулась и смахнула со щеки слезу, – найдите его, прошу Вас, найдите.
– Постараюсь, но помоги мне. Когда ты видела Афанасия Петровича?
– Я была в ту ночь у него.
– А утром?
– Он, как обычно, выпил чаю и пошел на службу.
– Никто не приходил в его отсутствие?
– Нет, я занимаюсь уборкой и готовлю ужин к его приходу.
– Не мог кто—то тайно побывать здесь?
– Я бы заметила. Афанасий аккуратный человек и все разложено по своим местах, мне приходиться только вытирать пыль и заниматься стиркой грязных вещей.
– Хорошо, – пальцами потеребил волосы на виске, – он рассказывал что—нибудь о родственниках, знакомых?
– К сожалению, ему не нравилось вспоминать о родных и меня сложилось впечатление, что он лишился отца и матери в детстве, воспитывался в чужой семье.
– От чего складывалось такое впечатление?
– Так у него всегда тускнел взгляд, и он старался уйти от вопросов о детстве.
– Ты знаешь, где он хранил документы, письма?
– Вот в этом бюро, – она указала на стоящий в углу предмет мебели, ключ всегда носил с собою на цепочке.
– Я тебя больше не держу.
Варвара поднялась и пошла к выходу, остановилась, словно хотела что—то сказать, но передумала и двинулась дальше.
– Я надеюсь, что сия девица смогла пролить хотя бы толику света на исчезновение Афанасия Петровича? – спросил Иван Егорович, войдя в кабинет после ухода Варвары.
– Да как Вам сказать, – произнёс начальник сыска, – не то, чтобы дело стало яснее, но и тумана не прибавилось, – он поднялся со стула и остановился у бюро, вопросительно посмотрел на владельца дома, то понял взгляд Путилина и повернулся к нему спиною.
– Мне не хотелось терять такого постояльца, – хозяин делал вид, что смотрит в окно, а сам украдкой косил глазом на сыскного начальника, доставшего из кармана связку то ли ключей, то ли каких—то железных загогулин. Одно движение и первый ящик открыт.
– Трудно сказать, – Иван Дмитриевич перебирал бумаги, – но я все– таки надеюсь на счастливый исход данного дела.
Писем было немного и большинство не с лестными словами в адрес секретаря консистории, препятствующего бракоразводным делам. Два письма были от бывших священнослужителей, лишившихся сана по требованию господина Комарова. И ни одной бумаги касательно родных.
Третий ящик удивил и внес некоторое замешательство в голову начальника сыска: там лежали два паспорта на разные фамилии, но что интересно с одним и тем же местом рождения – город Нижнеудинск Иркутской губернии. Иван Дмитриевич просто застыл мраморной статуей, мыслей не было, только напряженный взгляд остановился на паспортах. Там же лежала пачка банковских билетов в крупных купюрах.
Остальные ящики больше ничем не смогли удивить, как и все остальное в кабинете.
Гостиная оправдывала свое название, в ней не было ничего лишнего, ни одной вещи, которая бросалась бы в глаза своей несуразностью и которая была бы здесь лишней.
– Прошу прощения, – Путилин обратился к владельцу дома, – за то, что Вас задержал, но хочется докопаться до истины.
– Я понимаю, поэтому рад помочь.
– Разрешите откланяться, – наклонил голову, – служба.
– Да, да, если еще чем—нибудь могу помочь, то милости прошу. Мои двери всегда для Вас открыты.
– Благодарю, при случае непременно воспользуюсь Вашим приглашением и Вас милости прошу по надобности.
Жуков со списками в руках томился в ожидании прихода начальника, то и дело пробегая глазами по маленьким буковкам написанным каллиграфическим почерком.
– Доброе утро, Иван Дмитрич, – произнёс Миша, указывая не листы бумаги, – а я рассматриваю полученные списки и ничего толком не могу придумать.
Путилин вместо приветствия кивнул и указал: заходи. В кабинете присел за стол, откинувшись на спинку кресла, потом достал из кармана забранное на квартире Комарова и протянул помощнику, тот взял.
– Паспорта? – удивленно сказал он.
– Да, паспорта, – устало сказал Иван Дмитриевич, – спроси—ка лучше, где я, старый дурак, их взял?
– И где? – Михаил стал как будто меньше, вчитываясь в написанное.
– Вчерашним днем я опрашивал дворника у дома исчезнувшего и не соизволил побывать на квартире, побежал по следу и упустил – сетовал Путилин, – допустить такую непростительную оплошность. Заниматься розысками и… – он махнул рукой и прикрыл ею свое лицо, словно стыдясь непростительного деяния.
Потом сбросил с себя маску страдальца.
– Что со списком помощника секретаря?
– Он составил две бумаги – уволенные чиновники, – он положил перед Путилиным первый список, в котором было десятка три фамилий, – а это, – он поверх первого положил второй, – бракоразводные дела, которые он задерживал.
– Ты прочел паспорта?
– Да.
– Ничего не примечаешь в них?
– Однако из далеких краев прибыли господа.
– Или один с чужими документами?
– С этим невозможно не согласится. Думаю, что трудно будет проверить.
– Трудно или нет. Ты этим займись без промедления. Мне кажется, там начинается история пропажи. Нашему пропавшему тридцать четыре года. Отправь депешу канцелярию иркутского обер—полицмейстера: не было ли у них лет пятнадцать– двадцать громких дел в губернии.
– Займусь
– Потом проверь по духовному ведомству: откуда взялся сей господин, где получил образование, где и на каких должностях пребывал до занятия столь высокого места, ведь не шутка, таким назначением ведает Святейший Синод. Ведь канцелярия консистории состоит под начальством секретаря, который, заведуя всеми столами, фактически пользуется большим влиянием, чем каждый член присутствия в отдельности.
– Верно, Иван Дмитрич, этому способствует и то, что секретарь утверждается в должности по предложению обер—прокурора.
– Правильно мыслишь, господин Жуков, – на лице начальника сыскной полиции появилась улыбка. – Тогда за дело, а я пока помыслю над принесенными тобой списками.
О непростительной оплошности больше не вспоминалось, Иван Дмитриевич еще будучи младшим помощником квартального надзирателя на Толкучем рынке для себя решил, что ошибки неизбежны в любом деле и казниться из—за них – терять нить расследования и совершать новые, которые в конечном итоге могут привести к непоправимому. Путилин с интересом просматривал список бракоразводных дел, ему казалось, что там сокрыта тайна пропажи. Уволенные его интересовали в меньшей степени, среди чиновников духовного ведомства, конечно же, как и вовсе заведениях империи, встречались недостойные люди, но чтобы они сподобились на совершение преступления и с таким хладнокровием, было сомнительно.
Иван Дмитриевич карандашом подчеркнул две заинтересовавшие его фамилии. в одном из бракоразводных процессов участвовала дама из Иркутской губернии, вторая можно сказать привлекла внимание по наитию. Начальник сыска еще раз осмотрел паспорта, оказавшиеся по всем приметам подлинными. Смущало место рождения и некоторые обстоятельства: ежели господин Комаров не тот человек, за которого он себя выдает, то отчего же он не прихватил с собою столь важные документы? И деньги? При начале новой жизни они столь необходимы? Не будешь же обустраиваться на новом месте с фамилией, которая известна полиции? И деньги? Может быть у пропавшего секретаря была вторая квартира? Но все твердят, что он ежедневно отправлялся на службу из той, что я посетил? Одни загадки.
