Михаил Волконский - Мальтийская цепь
Энцио с утра отпросился на берег, под предлогом поглазеть на праздник.
Явившись в город, он в первой попавшейся лавчонке взял себе напрокат белый костюм пьеро и длинноносую маску и, нарядившись в этот костюм, так что узнать его не было возможности, направился снова к Спиаджии ди Киайя, куда обыкновенно приставали все моряки. Он знал, что и сегодня Литта, по обыкновению, причалит к берегу; и сегодня можно будет под прикрытием проследить, куда это ходит он и кто держит молодого графа в Неаполе.
Энцио сел в тени раскидистого дерева на берегу, чтобы издали следить за приближением шлюпки с «Пелегрино».
Литта действительно не заставил себя долго ждать. Энцио сейчас же узнал небольшую шлюпку командира, спины двух налегавших на весла гребцов и самого Литту, задумчиво сидевшего на руле. Граф, разумеется, не был замаскирован. На нем было его обыкновенное одеяние рыцаря с белым крестом.
Шлюпка причалила к берегу. Литта легко выпрыгнул из нее и скорыми, свободными шагами, напевая себе под нос и почему-то улыбаясь, пошел в город.
Энцио выждал некоторое время и направился за ним.
Они скоро вошли в гудевшую толпу, но Энцио не отвечал на шутки и задиранья масок, сейчас же начавших приставать к пьеро, и внимательно следил за пробиравшимся пред ним сквозь толпу Литтою.
Граф шел, видимо, привычною, давно знакомою дорогою и не глядел по сторонам. На Толедской улице, несмотря на то что здесь толпа была теснее, он ускорил шаг. Энцио следовал за ним по пятам.
Вдруг небольшая толпа масок загородила Литте дорогу. Маски отличались своими костюмами от остальных, и по этим костюмам можно было догадаться, что они принадлежат к высшему обществу.
Один из этой толпы, в фантастическом костюме турка, прямо остановился пред Литтою и, видимо, стараясь изменить свой природный голос на густой бас, проговорил:
– Граф Джулио Литта, остановись, ибо мы знаем, куда ты идешь.
– Синьоры Скавронской дома нет, – добавил кто-то сзади.
Энцио насторожил уши.
– Напрасно обивать пороги русского палаццо, когда у нас и своих красавиц довольно, – заметил со смехом еще один голос из толпы.
– Граф Джулио Литта, вылечи меня – у меня оспа! – пробасил снова турок.
Литта сразу догадался, с кем имеет дело. Очевидно, это были те самые молодые люди, которые давно воображали себя достойными внимания русской синьоры и теперь, под прикрытием маски, желали почему-то сделать ему дебош. Он видел уже и понимал настроение этих господ, так и ждавших теперь случая пристать к нему, и старался лишь угадать, кто бы это мог быть.
И вдруг ему показалось, что Мельцони должен быть непременно среди них. Он скрестил руки на груди и, подняв голову, проговорил:
– Немудрено, что вы узнаете меня с непокрытым лицом; но если вы искали случая оскорбить меня, то, по крайней мере, откройте и свое лицо, чтобы я мог видеть, с кем имею дело. Синьор Мельцони, я вам говорю это, – добавил вдруг Литта, ни к кому, впрочем, не обращаясь особенно из толпы, которая остановила его.
Рука турка слегка дрогнула. По тому возбуждению, которым была охвачена эта толпа, и по тому, как вдруг вспыхнул Литта, Энцио не мог не заметить, что дело тут выходило гораздо серьезнее обыкновенного столкновения масок во время карнавала.
– Тут нет синьора Мельцони, – проговорили опять сзади, но движение руки турка не ускользнуло от Литты.
– Синьор Мельцони, если вы скрываетесь, то вы – трус, – проговорил он ему.
Турок двинулся слегка вперед.
– Что? – запальчиво проговорил он, выдавая себя теперь и своим движением, и голосом.
Кругом заметили, что шутка начинает принимать размеры, переходящие границы благоразумия, и сейчас же заговорили в примирительном духе.
– Ну что это! Ну полноте! Ведь никто же не хотел оскорбить вас, граф, – раздался из-под одной маски успокоительный голос дюка ди Мирамаре. – Ну что же вы?..
Мельцони снял маску и сказал Литте:
– Если вы считаете себя оскорбленным, то я к вашим услугам, когда угодно.
Граф холодно поклонился.
– Да полноте же, господа! – проговорил опять ди Мирамаре, но Литта спокойно раздвинул толпу и, сказав Мельцони, что об условиях пришлет переговорить с ним своих секундантов, направился к палаццо русского посланника.
Толпа замаскированных молодых людей осталась как бы в недоумении. Они вовсе не ожидали, что выйдет такая история. Они просто, случайно встретив Литту почти у самого дворца Скавронского, хотели пошутить, посмеяться, вовсе не думая, что заденут слишком за живое графа и что тот сделает вызов.
Один только Мельцони, казалось, был очень доволен всем случившимся и нисколько не сожалел, что все так вышло.
Впрочем, дуэль и для него, и для остальных молодых людей была слишком обыкновенным эпизодом, чтобы чересчур волноваться из-за нее; но все-таки в данном случае нельзя было не сознаться, что почти не было никакой видимой причины для поединка. Правда, многие знали, что Мельцони всегда охотно заговаривает о красивой русской синьоре и много раз искал даже случая познакомиться с нею, хотя безуспешно, и что, с тех пор как Литта стал бывать у Скавронских, он начал относиться к графу с недружелюбною завистью. А этого было слишком достаточно, чтобы малейшее столкновение перешло в открытую вражду… И ввиду этой, понятной теперь всем, скрытой причины никто не пытался заводить речь о примирении.
Энцио слышал все от слова до слова и понял, из-за кого состоится дуэль. Он видел также, куда теперь отправился Литта.
Мельцони как ни в чем не бывало надел свою маску и, стараясь казаться особенно оживленным, чтобы показать, что только что случившееся маленькое происшествие отнюдь не должно смущать его спутников или нарушать общее веселье, пригласил их идти вперед, указав на какую-то маску, ласково поглядывавшую на них.
Энцио пошел за ними.
В конце Толедской улицы он ближе протерся к молодым людям и незаметно для других тронул за руку Мельцони. Тот невольно обернулся.
– Синьор, – шепотом проговорил Энцио, стараясь изменить свой голос, – на два слова.
Мельцони удивленно посмотрел на этого большого белого пьеро в носастой маске, остановившего его довольно бесцеремонно, и спросил:
– Что тебе нужно?
– На два слова, синьор… вы не будете раскаиваться в том, что поговорите со мною, – и, шепнув затем: – «Паперть Сан-Дженарро – я буду ждать», – Энцио, боясь быть замеченным остальными молодыми людьми, смешался с толпою…
Этот таинственный шепот носастого пьеро заинтересовал Мельцони. Не разбирая и не силясь разгадать, кто бы это мог быть – посланный ли по какому-нибудь любовному приключению, или мазурик, рассчитывавший завлечь его в западню (в Неаполе это бывало не в редкость), или же просто шутник, пожелавший заставить его прогуляться понапрасну до собора Сан-Дженарро, – он, сказав остальным, что встретится с ними в их обычном казино, отправился-таки на паперть Сан-Дженарро.
Там ждал его Энцио, одетый по-прежнему в свой костюм и замаскированный.
– Ну, говори!.. Только скорее, мне некогда, – сказал ему Мельцони. – В чем дело?
– Одна секунда, синьор, все очень просто… У синьора будет поединок.
Мельцони поморщился. Ему неприятно было, что этот человек из толпы, вероятно, видел его столкновение с Литтою.
– Синьор, конечно, очень ненавидит графа Литту, – продолжал между тем Энцио.
– Почему ты это знаешь и что тебе за дело? – перебил его Мельцони.
– О, синьора русская очень хороша собою!
Энцио видел, как блеснули при этих его словах глаза Мельцони под маскою.
– Ну так что ж тебе нужно? – снова спросил тот, помолчав.
– Того же, что и вам: я был бы очень рад, если бы граф Литта… – и Энцио щелкнул языком и мотнул головою.
– Ну и желаю тебе удачи! – произнес Мельцони.
– Черт возьми, синьор, у вас под чалмою есть же голова и в ней мозги – пошевелите ими, – повторил Энцио старую итальянскую поговорку. – Дело в том, что граф Литта отлично дерется на шпагах… Против его удара никто не устоит…
Мельцони слушал теперь не перебивая.
– Я бы желал сообщить синьору средство, – продолжал Энцио, – верное средство… как оградиться «навсегда» от этого удара графа Литты.
– Та-ак! – протянул Мельцони. – Ну, теперь я знаю, зачем ты меня позвал… Это, брат, старая штука…
И, решив, что имеет дело с ловким проходимцем, случайно присутствовавшим в толпе при сделанном Литтою вызове и желающим получить теперь несколько золотых за сообщение какого-нибудь вздорного талисмана или магического слова, Мельцони повернулся и хотел спуститься с паперти.
Энцио схватил его за рукав и торопливым шепотом заговорил над самым его ухом:
– Синьор, синьор, мне не надо денег, мне никаких денег не надо… Что вы, клянусь вам Мадонной… вы только выслушайте меня… пусть святая Лучия будет свидетельницей.
Мельцони остановился.
– Слушайте, синьор, – зашептал опять Энцио, – вы мне только сообщите час, когда будет ваша дуэль, – мы после условимся как, – и графу Литте будут даны хорошие капли; эти капли не смертельны, но они произведут хорошее действие. Как только кровь его разгорячится борьбою, так они подействуют – он ослабнет… Вы только ждите этой минуты и все старание употребите на защиту, а как только увидите его слабость – делайте выпад. А чтобы удар был верный и достаточно было малейшей царапины – для вашей шпаги мы достанем несколько капель настоящего индийского кураре… Вы, конечно, знаете силу этого яда? Нет?
