Анри Труайя - Марья Карповна
– Друзья мои, я просто не могла оставаться в постели, зная, что вы пируете тут, внизу, в моей столовой. Ваше присутствие в доме исцелило меня! Ну, а теперь, коли так, хочу объявить вам о грядущем великом событии!
Глаза ее искрились лукавством. Неужели эта женщина совсем еще недавно лежала чуть живая, бессильно откинувшись на подушки? Марья Карповна выдержала паузу, чтобы насладиться нескрываемым любопытством собравшихся, затем медовым голосом произнесла:
– Мой сын Лев Иванович вскоре обвенчается с Агафьей Павловной!
Алексей посмотрел на младшего брата, взгляд его светился иронией. Бедный, совершенно ошеломленный услышанным Левушка, по губам которого гуляла глупая улыбка, кивком подтвердил: да, это так. Оскорбленная отказом старшего сына, Марья Карповна решила отыграться на младшем. В самом деле, зачем она прикладывает столько стараний, заставляя Алексея жениться на Агафьюшке? Какая разница, кто на ней женится, он или Лев? Для Алексея-то ответ был ясен: разницы никакой! Пусть женится любой из них, лишь бы она получила невестку, полностью соответствующую ее требованиям, во всем ей уступающую, а не какую-то там неизвестно откуда взявшуюся незнакомку с непредсказуемым характером и чрезмерными запросами. Какой смысл расширять границы семьи, если под рукой можно найти то, что нужно? Агафья, стоявшая теперь рядом с барыней, стыдливо потупила глаза и стала нервно теребить носовой платочек узловатыми пальцами с коротко остриженными ногтями. Со всех сторон раздались поздравления. Алексей приблизился к брату и похлопал его по плечу:
– Как ты, должно быть, счастлив, старина!
– О-о-очень счастлив… – протянул Левушка, и в глазах его сверкнула ненависть. Бесполезная, беспомощная…
Алексей поклонился Агафье Павловне, пожелал ей всевозможных удач на новом поприще и поздравил матушку с успешным осуществлением ее замечательного плана. Марья Карповна приняла поздравление с нежной, но отвечающей значимости события улыбкой. Казалось, она забыла о разногласиях, отдаливших от нее старшего сына.
– И когда же сыграете свадьбу? – поинтересовался Сметанов.
– Зачем же торопиться с этим? – ответила вопросом на вопрос Марья Карповна. – Сначала нужно обустроить гнездышко для моих дорогих деток, и у меня уже есть кое-какие соображения на этот счет…
Повернувшись к Алексею, она добавила:
– Разумеется, ты останешься с нами до женитьбы брата, сынок?
– При условии, если событие не заставит ждать себя слишком долго, – сказал Алексей. – Не забудьте, маменька, я ведь чиновник…
– Полно, дружок! Не думай об этом! Напишу в высокие инстанции и все улажу сама. Думаю, венчание можно будет назначить на Крестовоздвижение! Пойдемте, друзья мои…
Вся компания дружно отправилась вслед за хозяйкой в гостиную. Марья Карповна сама сняла со стены самую старинную из всех икон, какие были в доме, и подняла ее над головами опустившихся перед нею на колени Левушки и Агафьи Павловны. Все время, пока матушка благословляла новоявленных жениха и невесту, Агафья судорожно всхлипывала, склонив голову на грудь – того и гляди, разрыдается, вон плечи как трясутся. Наконец помолвленные встали и взялись за руки. Марья Карповна повелела им поцеловаться. Они послушались, но выполнили указание весьма неловко. Левушка всего лишь слегка коснулся губами лба Агафьи, причем старший брат успел заметить гримасу отвращения, исказившую в этот момент его лицо, но все-таки присоединился к аплодисментам присутствующих. Марья Карповна распорядилась подать шампанское. Лакей принес крымское игристое. Хозяйка скривилась и потребовала французского. Все выпили, чокаясь с новопомолвленной парочкой, которая, казалось, только и ждала момента, когда можно будет скрыться от проявлений общей радости.
Затем по просьбе всех собравшихся Агафья села к роялю и принялась с удивительной ловкостью выколачивать из клавиш полонез Шопена. Стоя рядом с пианисткой, Левушка изо всех сил старался изобразить из себя если не влюбленного, то хотя бы человека, которого вдохновляет перспектива создания семейного очага с этой женщиной. Сметанов предложил спеть хором русские народные песни. Все тут же затянули «Вни-и-из по ма-а-атушке-е-е, по Волге, по Во-о-о-олге…» Левушка, старательно выговаривая каждое слово и заложив руки за спину, пристально смотрел на мать. Марья Карповна наградила его за послушание ласковой улыбкой и сама вступила в хор мелодичным контральто. Все знали толк в пении, вскоре хор зазвучал стройно и красиво. Слуги, столпившиеся в проеме открытой двери, выражали восторг тем, как хозяева умеют развлекаться, покачивая головами и перешептываясь.
От вида всех этих счастливых лиц у Алексея появилось ощущение, что он участвует в каком-то жалком фарсе. Не может ведь на самом деле такого быть, чтобы никто, никто из присутствующих не понимал, до чего абсурден этот брак! Наверное, все они притворяются, будто рады такой помолвке, и аплодируют женитьбе кролика на лягушке просто ради смеха. Потому и веселятся. Всё – как в старой русской сказке про Бабу Ягу, которая делает с людьми что заблагорассудится… Не случайно же затеявшая эту противоестественную женитьбу Марья Карповна – царица торжества… Ах, как Алексею хочется взять да и сбежать из этого царства лжи, как хочется! Но ему, старшему сыну в семье, не положено давать сигнал к окончанию праздника. Тот, кто соглашается принять покровительство, дает покровителю власть над собой… Гнев матушки вспыхнет снова, и она снова выпустит коготки…
Агафья играла все громче, теперь она солировала в трио: ее поддерживали двое слуг, один с гармошкой, другой с балалайкой. Марья Карповна мигнула, и, вдохновленные поддержкой барыни, еще четверо слуг парами пустились в пляс. Ритм народного танца оказался поистине бешеным. Гости не устояли, один за другим стали присоединяться к неистовым танцорам. Даже Марья Карповна – и та поднялась с кресла, зажала в руке платочек, плавно заскользила по паркету с величественной лебединой грацией, легко перебирая ногами и неподвижно неся гордые плечи… Сметанов чертом вился вокруг нее с самым что ни на есть вызывающим и игривым выражением лица. Время от времени он по-мужицки дробно притопывал каблуками. Потом все образовали хоровод и в такт музыке захлопали в ладоши. А когда запыхавшаяся Марья Карповна, смеясь, упала обратно в кресло, Сметанов встал перед нею на одно колено и расцеловал ей кончики пальцев.
Вечеринка закончилась поздно ночью. Марья Карповна казалась неутомимой. Она дважды удерживала собравшихся было уходить гостей, но в конце концов они уже всерьез запросили разрешения отправиться по домам. Все вышли на крыльцо. В черной ночи светились только фонарики экипажей, зажженные кучерами. Смутно видные силуэты проносились в косых лучах света. То здесь, то там внезапно вспыхивали отблески – в лошадином глазу, в металлическом украшении на упряжи, на складке кожаного верха коляски, на ручке кнута, на цепочке удил… Отчалили под общий хохот. Когда последний экипаж, позвякивая бубенчиками, удалился, Марья Карповна оперлась на руку старшего сына и сказала ему:
– Теперь ты видишь, мой дорогой, что, имея чуть-чуть здравого смысла, все можно легко уладить!
V
Непреодолимая сила влекла Алексея на задворки большого дома, туда, где располагались службы и спальные помещения для дворовых людей – для мужчин и для женщин отдельно. Его тянуло туда с самого приезда, но всякий раз он запрещал себе поддаваться искушению. А вот сегодня ноги сами понесли его в этом направлении, и он не стал сопротивляться…
Там, в глубине сада, в стороне от домов для дворни, за изгородью стояла отдельная изба: обиталище Марфы, бывшей няньки господских детей. Теперь они стали взрослыми, ей уже не нужно было никого воспитывать, и у старушки не стало других обязанностей, кроме как выращивать на своем клочке земли лекарственные травы. О ней говорили, что она немножко ворожит, но подобные занятия вовсе не мешали ей усердно посещать церковь. Даже отец Капитон не решался упрекнуть эту свою прихожанку за то, что она лечит больных заговорами. Марфа много раз совершала паломничество по святым местам и из каждого паломничества возвращалась со святынями, которые потом бережно хранила в сундучке: тут были пузырьки со святой водой, лоскутки чудотворных риз, волоски святых чудотворцев…
В детстве – даже тогда, когда Марфа уже перестала нянчить его, – Алеша любил пробираться в ее логово, где пахло сухими грибами, мочеными яблоками, гвоздикой и заплесневелым хлебом. Этот аромат до сих пор царил здесь: он почувствовал знакомый запах, едва ступив на порог избы. Марфа, сидя за столом, толкла в ступке травы. Увидев молодого барина, она улыбнулась, и от этой улыбки морщинки разбежались по всему лицу старушки. Она с трудом встала, пошатнулась: для слабых щиколоток грузное, укутанное в тряпье тело было чересчур тяжелым – и, опираясь на воспитанника, поцеловала его в левое плечо.
