Элисон Уэйр - Брачная игра
Елизавета стояла на коленях возле алтаря, продолжая удивляться покою, снизошедшему на нее. Показалось, что рядом молится кто-то незримый, даруя ей свою любовь, радость и приятие. Конечно, это было лишь плодом воображения, в чем Елизавета пыталась себя уверить, возвращаясь обратно в свои покои. И все же в сердце оставалась глубокая уверенность, что Бог ответил на ее молитвы, а кем-то незримым была ее мать, принесшая исцеление и покой измученной душе своей дочери.
1559
Январь ознаменовался коронацией Елизаветы в Вестминстерском аббатстве. Накануне она явила себя народу, проехав по запруженным лондонским улицам. Казалось, в Лондоне собралась вся Англия. Люди теснили друг друга, вытягивали шеи, чтобы получше разглядеть проезжавшую королеву. Все дома были празднично украшены шпалерами, флажками, разноцветными лоскутами и гирляндами из еловых ветвей. Звонили колокола всех лондонских церквей; едва ли не с каждого перекрестка доносилась музыка, а народу не убавлялось. Лорд Роберт тщательно продумал и великолепно устроил всю церемонию, превратив проезд королевы в захватывающий спектакль под открытым небом. Елизавета радовалась ничуть не меньше простолюдинов. Особенно ее тронуло живописное панно, на котором в полный рост были изображены ее родители – король Генрих Восьмой и королева Анна. Глядя на холст, Елизавета не могла удержаться от слез, особенно когда кто-то в толпе выкрикнул: «Помните старину Генриха Восьмого? Глядите, он вернулся к нам в облике своей дочери!» Елизавета не уставала благодарить горожан за теплый прием.
– Я буду такой, какой и надлежит быть королеве, – доброй и заботливой к своим подданным, – обещала она, чувствуя ответные волны народной любви.
День коронации выдался снежным. Елизавета шла к аббатству, накинув плотный шелковый плащ с горностаевым подбоем. Она не стала тратиться на новый наряд для коронации, а надела платье Марии, в котором та короновалась пять лет назад. Сотни свечей освещали лица тех, кто удостоился чести быть приглашенным на церемонию. Пламя играло гранями драгоценных камней, отражалось на королевских регалиях и вспыхивало золотом на бесценных шпалерах ее отца, скопированных с полотен великого Рафаэля. Когда епископы представили Елизавету ее подданным, зал буквально затопили приветственные крики, заглушив гудящий орган и звонкие голоса труб. Стены старинного аббатства едва выдерживали эту лавину звуков. Ритуал избрания, ритуал принесения клятв, ритуал помазания. Затем Елизавету усадили в старинное коронационное кресло, а над ее головой подняли корону. В тот момент, когда корона увенчала ее голову, новая королева думала о своих родителях, переживая неописуемое ликование. Отныне она законная королева, и Бог вверил в ее руки управление Англией. Она долго и упорно боролась за эту корону, и теперь никому не удастся лишить ее королевской власти.
Через десять дней Елизавета открыла свое первое заседание парламента, восседая на золотых подушках и под балдахином с королевским гербом. Но не успела она снять с себя торжественные одеяния и предоставить обеим палатам заняться обсуждением насущных дел, как в Уайтхолл явился спикер парламента и депутация от палаты общин, прося аудиенции у ее королевского величества.
Елизавета неохотно вышла в приемную. Стены и резные колонны были покрыты листовым золотом, а черно-белые мраморные плиты пола устилали роскошные и весьма дорогие турецкие ковры. Великолепию зала королева противопоставила скромность своего облика, явившись в простом платье девственно-белого цвета. Но стоило ей воссесть на трон, и в ней увидели богиню. Неудивительно, что и спикер, и депутация палаты общин благоговейно опустились на колени.
– Сэр Томас Гаргрейв, – произнесла Елизавета, показывая свою готовность выслушать спикера.
Так будет всегда. Она искренне любила народ, но хорошо понимала разницу между народом и палатой общин.
– Ваше величество, мы явились с петицией от палаты общин, – заговорил заметно волнующийся спикер. Прежде чем продолжить, он проглотил слюну. – Мы полагаем, что для вашего блага и для блага вашего королевства вам стоило бы выйти замуж, дабы супруг освободил вас от тягот, посильных лишь для мужских плеч.
Елизавета вспыхнула, но промолчала. Краешком глаза она заметила среди придворных Роберта Дадли. Он внимательно смотрел на нее. Неподалеку стоял Сесил, который хмурился и кивал. Раздражение Елизаветы только возросло.
Словно не замечая недовольства королевы, сэр Томас продолжал движение по опасному пути:
– Правители смертны, но королевство живет веками. Если ваше величество не выйдет замуж, оставаясь, так сказать, целомудренной весталкой, это будет противоречить общественным интересам.
Елизавета заставляла себя держаться в рамках приличий, хотя от утверждений спикера, что королевские обязанности по плечу лишь мужчинам, ее лицо раскраснелось. Ее так и подмывало спуститься с трона и надрать этому Гаргрейву уши.
– Вы подняли один из самых неприятных для меня вопросов, – сказала она. – И в то же время меня радует искренняя забота моих верных парламентариев о моем благе и благе всего народа.
Она снова посмотрела в сторону Дадли и Сесила. Оба с жадностью слушали.
– Я решила оставаться незамужней, хотя весьма достойные принцы добивались и будут добиваться моей руки. Однако у меня уже есть супруг, и его имя – английское королевство.
Елизавета простерла руку, на пальце которой сверкало коронационное кольцо, и пылающим взглядом обвела зал:
– Всех, кто здесь присутствует… всех без исключения англичан я считаю своими детьми и родственниками. Сэры, я буду действовать так, как укажет мне Бог. Я никогда не стремилась к замужеству, однако я не стану полностью исключать такой возможности. Обещаю вам: наше королевство не останется без наследника. Что же касается меня, возможно, я удовлетворюсь тем, что на моем мраморном надгробии напишут: эта королева жила и правила в такое-то время, оставаясь девственницей, и девственницей умерла.
Произнеся эти слова, Елизавета кивнула коленопреклоненным посланникам палаты общин, сошла с трона и покинула зал, лишив спикера возможности что-либо ответить. Сесил, внимательно наблюдавший за королевой, в каждом ее порывистом движении видел едва сдерживаемый гнев. Он должен был последовать за ней и, не обращая внимания на ее раздраженное состояние, еще раз напомнить об опасностях, которые подстерегают незамужнюю королеву. Избранный ею курс иначе как безумием не назовешь!
Елизавету Сесил догнал в галерее, ведущей в ее личные покои:
– Ваше величество… ваше величество, позвольте вас на пару слов.
Королева направлялась в пустовавший зал, где обычно собирался ее Тайный совет.
– Чего тебе, Уильям?
Взгляд у нее был настороженный. Она знала, о чем он собрался говорить.
– Ваше величество, если вы не выйдете замуж, то не сможете родить наследников и передать одному из них трон.
– Уильям, неужели ты не понимаешь простых вещей? Если я выйду замуж и рожу детей, любой из моих сыновей без труда найдет себе сторонников и составит заговор, чтобы меня свергнуть. Я ведь просто женщина. Разве кто-то решится его порицать?
Сердитые глаза буравили Сесила, которому, казалось, нечего возразить. Однако доводы у государственного секретаря все-таки нашлись.
– Ваше величество, я прошу вас задуматься вот о чем. Если вы не родите детей, кто станет вашим преемником? Нынешний парламент полон решимости упрочить в Англии протестантизм. Вы и без меня знаете, что все ваши потенциальные преемники – католики.
Елизавета посмотрела на него сердито, однако Сесил был прав. Взять ту же Марию Стюарт, уже называющую себя королевой Англии. Ее поддерживает могущественная Франция, хотя по английским законам Мария считается иностранкой и претендовать на английский престол не может. Правда, французы в подобные тонкости английского престолонаследия не вникают. Мысленно (ни в коем случае не вслух) Елизавета склонялась к мнению, что куда более удачной претенденткой была Кэтрин Грей, но та всегда вызывала у нее досаду. Сейчас Кэтрин вовсю заигрывала с Испанией, надеясь, что король Филипп надавит на Елизавету и заставит новую королеву назвать ее своей преемницей.
Словно читая мысли Елизаветы, Сесил спросил:
– Неужели вы хотите, чтобы вашей преемницей стала леди Кэтрин Грей?
– Ни в коем случае! – резко ответила Елизавета. – Эта Кэтрин не более чем прелестный цветок, клонящийся туда, куда дует ветер. Ни мозгов, ни принципов.
– Ваше величество, я придерживаюсь такого же мнения. Хотя бы в этом наши взгляды совпадают. Я не перестаю молить Бога, чтобы Он послал вам мужа, а затем и сына, – сказал Сесил, делая страдальческое лицо.
– Чтобы Англия снова оказалась под властью короля? – взорвалась Елизавета. – Уильям, я же вижу тебя насквозь. Ты, как и большинство мужчин, считаешь, что женщине… не пристало править государством. Это якобы несвойственное ей занятие. Ты хочешь, чтобы меня на законных основаниях заперли в детской, а муж правил бы от моего имени. В очередной раз повторяю: ни за что!
