Август Шеноа - Сокровище ювелира
Самыми же лютыми недругами города были ближайшие соседи: епископ и капитул. То была такая злая сила, что словами о ней и не расскажешь. Доходило до того, что горожане и епископ громогласно желали друг другу доброго утра из пушек! Бывало и так, что загребский епископ приказывал подстеречь городского судью и нотариуса в купальнях на реке и избить их смертным боем. Прославленный, вообще говоря, епископ и бан Бериславич устраивал засады и грабил загребских торговцев так, что сам король писал, что своими поступками он подобен скорей разбойнику, чем епископу. А преподобный капитул не раз предавал анафеме весь город и клялся, что в течение трех веков не посвятит в священники ни одного загребского жителя, а частенько случалось и так, что во время королевской ярмарки капитул среди бела дня отнимал у городских кметов по целому стаду волов. Поэтому голая полоска земли между городской и капитульской стеной нередко орошалась кровью, а немецким аркебузерам и испанским драгунам было не так легко разнять бесновавшихся соседей. Короче говоря, жили по-соседски и дрались по-соседски!
А епископу и капитулу подражали и прочие вельможи, и их люди. Медведградские кастеляны, с давних пор известные как безбожники, злодеи и враги Загреба, нападали на городских кметов и гричанских молодок, точно волки на ягнят. Господа Хенинги, владетели Суседграда, случалось, догола раздевали загребских купцов, направлявшихся на ярмарку в Птуй. Зриновичи заваливали золотые и серебряные прииски на Загребской горе и жгли амбары в Буковце. Владельцы Буковины, Алапичи, как истые разбойники подстерегли однажды у св. Клары городских старейшин, приплывших на лодке половить рыбу, облили их горячей смолой, смертельно ранили судью и отняли, вопреки всякой справедливости, у горожан улов и лодку. А за поместья Храще и Петровину Загреб вел тяжбу с наместником королевства Славонии со времен Шимуна Люксембургского[31] вплоть до царствования Рудольфа II Габсбурга.[32]
Потому-то тяжб было очень много. Да что проку! Небо высоко, король далеко; в ту пору сабля да кистень заменяли суд и закон!
Вот почему гричанам издавна приходилось пускать в ход кулаки и, так сказать, клин клином вышибать! Несмотря на простоту, загребчане не зевали и всячески старались оградить себя от зла. В первую голову они заботливо укрепляли город, затем ловко пользовались междоусобицами знати, поддерживая противников своих врагов, и наконец всеми правдами и неправдами старались овладеть важнейшими пунктами, лежащими вокруг Загреба, благодаря которым их крепость могла стать еще крепче.
Толстые каменные стены, высокие башни, большие чугунные пушки, глубокие рвы, окружавшие Загреб, являлись защитой не столько от турецких набегов, сколько от вельмож. Под прикрытием этой твердыни городской люд время от времени пускал кровь непрошеным гостям. Однако в шестнадцатом веке гричская крепость подверглась жестокому испытанию. Епископ Шиме Эрдеди и заполяйицы крушили загребские стены крупными ядрами за то, что загребцы через архидьякона Петара Кипаха били челом императору Фердинанду и даже приняли к себе гостем генерала Дон Педро Лазаря де Кастильо с его испанскими полками. Потому-то городские башни и покосились, а в стенах кое-где зияли бреши. А дабы верные гричане мало-мальски пришли в себя и могли привести в порядок свои стены и башни, его королевская милость подарил им местные подати загребской Тридесетницы. Городские власти весьма добросовестно взымали эти подати, однако незаметно было, чтобы стены заделывали. По крайней мере, король Максимилиан II уже в 1573 году писал Виду Халеку, генералу Словинской Крайны, прямо по-хорватски, что, по его разумению, «город Загреб в словинском государстве и его крепость в плохом состоянии, а именно – две башни и стена совсем оголены, во многих местах у стен нет ступенек, чтобы можно было быстро взобраться и вовремя дать неприятелю отпор. А горожане после смерти Ленковича никаких счетов не представляли». Посему король через генерала им заявляет, «что нисколько на них не гневается» и дабы упомянутый Халек «упомянутым горожанам сообщил, если они хотят доказать свою верность, пусть во избежание королевского гнева представят требуемые счета, дабы нам убедиться, правильно ли израсходованы деньги и воздвигнуты ли стены».
Кто знает, опасение ли разгневать короля принудило поначалу старейшин города представить счета и починить стены и башни или что иное, известно только, что городской судья много раз посылал в Вараждин Халеку по десять кварт вина. Но в конце концов их и самих допекло, страх перед войсками Губца заставил их не покладая рук тесать камни, чинить стены, копать рвы согласно, разумеется, стратегическим соображениям городских старейшин, ибо «мужичью» Губца тайком помогал медведградский господар Степко Грегорианец, ставший заклятым врагом загребчан назло Фране Тахи Суседградскому, другу гричских горожан. Страх, как бы крестьянский король не сжег Загреба, и привел к укреплению городских стен.
Великая тяжба породила смертельную вражду Грегорианца к могучему Тахи, бывшему подбану, и жителям Грича. Суседградом владели Тахи и Хенинги, однако жадный и бесчеловечный Тахи, будучи подбаном, всячески старался вытеснить Хенингов; злая эта затея чуть было ему не удалась, но в это время юнак и богач Степко Грегорианец женился на Марте Хенинговой, и Тахи пришлось отказаться от своего дьявольского замысла. С этого дня ненавистный враг из Суседграда начал бессовестно возводить поклепы на Грегорианцев и на саборе, и в королевском дворце, и среди хорватских магнатов, рассчитывая уничтожить эту сильную семью, один из членов которой, Павел, прославился как загребский епископ и составитель законов, а другой – Амброз, отец Степко, – как хорватский подбан, богач и герой, которому, однако, пришлось из-за жестокой распри с баном Бакачем отречься от подбанства. Суседградский властелин, кровно ненавидя Грегорианцев, открыто восстал против них; опираясь на силу своего авторитета, не жалея денег, он с редкой находчивостью пользовался каждым удобным случаем, чтобы доставить Грегорианцам неприятность и привлечь на свою сторону любого дворянина.
Вскоре представился удобный случай. Старый Амброз заключил с Петаром Эрдеди и Николой Зринским договор, по которому два рода обменивались частью своих поместий. Грегорианец отдавал Бакачам свою крепость Раковац с семью прилегающими к ней селами, а взамен получал Кралев брод, переправу на Саве, и Медведград с прилегающими к нему селами Кралевец, Ботинец, Новаке, Худи-Битек и другими.
Тахи тут же затеял от имени своей жены Елены Зринской тяжбу за Медведград. Но тщетно. Король Фердинанд в 1561 году подтвердил размен, и в следующем году, в день св. Катерины, Мато Рашкай, именитый судья загребской жупании, ввел литерата Амброза Грегорианца во владение Медведградом.
Но Тахи и тут не успокоился. Он обратился к своим друзьям и недругам Хенингов – загребчанам. И не просчитался.
Испокон веку дальновидные горожане заботились об укреплении города и его владениях, испокон веку стремились расширить свои земли вокруг старого Грича и тем усилить Загребскую крепость, дабы успешнее отбиваться от могущественных феодалов.
А в первую очередь хищные взгляды жадных загребчан были обращены к соколиному гнезду – неприступному Медведграду, к важнейшей переправе через Саву, Кралеву броду, и прилегающим к Загребу богатым медведградским хуторам. Из всех бед, ниспосланных королевскому городу за все века его существования, самыми лютыми были бешеные набеги медведградских властителей и кастелянов. С трепетом рассказывали матери своим детям о злодеяниях «черной королевы» и ее любовника немца Вилима Штама.
Вот почему загребчане прежде всего думали о том, как бы завладеть крепкими медведградскими башнями, и если не силой, так хоть судом. Тяжба – кто знает, по какому поводу, – была начата еще при Матяше Корвине, друге загребчан, но он не имел влияния в королевской Хорватии; тяжбу за Медведград загребчане возобновили во время правления короля Владислава[33] и бана Ивана Эрнушта и снова во времена Петара Бериславича.[34] Тщетно! Развратный маркграф Георг Бранденбургский выиграл на суде тяжбу у гричанских граждан. Однако, когда во владение Медведградом вступил Амброз, – а он после смерти Фердинанда был не в милости при цесарском дворе, – Тахи рассчитывал прижать врага к стене и начал уговаривать загребчан добиваться своего старого права, уверяя, что при дворе и в королевском суде у него немало влиятельных друзей, которые по его просьбе склонят судей на сторону загребчан.
И в самом деле! Уже в 1571 году, в воскресенье на Epiphaniae,[35] городской судья, кузнец Иван Блажкевич, предъявил иск банам Джюро Драшковичу и Фране Франкопану на Медведград, а после смерти старого Амброза загребчане еще ожесточеннее принялись атаковать его сына Степко. Старый Тахи, едва живой от страшных болей, разъяренный восстанием, вызванным его же жестокостью, и бессильный подавить его, ненавидимый всеми, поднялся, чтобы, где наветами, где подношениями, уничтожить род Грегорианцев и вырвать из их рук с помощью суда богатое поместье в пользу друзей загребчан.
