Маргарет Йорк - Поместье Даунтон. Начало
И все же не думать о предстоящей встрече (возможной встрече!) с Робертом Кроули не получалось.
– Вот и хорошо! – решила Кора. – Поставлю его на место, в домашнем кругу это будет сделать проще. И вообще, пора домой.
С утра зарядил мелкий, противный дождик, даже не дождь, а сплошная серая морось, от которой таким же серым становилось все вокруг. Ехать кататься невозможно, смотреть в окно тоже, оставалось мысленно репетировать пререкания с Робертом Кроули.
В жизни редко случается, как планируешь.
«Ко времени обеда морось прекратилась, но сам обед не состоялся!
Услышав взволнованный голос матери внизу, Кора поспешила узнать, в чем дело.
– Ах, боже мой! Как я сочувствую молодому графу Грэнтэму!
Заметив дочь, миссис Левинсон возопила теперь уже в ее сторону:
– Кора, леди Маргарет прислала извинения, обед не состоится.
Кора едва сдержалась, чтобы не заметить ехидно: не потерял ли конь Роберта Кроули подкову, не укусила ли его самого бешеная собака… Хорошо, что прикусила язычок, потому что новость, сообщенная матерью следом, к едким шуткам никак не располагала:
– Умер граф Грэнтэм, брат леди Маргарет.
Умер отец Роберта!
– Как?! Когда?!
– Этой ночью в Даунтоне. Это все, что я знаю. Нужно послать им наши соболезнования.
«Леди Маргарет и остальным сейчас не до соболезнований», – подумала Кора. А еще подумалось, что действительно пора домой…
Эта же мысль засела и в голове миссис Левинсон, она вдруг вспомнила, что ее собственный супруг давным-давно один в Нью-Йорке, пока она с дочерью разъезжает по Европе. Ну, конечно, не один, мистер Левинсон себе в плотских и эстетических удовольствиях не отказывал, занимаясь меценатством по отношению к… симпатичным актрисам. Вместе с мистером Джеромом они практически содержали по несколько певиц и актрис.
Миссис Левинсон относилась к данной проблеме философски, полагая, что лучше точно знать, с кем муж проводит время, будучи твердо уверенной, что ради женитьбы на этой сопернице Левинсон с супругой не разведется. Актрисам можно дарить бриллианты и лошадей, помогать делать карьеру, оплачивая туры, приемы и роскошные туалеты, лошадей и даже любовников, но не жениться. Светские акулы куда опасней, эти способны заставить развестись, а развод означал не только потерю положения, но и сильное урезание в средствах. Нет уж, пусть остается как есть. Если у супруга хватает средств на актрис помимо удовлетворения любых дорогостоящих прихотей жены, пусть себе увлекается. Условия два: во-первых, делать все в рамках приличий, во-вторых, никаких незаконнорожденных детей!
Мистер Левинсон условия выполнял, а потому миссис Левинсон могла не волноваться.
Она и не волновалась… Ни в Италии, ни во Франции, ни дома, а вот в Лондоне вдруг поняла некую истину: высший свет очень капризен и не прощает малейшей тени на репутации. Как бы человек ни грешил, он должен делать это так, чтобы никто не мог обвинить. Возможно все, но за закрытой дверью.
Это результат всепроникающей викторианской морали, очень строгой и даже ханжеской. Не будучи в состоянии выполнять множество требований и соблюдать запреты, люди научились иному – скрывать нарушения. Лишь бы внешне все оставалось пристойно. Родственник, совершивший недостойный с точки зрения викторианской морали поступок или ведущий недостойную жизнь, бросает тень на всю фамилию.
Поведение мистера Левинсона для Лондона было бы совершенно недопустимо, и нет никакой гарантии, что его образ жизни не скажется на отношении к его дочери.
Миссис Левинсон вдруг показалось, что она разгадала тайну нелюбви лондонского света к американцам и к ней лично. Завидуют! Конечно, они просто завидуют ее финансовой и личной свободе. Кто еще из леди может позволить себе уехать на полгода за океан, чтобы отдохнуть от мужа? Кто из этих чопорных индюшек может телеграфировать мужу с требованием оплатить пачки тысячных счетов или купить дом в Париже просто потому, что там нужно где-то останавливаться во время примерок у Ворта? Конечно, у Чарльза Ворта каждой состоятельной заказчице соответствует нанятая манекенщица с подходящей фигурой, но Париж хорош и без примерок…
Миссис Левинсон стало скучно, она осознала, что, даже выдав замуж свою Кору, не станет частью лондонского высшего света. Если честно, и становиться расхотелось. Кора права: пора домой!
Леди Шелтон изумилась принятому решению, не поверив патетической тираде Марты Левинсон о тоске по брошенному (ради дочери!) мужу. Но недоверие кузины, как и мнение скучного лондонского света, мало волновали миссис Левинсон, тем более она привыкла исполнять любые свои желания. Можно не сомневаться, что, если бы посреди плавания в Америку миссис Левинсон вдруг передумала, капитану пришлось пересаживать ее на идущий в Европу корабль.
Только так и надо жить, иначе зачем жить вообще?! – девиз миссис Левинсон был прост и незыблем.
Два билета на ближайший рейс, на котором имелись каюты класса люкс, оказались приобретены в тот же день, а мистеру Левинсону отправлена телеграмма с заверениями в сердечной тоске и скуке местного общества. Телеграмма не нашла мистера Левинсона в Ньюпорте, где заканчивалась отделка их шикарного особняка, и в роскошном отеле для любителей скачек его тоже не было, хотя отель принадлежал самому Левинсону. Просто меценат повез очередную протеже в Лос-Анджелес, чтобы показать тихоокеанское побережье, которому прочил большое будущее. А если мистер Левинсон что-то кому-то или чему-то прочил, он вкладывал в это огромные деньги, и результат не заставлял себя ждать.
Так было со строительством своего оперного театра в Нью-Йорке, когда директор прежнего опрометчиво отказал Вандербильту, Джерому и Левинсону в отдельных ложах. Обиженные ценители прекрасного скинулись, привлекли себе подобных и выстроили огромное здание Метрополитен-оперы. Теперь уже там считали за честь купить ложу самые сливки нью-йоркского общества.
Миссис Левинсон могла бы, конечно, подождать, когда супруг пришлет за ними собственную океанскую яхту, которая ненамного уступала самой большой яхте Вандербильтов, но если Марта Левинсон что-то задумала, ждать, когда судно пересечет океан, она не могла. Можно бы просто купить себе корабль или на худой конец яхту в Европе, но миссис Левинсон рассудила, что это долго и хлопотно, потому выбор был сделан в пользу обычного средства преодоления океанских просторов – каюты класса люкс на соответствующем лайнере.
– Потерпим, дорогая, – со слезами на глазах обратилась Марта к дочери. Коре было все равно, она согласилась потерпеть, опасаясь только одного – чтобы корабль не пошел ко дну под грузом их багажа. Но оказалось, предусмотрительная Марта отправила багаж давным-давно.
– Я не намеревалась вечно развлекать эту скучную лондонскую публику!
Конечно, главной причиной было неприятие лондонской публикой самой миссис Левинсон, но догадываться об этом не стоило. И снова Коре было все равно, она вдруг осознала, что очень соскучилась по Нью-Йорку, дому на Пятой авеню, по Ньюпорту, лошадям, даже вредному братцу, с которым вечно спорила. И по стряпне их кухарки чернокожей Нэнси соскучилась. Никто не умеет так вкусно готовить, как Нэнси, обученная лучшими французскими поварами. До зуда в ладонях захотелось взять в руки ракетку и сыграть в теннис с Хьюго Невилом, молодым, влюбленным в нее напарником отца.
Да что там, просто хотелось домой!
Теперь замечание Роберта Кроули, ставшего графом Грэнтэмом, и ее обида казались мелкими и недостойными даже упоминания. Конечно, ему стоило следить за своими словами, но ей не следовало обращать на этого сноба внимания.
Лондон не принял их, и они не приняли Лондон.
В тот день, когда состоялось погребение лорда Александра Кроули, шестого графа Грэнтэма, миссис Марта Левинсон и ее дочь мисс Кора Левинсон поднялись на палубу «Сити оф Берлин», чтобы пересечь Атлантику по пути домой в Нью-Йорк.
«Что ж, каждому свое», – вздохнула Кора Левинсон, глядя на тающие в тумане берега Англии, хотя что-то подсказывало ей, что она еще вернется, и не просто вернется, но станет своей в этом мире сдержанных снобов и тотальных правил приличия.
Глава 2
После похорон прошло достаточно времени, те, кто приезжал, чтобы отдать последние почести лорду Кроули, отбыли в Лондон или в свои поместья, жизнь потихоньку возвращалась в привычное русло. В Даунтоне осталась только леди Розамунд, старшая дочь леди Вайолет. Она срочно вернулась из Европы и обещала пожить рядом с матерью пару месяцев. Роберт был рад, что сестра взяла на себя заботу о леди Вайолет потому, что не знал, как утешать мать, вернее, не знал, как это делать, не выдав страшной тайны.
Такой потерянной леди Вайолет не видели никогда. Она двигалась, что-то говорила, даже изображала на лице улыбку, но улыбка получалась вымученной, и все понимали, что рядом присутствует только тень графини Грэнтэм, но не она сама. Это было настолько необычно, что окружающие поневоле притихли.
