Нина Дашевская - Скрипка неизвестного мастера
Потом брал скрипку и играл просто-просто, как будто разговаривал. А Кешка вспоминал, как услышал этого Сашку впервые. Тогда, когда свалился с этой дурацкой трубы…
А Михаил Соломоныч говорил:
— Ну, знаешь, это даже на что-то похоже…
— Дослужился, наконец, — улыбался Сашка Волков.
… Потом Михаил Соломоныч говорил про него Кешке:
— Вот человек — дарования исключительного! — и добавлял не очень понятно: — всю шелуху бы с него снять, и будет чистой воды… Только ведь оболтус, каких свет не видывал! Второй Петька на мою седую голову…
Кешка шёл с урока и вспоминал про Сашку Волкова. Потому что сегодня и он «дослужился» тоже, получил своё «начинает быть на что-то похоже»… Именно так, «начинает быть», он запомнил специально! Значит, всё не зря, значит — получается!! Выходит, не зря он бегает здесь, между гаражами и старыми сараями, чтобы не нарваться со скрипичным футляром на знакомых… Он ещё всем покажет! Не хуже Тигра сможет…
Вдруг перед ним неожиданно выросли три мрачные фигуры. Кешка попытался обойти их, но они стояли стеной. У Кешки сразу как-то ослабли ноги, и в животе как будто всё сжалось в острый неудобный комок. И только сейчас понял, какая это глупость — бегать с драгоценной скрипкой по тёмным дворам!
— Это что у тебя — музыка? Давай, сбацай нам чё-нидь, — сказал один, длинный.
Кешка помотал головой и молча вцепился в скрипку.
Тогда они, хохоча и дыша сигаретным дымом в лицо, потащили его куда-то.
— А то у нас шеф образованный, музыку любит, — сказал всё тот же длинный, и вся компания радостно загоготала.
«Во влип, — лихорадочно думал Кешка. — Идиот! Тайны ему захотелось, видите ли, книжек начитался… Ходил бы по дороге, как все люди — всё равно темно, никто бы не заметил… Что же теперь делать? Делать-то что?!»
На отшибе стоял старый проржавевший гараж — Кешку втолкнули в него и захлопнули дверь.
Внутри воняло чем-то горелым. Тускло горела лампочка; в углу сооружено что-то вроде столика из ящиков и железного листа.
За столом сидел «шеф» — лохматый парень в тёмных очках, чуть постарше Кешки. «Зачем ему очки в такой-то темноте?» — подумал Кешка. Он заметил на столике раскрытую вверх переплётом книжку. Успел прочесть на обложке — «А. и Б. Стругацкие».
Кешку сразу как-то отпустило — кажется, нормальный парень, договорятся.
«Шеф» провернул голову и сказал хриплым голосом:
— А ну брысь отсюда! Давайте, давайте, придурки!
Троицу как ветром сдуло. Кешка поёжился.
«Щеф» снял очки и посмотрел на него одним глазом. Другой, как всегда — в сторону. Герцель!
— Ну, здорово, Иннокентий. Извини, напугали тебя мои гоблины. Они — не смотри, не то что прям бандиты. Им просто это… интеллекта не хватает. Не обращай внимания.
Кешка, наконец, выдохнул и сел на какой-то ящик. Спросил:
— А ты как здесь?
— Да уж так вышло. Да, за Шурупа тебе спасибо, молодец!
— Да это не я… Ну, не только я…
— Мне сказали — ты, — твёрдо сказал Герцель. — Ты начал. Молодец, чего. Так и надо было. Не то, что я, придурок.
— Ты что — на самом деле его двинул?!
— Ещё как! До крови! — Герцель улыбнулся, и Кешке стало не по себе. — Он, скотина такая, про отца моего начал… Что, вроде как, он учит там голландцев, а здесь — родной сын такой. Дебил дебилом. Я потом папе в Амстердам звонил. Ну, и он говорит, правильно я ему вмазал. Они, прикинь, с папой вообще давно знакомы. Работали вместе в университете. Ну, в нашем. А потом папу выгнали оттуда ни за что. Вообще. И он уехал в Голландию. Небось, этот Шуруп и постарался, чтобы выгнали!
Ух ты! Выходит — Лёвкин отец действительно профессор математики?! Значит — правильно Лёвка двинул этого Шурупа. Если бы про Кешкиного папу кто-то что-то ляпнул бы, Кешка бы тоже ему заехал. Молодец, Герцель!
— И как ты, Лёвка, в этой новой школе?
— Ух, даже и не спрашивай. Так это…Сначала вообще. Они меня сразу знаешь, как приняли? Головой в мусорку…
— Как это? — поразился Кешка. — Неужели так бывает?! А дальше — что?!
— Ну, я сразу «включил психа» — стал орать, руками молоть по ком попало… Ну, знаешь — я умею это… Впечатление произвести, ха! Ну, отстали, конечно — испугались. И я, ну, как бы один был — меня никто не трогает, и я никого. Ну, это сначала.
— А потом? — Кешка с ужасом думал, что вот, он живёт себе своей спокойной благополучной жизнью, а тут рядом — такое!
— А потом заступился за одного длинного… На свою голову. Ну, ты его видел — редкостный имбецил; но, знаешь, у него сестрёнка маленькая — он за ней ухаживает так… В общем, его бить хотели. Ну, чего — я влез зачем-то, пожалел. Он и стал за мной ходить. Как собачка, жалко даже! Там у них такая компания была — ужас, просто колония по ним плачет! И, понимаешь — либо я с ними, либо против них… Я решил — не с ними. Ну, как бы — война. А тут друзья этого Длинного вдруг ко мне переметнулись, и я сам не понял, как так вышло. Видишь — гараж тут обнаружился, это Крохиного дяди. Кроха — это тот, второй — он сразу тоже за мной стал ходить. Видишь, шефом меня зовут… Ты их не бойся, они никому ничего не сделают. Так, пугают просто. Думают, если их боятся — значит, сильные они. Неандартальцы прямо. Тебя-то ведь не сильно испугали?
— Да нет, Лёвка — я на самом деле ужас как испугался!
И неожиданно для самого себя Кешка взял и выложил Герцелю всё. Про скрипку, про дедушку, про Таниного отца. И что ему нужно, обязательно нужно научиться играть на этой самой скрипке!
Только про Таню Соловьёву Кешка особенно распространяться не стал. Таня как Таня, и говорить нечего.
Почему Герц, который неплохо учился в школе и больше всего на свете любил книжки, связался с этой компанией — Кешка так до конца и не понял. Только почему-то казалось, что не зря он тогда боялся Герцеля — всё-таки он действительно немного псих. И ведь что бы он ни говорил — видно же, что ему нравится играть в этакого мафиози. Тоже начитался, наверное…
Зато теперь Кешке нечего бояться, здесь его никто не тронет.
Странно — почему Тигру, самому лучшему в мире человеку, нельзя рассказать про скрипку, а вот этому непонятному Герцелю — так легко? И почему такой чужой и неправильный Лёвка Герц всё понял?
* * *… А в конце учебного года Михаил Соломонович всё-таки похвалил Кешку. Сказал:
— Ну, ты даёшь! Никак не ожидал — герой!
Но это было не за скрипку. Это Кешка выиграл городскую олимпиаду по математике.
IX. Уточки
А летом Кешка совершил небольшой подвиг. Тихий такой подвиг, но всё же гордиться было чем.
На каникулах он поехал к тёте Ане. Она жила за городом, в дачном посёлке. Место называлось смешным словом «Уточки». Там и лес, и речка, а главное — полная, сумасшедшая свобода! Тётя Аня целыми днями пропадала на работе. А когда приходила домой — начинались шахматы, шашки, карты, морской бой — не было такой игры, в которую тётя Аня не умела бы играть. И почти всегда выигрывала. И никогда не поддавалась — что Кешка, маленький, что ли? И разговоры, разговоры — бесконечные, чуть не до утра, обо всём на свете! Никогда не загоняла его спать. Кешке даже иногда неловко становилось — он-то утром дрыхнет, а ей на работу… В общем, лучшую компанию Кешка с трудом мог себе представить.
— Чем заниматься-то будешь в этих Уточках, умрёшь ведь с тоски! — недоверчиво спрашивал папа.
— Я… А я буду испанский учить! — неожиданно придумал Кешка.
— Прямо-таки испанский? Ну-ну, чем это вызван такой интерес к языку Сервантеса? — усмехнулся папа. Но учебниками и кассетами для занятий Кешку на всякий случай снабдил.
В субботу папа отвёз Кешку в Уточки. От дома недалеко, всего тридцать километров. Это если на машине.
А в понедельник, как только тётя Аня умчалась на работу, Кешка оседлал её велосипед и поехал обратно, домой. За скрипкой.
Поначалу было страшновато ехать вот так, прямо по шоссе. Но машины проезжали не так уж и часто, а огромные пыльные грузовики Кешка старался пережидать на обочине. Потом привык, и даже не притормаживал — прижимался ближе к кювету, и всё.
Удивительно, как легко он доехал до города. Даже был разочарован немного — хотелось подвига, а вышло так просто, обычно.
Дома не удержался, слопал котлету прямо из холодильника — вряд ли мама их считает, не заметит. Вообще старался ничего не трогать — не оставлять следов. Как разведчик! Повалялся немного на любимом диване ногами кверху. Подумал, прихватить ли с собой томик Бредбери, которого он забыл. Но папа, кажется, знает, что книжка осталась дома. Он, в общем, давно уже раскусил, что Кешка таскает книжки с его полки. Лучше пусть сам потом привезёт.
Кешка вздохнул, поставил Бредбери на место. Устроил скрипку на спину (заранее приспособил к футляру ремни), осторожно закрыл за собой дверь. Оседлал велосипед и отправился в обратный путь.
