Джеймс Джонс - Отныне и вовек
— Но вы несколько другой случай, — заметил Хомс. — Когда вам объяснили, вы сами захотели прислушаться к голосу разума.
— Именно так. И мы сегодня должны выдвигать людей, которые способны усвоить эту теорию применительно к нашей профессии. А очень скоро их понадобится еще больше. И перед ними открываются совершенно безграничные возможности.
— Звание меня не волнует, — сказал Хомс. Он говорил это и раньше, он помнил, но сейчас это была правда, он говорил искренне. — Меня волнует только, как найти по-настоящему прочную почву, крепкий фундамент, который мыслящий человек мог бы взять за основу, как найти железную логику, которая не подведет. Дайте мне это, а звание пусть катится к черту.
— Точно так же рассуждал и я. — Слейтер еле заметно улыбнулся. — Знаете, человек вашего типа мне бы пригодился. Бог свидетель, у меня в штабе достаточно идиотов. Мне нужен хотя бы один толковый работник. Вы бы хотели перевестись в бригаду и работать у меня?
— Если вы действительно считаете, что я справлюсь. — Хомс скромно потупился. Интересно, что на это скажет Карен? Ха! Будь ее воля, он бы никогда не попал ни на один из этих мальчишников. И что бы тогда его ждало? Он представил себе, какая рожа будет у Джейка Делберта.
— Что значит, если справитесь? Ерунда! Короче, если хотите, считайте, что я вас взял. Я займусь этим завтра же. Понимаете, — продолжал Слейтер, — вся эта история с вашим Пруитом важна лишь в том плане, в каком она касается вас лично. Боксерская команда и даже ваш престиж тут ни при чем. Суть в другом — для вас это лишь разбег, проверка и воспитание характера.
— Мне это раньше не приходило в голову.
— Я думаю, пока вы не развяжетесь с этой историей, вам не стоит переводиться. В ваших же собственных интересах, понимаете? А когда развяжетесь и переведетесь, то сможете послать весь этот дурацкий бокс к чертовой матери. Мы найдем вашей энергии более достойное применение.
— Да, наверно, так и надо. — Хомс не был уверен, что ему хочется рвать с боксом.
— Что ж, — Слейтер улыбнулся и встал. — Я, пожалуй, еще выпью. Думаю, мы с вами наговорились. Теряем драгоценное время, а? Пойду-ка поищу этих дурех.
Он шагнул к столу за сифоном, и от философа не осталось и следа, как будто нажали кнопку и часть его мыслительной системы отключилась.
Капитан Хомс был поражен, а потом даже испугался. Забыть все это было не так-то легко. Ведь перед ним только что возник образ некоей новой силы, которая создаст новый, совершенно иной мир, мир, наделенный реальным смыслом, опирающимся на логику, а не примитивным смыслом проповедей моралистов. И этот смысл пробьет себе дорогу не в теории, а на практике, потому что его опора — реальная сила. Сила удивительно гуманная, обладающая великими потенциальными возможностями творить великое добро и поднять человечество на новые вершины, несмотря на свойственные людям тупое упрямство и инертность. Сила, трагичная в своей гуманности, потому что ее никогда не поймут массы, желающие только заниматься блудом и набивать себе животы. Сила, которую оправдает лишь суд истории, потому что судьбы великих людей и великих идей всегда трагичны. У него все свело внутри от забытого со времен детства непреодолимого желания беспричинно заорать во все горло. Как мог Слейтер с такой легкостью нажать кнопку и все это отсечь?
А потом он внезапно понял, что сомневается — вот те на! Только что услышал и уже сомневается. И он испугался еще больше. Остается ли логика логикой, если в ней можно усомниться?
Слейтер знает все это давно, он к этому привык, и понятно, что он может себя отключать. А тебе это в новинку, вот и все. И в тебе еще жива старая привычка сомневаться. Вот и все. Интересно, а Слейтер хоть немного сомневался, когда услышал об этом в первый раз? Конечно, сомневался, ответил он себе. Но почему-то сам в это не поверил. А что, если Слейтер с самого начала не сомневался? Что тогда? Он даже подумал, не спросить ли Слейтера, сомневался тот или нет, но сердце у него предостерегающе екнуло, и не просто от страха — от ужаса, что такой вопрос сразу выдаст его недоверие.
Он сомневается не в логике, вдруг понял он, он сомневается в себе. Он сомневается в своей способности перестать сомневаться. Может быть, Слейтер в нем ошибся?
Но если Слейтер не прав, значит, логика Слейтера уязвима, ведь так? Капитан Хомс почувствовал, как к нему снова возвращается знакомое ощущение разверзающейся бездны, почувствовал, как земля снова уходит у него из-под ног.
Что было бы, если бы его жена не отказалась приготовить ужин и не ушла на свидание к своему богатому любовнику?
Что было бы, если бы Джейк Делберт предупредил заранее, что вечером с ними будет генерал, и у него хватило бы времени испугаться?
Что было бы, если бы Сэм Слейтер не подпустил Джейку шпильку?
Капитан Хомс с неожиданной ясностью понял, что в этом случае он был бы сейчас другим человеком и все бы у него сложилось совершенно иначе. И когда Слейтер протянул ему стакан с новой порцией виски, рука капитана задрожала.
— Пошли. — Слейтер улыбнулся. — Они все тут рядом, в той комнате.
— Да, да. Конечно. — И Хомс пошел за ним, всем сердцем надеясь, что Слейтер ничего не заметил. Будет ли Слейтер помнить все это и завтра? Неужели потрясший устои мира разговор на самом деле потряс лишь какого-то никому не известного капитана Хомса? И почему земля под ногами никак не хочет замереть, почему она так и норовит куда-то ускользнуть?
Он смотрел на людей в комнате: на развалившегося поперек кровати подполковника со стаканом в руке, на женщину, пьющую с ним, на двух майоров, на штаб-сержанта Джеферсона, обходящего компанию с новым подносом, на Слейтера, с ухмылкой выбирающего себе женщину, на женщину, которую выбрал он сам. Он не знал их; он никого из них не знал и чувствовал сейчас то же, что чувствует человек, который высунулся из окна небоскреба и скользит взглядом вниз вдоль постепенно сходящей на нет, исчезающей из виду стены, туда, где красивые игрушечные машинки жужжат и ползают по улице, как жучки, и надо скорее втянуть голову обратно. Или прыгнуть.
Нет, Хомс, остановись. Ты знаешь эту дорогу, она ведет в тупик, она привела тебя сюда. Главное — верить. Ты должен верить. У тебя должна быть вера. Это и есть ответ. Единственный.
И потому он смотрел на Слейтера и верил. Он смотрел на резвящегося Сэма Слейтера из Шебойгана, как женщина с испугом и все еще с надеждой смотрит на лежащего рядом мужчину, которому она позволила соблазнить себя, которому отдала свою чистоту, а он повернулся на бок и захрапел. Он понимал, что за всем этим должна стоять какая-то логика. Не может же все это быть только прихотью случая.
Завтра он купит в гарнизонном магазине тот новый миксер, о котором она говорила, и, когда она придет домой, миксер будет стоять на кухонном столе. Она увидит его, как только откроет дверь. И тогда она поймет.
Он поднялся на ноги, лишь слегка пошатнувшись, и пошел за толстой китаянкой в дальнюю комнату.
23
А человек, о спасении души которого так тревожились все вокруг, был в эту минуту совершенно спокоен и, подымаясь по лестнице отеля «Нью-Конгрес», вовсе не осознавал себя грешником.
Старое знакомое настроение, какое бывает только в увольнительную, снова завладело Пруитом, и тихий голос нашептывал ему, что до завтрашнего утра обычный ход жизни приостановлен, что завтра он снова сможет думать о своих прегрешениях, а пока не стоит портить то, что ждет его впереди. Пусть у него отобрали горн — ладно, он будет жить без горна. Зато у него есть сейчас другое, что поможет заполнить пустоту, только надо постараться это другое не потерять, потому что скоро оно ему, может быть, очень понадобится. И сейчас гораздо приятнее думать только о Лорен. Лорен — имя-то какое! Не кличка проститутки, а настоящее имя, имя женщины. И когда он повторял его, оно звучало по-особому, мелодией, созданной только для него, как будто ни одна другая женщина никогда не носила такого имени. А он возьмет и переведется из этой спортсменской роты, гори она синим пламенем! Что его остановит? Снова попадет в нормальную армейскую часть, снова будет нормально, на совесть служить. И вернет себе сержантские нашивки, потому что теперь звание снова будет что-то для него значить.
Но тут он вспомнил, что из этой роты его не переведут.
Не переведут так не переведут. Ну и что с того? Что это меняет? А ни черта! Через год всему этому и так конец. Она же все равно собирается работать здесь еще год. А тебе через год как раз подойдет срок возвращаться в Штаты, в эту же пору в тысяча девятьсот сорок втором. Он радостно, громко постучал в железную дверь, внезапно с ясностью представив себе, как все это будет: тихий, солидный военный городок на отшибе, сонно дремлющий день за днем, что-нибудь вроде гарнизона Джефферсон или Форта Райли, добротные кирпичные казармы, стриженые газоны и чистые тротуары в густой полуденной тени старых высоких дубов, стоявших там еще до того, как индейцы сиу кокнули Кастера[24], — вот в какое местечко надо будет определиться; дома для сержантского состава там тоже кирпичные, а не здешняя фанера на соплях, и там можно будет сразу же ввести ее в местное общество, в тот тесный узкий круг, куда семейные сержанты принимают только своих. Не зря же говорят старые служаки вроде Пита Карелсена, что самые хорошие жены получаются из проституток. После всего, что им выпало, проститутки умеют ценить маленькие радости, многие бывалые люди именно так говорят. «Старики» сплошь и рядом женятся на проститутках. Взять хотя бы Лысого: жена Доума была в Маниле проституткой. Нет, Лысого лучше брать не будем, у него жена филиппинца, это не считается, это все равно что ты бы женился на Вайолет. Но ты не хочешь жениться на Вайолет, ты хочешь жениться на Лорен. И если она мечтает о спокойной, размеренной жизни, что может быть лучше какого-нибудь скромного военного городка, где вот уже шестьдесят девять лет ничего не меняется и не изменится еще лет шестьдесят.
