Иван Кратт - Великий океан
Буря хлопков и криков на время отвлекла Алексея, а когда он снова обернулся, Джона Юнга уже под пальмой не было.
После танцев актрисы говорили о чем-то нараспев. По интонациям их чистых голосов, по еле слышному стуку деревянных палочек и по тому, как тихо сидели зрители, можно было догадаться, что девушки рассказывают о чем-то печальном.
Бен Райт перевел слова Алексею: Пыль клубилась в стороне Гайна, Зеницы очей раскраснелись от пыли. О Тауэ! Тауэ! Будь вечно любима. Земля, лежавшая посреди моря...
Стихи они сами сочиняют для праздников. Это как саги моего народа... О, они очень способные люди!.. И они тоже попадут под башмак англичан,заявил он с неожиданной ненавистью.
Но Алексей уже почти не глядел на танцующих. Он думал о том, что не надо откладывать делового разговора с королем. Кто знает, что на уме у бородатого «губернатора». А он тут, по всему видно,сила!..
Едва представление закончилось, Алексей попросил ирландца снова проводить их к королю. Томеа-Меа еще не спал. Отсюда, с поляны, было видно, что он сидит на стуле возле своего дома. Алексей сказал, что хочет поблагодарить властителя и пожелать ему доброй ночи.
К удивлению Алексея, король на этот раз сам начал беседу о делах. Он охотно обещал оказать давление на Томари, чтобы тот выдал имущество разбитого корабля доктору Крулю, но в свою очередь потребовал, чтобы бывший лекарь вернулся на отведенный ему участок земли, а не будоражил жителей по всем островам и не мешался в дела других чужестранцев.
Томеа-Меа говорил коротко, сухо, как настоящий властелин, и был совсем не похож на добродушного хозяина, каким казался сегодня утром. Он снял европейское одеяние, сидел в желто-красном плаще, вытканном из мельчайших птичьих перьев. Седая курчавая голова была обнажена, надменно выпячены губы.
Король! сказал Петрович не то с насмешкой, не то со злостью, когда они возвращались на судно.
Алексей промолчал. Завтра он поедет на остров Воагу, где находится Круль. А потом уже к Томари. Похоже на то, что его опасения оправдываются, и не о грузе потерпевшего крушение корабля больше всего необходимо думать.
Доктор Круль встретил соотчичей торжественным залпом из всех своих пушечек, скрытых за камнями батареи. Это и была та знаменитая «крепость», не дававшая спать американцам и англичанам и вызывавшая неудовольствие короля. Ниже, у подножия скалы, стояли дом и службы. Широкая просека, вырубленная в пальмовом лесу, вела к морю. А по распадку, меж невысоких холмов, тянулись табачные плантации, посевы пшеницы, кофе, сахарного тростника. Любознательный доктор хотел «испытать все злаки» и даже посадил десять горошин, завалявшихся в карманах его жилета.
Дом и постройки были сложены из камня, крыты тростником и корой. Вместо окон проделаны бойницы, будто Круль собирался выдерживать здесь осаду.
Этот воинственный вид строений, пушки и подобие палисада среди пальм, тишины и покоя долин вызывали невольную улыбку. Да и внутри крепостцы все было так, как где- нибудь в мирном российском дворике. Даже колодец с журавлем. Но вместе с тем Алексей видел на рейде три больших корабля под американским флагом, открыто враждебные взгляды корабельщиков, даже не ответивших на приветственный салют «Вихря». И Круль так обрадовался прибытию своих, что у Алексея не хватило духу сразу высказать свои замечания. Тем более что он всегда дружил с ним и часто, еще в Ново-Архангельске, они вместе мечтали о необычайных приключениях.
Алеша! С нами богг! кричал и суетился бывший лекарь, как только взобрался на палубу «Вихря».Петрович!.. Ура!..
Он тоже сообщил о победе над Бонапартом и был огорчен, что приезжие узнали раньше, а на берегу побежал вперед и сам командовал салютом из своих разнокалиберных пушчонок.
Внешне Круль почти не изменился. Та же тронутая сединой курчавая голова, круглое лицо с выпяченной нижней губой, круглый живот, короткие руки и ноги, кургузый сюртучок, обсыпанный табачной пылью. Но во всех его манерах стало еще больше нервозности и суетливости. Ленивая жизнь на острове ничуть на нем не отразилась.
Не дав гостям даже присесть и отдохнуть с дороги, он потащил их смотреть крепостцу, выстроенную на скалистом утесе над морем, показал одномачтовый бот, купленный им у Томеа-Меа за счет компании, повел осматривать усадьбу и плантации.
Вы знаете, что тут был? Нуль! Я сеяль табак и зерна, ходил на остров, тристо девушек копаль всю долин. Томеа-Меа подариль для меня половину острова, я строил редут... Потом он дариль второй половина американцам. Потом приходиль Джон Юнг... Он думаль снять мой флагг государа императора. Я сказал буду палить пушками. Он ушель...
Круль говорил на ходу, жестикулируя, волнуясь, то забегая вперед, то останавливаясь. Из его рассказов и слышанного от Бен Рейта Алексей понял, что дела доктора не блестящи и что кто-то упорно хотел его поссорить с королем и выжить с острова. А главное, что сам отставной лекарь делал глупости. Дурацкая «крепость», ни к селу ни к городу выстроенная на берегу залива, пушки...
Но Алексей знал еще на все. Когда они вернулись после обхода владений и зашел разговор о поездке на Атувай за грузом разбитого судна, Круль вдруг встал и тщательно притворил дверь. Они сидели в самой большой комнате дома, скопированной доктором с барановского «зальца» в Ново-Архангельске. Круль поставил даже очаг, хотя топить его тут не приходилось. Ели зажаренного на углях поросенка. Посторонних, кроме мальчишки- гавайца, обслуживающего доктора, никого в доме не было. Алексей удивленно поглядел на хозяина.
Тес...сказал Круль.Вот!..Он открыл табакерку, нюхнул и, пробежав по комнате, остановился перед гостями.Томари враг Томеа-Меа. Вот! Бути верни мои слова. Он хочет со мной дружит. Он будет настоящий король Гавай. Американцы и англичане будут оставаться с большой нос. Вот! Я уже все устроиль...Круль вдруг умолк, подняв указательный палец, и торжественно закончил: Он хочет принимат подданство нашего великого государа!
Алексей и Петрович привыкли к фантазиям доктора, но сейчас они поняли, что Круль говорит серьезно.
Ишь ты! сказал шкипер насмешливо, отложив обгрызенное поросячье ребро. Стрельнул!
Но Алексея взорвало. Он и так достаточно видел, чем пахло тут хозяйничанье Круля и кто его подстегивал, и окончательно обозлился. Баранов, Кусков налаживают, тревожатся, бьются, а Круль играет на руку американцам и англичанам и накрутит тут такого, что все пойдет прахом и русский корабль не пустят сюда даже на пушечный выстрел.
Если бы я был начальником над тобою...сказал он, отшвырнув чурбан, на котором сидел,я бы... Ты что, доктор, сдурел?Он передохнул, смелое лицо его стало красным. Тебе не «губернатор» ли этот самый подсказует? У царя своей земли хватит, и нечего нам лезть куда не след! А полезем так и это потеряем... Ты своей батарейкою, что ли, со всем светом воевать станешь? Дали тебе землю и сиди. Крепко сиди, в том твоя задача. А в чужое не лезь... Эх!..
Алексей махнул рукой, оттянул узел шейного платка, словно тот давил ему горло, и снова сел. Не глядя на оторопевшего лекаря и не слушая, что тот бормочет, он сидел, сердито опустив голову. Затем взял с конторки какой-то журнал, начал перелистывать. Это был «Опыт первий сандвичанский грамматик и словарь», над которым Круль трудился больше года. Не одни только пушки и «государственные перевороты» занимали беспокойного мечтателя.
Петрович тоже не слушал оправданий Круля. Планам бывшего лекаря он не придавал никакого значения. Он взял подзорную трубу и принялся разглядывать в окно извилистый берег острова. Завтра мимо него придется идти к Атуваю.
Опечаленный доктор налил было стакан рому, хотя пил всегда мало, но в это время шкипер взял его за рукав и, не отрывая глаз от зрительной трубы, потянул к окну.
Гляди!сказал он.Еще один бостонец чалится.
Алексей тоже поспешил к Петровичу. На рейде разворачивался большой трехмачтовый корабль, готовясь отдать якоря. Красно-синий многозвездный флаг отчетливо был виден даже без зрительной трубы. Это был четвертый американский флаг в гавани Гоно-Руру.
А ночью кто-то поджег плантации Круля. Сгорела только часть табака. Огонь, рванувшись вверх, скоро погас, но Алексей и Петрович поняли, что пожар этотпервое предупреждение.
На другой день «Вихрь» взял курс на Атувай. Шел дождь, и светило солнце. Сквозь сверкающий редкий ливень виднелись берега Воагу. Они были тихие, прелестные и напоминали цветущий сад. Но Алексей не любовался берегом. Он сидел в каютке и писал Баранову. Из Атувая, может быть, удастся отправить письмо на Ситху. Он подробно и горячо излагал все события и просил вмешаться в дела на островах. Только незамедлительные действия правителя могли исправить то, что натворил здесь Круль.
Глава четвертая
Ну, как по-гишпански «орел»?
Aquila.
А «птица»?
А... Не знаю...
Кусков добродушно усмехнулся, хлопнул легонько сына по затылку.
