Ной Гордон - Лекарь. Ученик Авиценны
— Капитан Ворот просит тебя поторопиться. — Воин деликатно откашлялся. — Может быть, господину стоит надеть свой лучший наряд?
— Лучший наряд уже на мне, — ответил на это Роб, и воины усадили его в тележку на мешки риса, после чего торопливо отправились в путь.
Из города они выезжали в длинной череде вельмож, ехавших верхом или сидящих в паланкинах, и множества всевозможных повозок с провиантом и различными припасами. Роб, хотя и устроился по-домашнему на своем насесте, чувствовал себя царственной особой — ему еще не доводилось путешествовать по дорогам, только что посыпанным гравием и политым водой. Одна сторона дороги — по ней, как сказали воины, поедет сам шах — была усыпана цветами.
Закончилось путешествие у дома Ротуна ибн Насра, главнокомандующего войсками, дальнего родственника шаха Ала, почетного управителя медресе.
— Это вот он, — один из воинов показал пальцем на радостного толстяка, осанистого и на вид добродушного.
Ему принадлежало довольно обширное поместье. Торжество должно было начаться в заботливо ухоженном огромном саду, посреди которого журчали струи большого мраморного фонтана. Вокруг бассейна были расстелены шелковые покрывала, расшитые золотом, поверх них разложены в изобилии богато вышитые подушки. Повсюду сновали слуги, разносившие подносы со сластями, печеньем, ароматными винами, сдобренными специями, и ароматной водой. У одной из стен сада евнух с обнаженным мечом стоял на страже Третьих Врат, которые вели в гарем хозяина. По мусульманским законам один только хозяин и мог входить в жилище женщин, а всякий мужчина, нарушивший этот закон, карался вспарыванием живота, поэтому Роб был рад оказаться подальше от Третьих Врат. Воины ясно дали понять, что ему не следует разгружать тележку или вообще выполнять какую бы то ни было работу, и Роб перешел из сада на примыкающий просторный двор, переполненный конями, знатью, рабами, слугами и целой армией акробатов, жонглеров, певцов и музыкантов, которые, как показалось Робу, репетировали все одновременно.
Здесь была собрана элита четвероногих. На расстоянии двадцати шагов друг от друга были привязаны двенадцать благороднейших арабских жеребцов, каких только Робу доводилось видеть. Гордые, нетерпеливо бьющие копытами, они косили карими глазами, в которых светилась отвага. Сбрую коней стоило рассмотреть пристальнее: у четырех уздечки были украшены изумрудами, у двух рубинами, у трех алмазами, а еще у трех разнообразными самоцветами, которых Роб даже не знал. Кони были покрыты свисающими чуть не до земли попонами из парчи, усаженной жемчугом, а привязи из шелковых и золотых нитей продеты в кольца, прикрепленные к вбитым в землю толстым золотым столбикам.
В тридцати шагах от коней помещались дикие звери: два льва, тигр и леопард, — замечательные образчики своих пород. Каждый зверь лежал на отдельной алой подстилке, привязанный таким же манером, как и лошади, а перед ним стояла золотая миска с водой.
Чуть поодаль, в загоне, сбились в кучку шесть антилоп с прямыми как стрела рогами (что отличало их от английских оленей и ланей). Они встревоженно смотрели на хищников, а те в ответ сонно моргали.
Роб, однако, недолго разглядывал всех этих животных и совсем не обратил внимания на гладиаторов, борцов, лучников и прочих — он протолкался сквозь их толпу к замеченному им большому зверю, который сразу приковал все его внимание. И вот Роб оказался на расстоянии вытянутой руки от первого увиденного им живого слона.
Зверь оказался куда мощнее, чем представлял себе Роб, намного превосходя размерами те бронзовые статуи, которые ему довелось увидеть в Константинополе. Ростом слон был раза в полтора выше очень высокого человека. Его четыре ноги напоминали массивные колонны и заканчивались абсолютно круглыми ступнями. Морщинистая кожа, казалось, была великовата зверю, а цвет имела серый, с большими розовыми пятнами, словно наросты мха на скале. Выгнутая дугой спина поднималась еще выше, чем плечи и бедра, а похожий на канат хвост заканчивался растрепанной щетинистой кисточкой. Красноватые глазки казались маленькими по сравнению с огромной головой, но на деле были не меньше, чем у лошади. На крутом лбу выделялись два небольших бугорка, будто там безуспешно пытались пробиться рога. Уши, которыми слон слегка помахивал, были величиной со щит воина каждое, но самым необычным в этом животном был его нос, который и длиной и толщиной далеко превосходил хвост.
Присматривал за слоном низкорослый щуплый индиец в серой блузе с белым поясом, в белом тюрбане и таких же штанах. На вопрос Роба он отвечал, что зовут его Харша и что он махаут, то есть погонщик слонов. Этот — личный боевой слон шаха, на котором Ала восседает в битвах, зовут его Зи — сокращенно от Зи-уль-Карнейн, то есть «двурогий», в честь двух грозного вида изогнутых костей, выступавших из верхней челюсти страшилища на длину роста Роба.
— Когда мы отправляемся на битву, — гордо поведал индиец, — на Зи надевают специально для него сделанную кольчугу, а к бивням привязывают остро заточенные мечи. Он обучен наступать, и когда его величество мчится в битву на трубящем боевом слоне, от этих звуков и его вида у врагов кровь стынет в жилах.
Махаут без конца подгонял слуг, подносивших ведра воды. Ее переливали в большой золотой сосуд, а слон набирал воду носом и пускал струей себе в рот!
Роб не отходил от слона до тех самых пор, пока грохот барабанов и цимбалов не возвестил о прибытии шаха. Тогда вслед за другими гостями он возвратился в сад.
Шах Ала был в простой белой одежде, в отличие от гостей, которые нарядились, как на парадный прием во дворце. Повелитель кивком ответил на традиционный рави земин, после чего занял свое место у бассейна, в вычурном кресле, приподнятом над подушками для гостей.
Увеселения открыли фехтовальщики, которые наносили удары кривыми саблями с такой силой и изяществом, что все присутствующие затаили дыхание, завороженные тем, как сталь ударялась о сталь; круги боевого упражнения были так же строго регламентированы, как фигуры в танце. Роб заметил, что кривая сабля легче английского меча, но тяжелее французского. От поединщиков требовалось большое искусство при колющем ударе, а при рубке — сильные плечи и запястья. Жалко, что это выступление скоро подошло к концу.
Акробаты-фокусники разыграли великолепное, полное трюков представление. Они посадили в землю зернышко, полили его и накрыли куском ткани. Стена кувыркающихся тел заслонила его от зрителей, привлекла их внимание каскадом трюков, а тем временем один из фокусников быстро сдернул ткань, воткнул в землю покрытую листьями веточку и снова накрыл тканью. Роб — он внимательно наблюдал за происходящим — отлично заметил и то, как отвлекалось внимание зрителей, и то, как был проделан сам фокус. Его очень позабавило, как бурно аплодировали зрители, когда в конце ткань сняли, а под нею оказалось «волшебно выросшее дерево».
Когда начались схватки борцов, шах Ала стал проявлять беспокойство.
— Лук! — потребовал он.
Принесли лук, и шах стал натягивать его, отпускать тетиву и снова натягивать, показывая придворным, как легко он сгибает тяжелое боевое оружие. Сидевшие поближе вполголоса вскрикивали от восхищения его силой, остальные же воспользовались передышкой и стали беседовать. Тут Роб понял, почему удостоился приглашения: он, европеец, был тоже своего рода диковинкой, и его, наряду с артистами и зверями, показывали гостям. Персы засыпали его вопросами:
— А у вас тоже есть шах в твоей стране… как она называется?
— Англия. Да, у нас король. Его зовут Канут.
— А мужчины в твоей стране — воины, наездники? — с любопытством спросил один старичок с мудрым взглядом.
— Да, да, великие воины и отличные наездники.
— А что погода, климат какой?
Он ответил, что там гораздо холоднее и более влажно, чем здесь.
— А едят что?
— Совсем не то, что вы здесь, пряностей гораздо меньше. И плова у нас нет.
Это их поразило.
— Нет плова! — возмущенно повторил старик.
Роба тесно обступили, но не из приязни, а из любопытства, и внутри их круга он чувствовал себя одиноким.
— По коням! — нетерпеливо вскричал шах, вставая из кресла. Толпа устремилась вслед за ним к находившемуся рядом полю, забыв о борцах, которые все еще сопели, обхватив друг друга.
— Поло! Поло! — закричал кто-то, и все захлопали в ладоши.
— Что ж, сыграем, — согласился шах и отобрал трех человек в свою команду и четырех — в противную.
Лошадки, которых конюхи вывели на поле, были крепкими пони, по крайней мере на пядь ниже гордых белых жеребцов. Когда все были в седлах, игрокам раздали длинные гибкие клюшки с крючком на конце.
На противоположных краях длинного поля стояло по паре каменных столбов, шагах в восьми друг от друга. Обе команды галопом помчались к своим столбам и выстроились перед ними в линию. Игроки замерли лицом друг к другу, как две армии, готовые к сражению. Один из военачальников, которому выпало быть судьей, отошел к краю поля и вбросил в центр деревянный шар размером с эксмутское яблоко[152].
