Курская битва. Огненная дуга - Александр Михайлович Золототрубов
Генерал Конев заговорил в полушутливом тоне.
— Всё время нахожусь в седле, в том смысле, что ни минуты нет отдыха, — посетовал он. — С 19 июля в наступлении. Враг сопротивляется, но мы его бьём со всех сторон, и ему некуда деться, как сдаться в плен. А тот, кто пытается оказать сопротивление...
— Харьков от вас далеко? — прервал его вопросом Антонов.
— Да нет, рядом, в стереотрубу вижу город как на ладони. Ещё удар — и Харьков будет наш. Так и доложите товарищу Иванову!
— Есть что сказать Ставке?
— Пока нет, вот возьмём Харьков, тогда найдётся что сказать.
— Хитёр ты, Иван Степанович, — засмеялся в трубку Антонов. — Ладно, желаю успехов. Кстати, твой коллега Ватутин прижал немцев, так что не опоздай с нанесением удара.
— Спасибо, но я на взводе, не опоздаю... А вот Верховному от меня боевой привет!
— Сейчас поеду к нему в Ставку и передам, — заверил Конева Антонов.
(Генерал Конев «сделал свой львиный рывок», чтобы взять Харьков, и выбрал для внезапного удара по фашистам удачный момент. Получив директиву Ставки, генерал армии Ватутин не без помощи представителя Ставки маршала Жукова срочно внёс коррективы в действия своих сил по ходу наступления, и контрудар гитлеровских войск был успешно отбит. Это явилось сигналом для генерала Конева, и он отдал приказ штурмовать город. В центре Харькова на уцелевшем здании полыхнул на ветру красный стяг. 23 августа в 21 час Москва салютовала доблестным войскам Степного фронта 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий: при содействии Воронежского и Юго-Западного фронтов был освобождён большой промышленный центр Украины после Киева — Харьков. — А. 3.)
Генерал Конев стоял во дворе штаба и курил. Он был доволен тем, как прошёл штурм города. Потери минимальные, как доложил ему начальник штаба генерал Захаров, будущий маршал Советского Союза.
— А немецкие трофеи захватили приличные, есть даже несколько танков, Иван Степанович. Я распорядился, чтобы все трофеи тщательно подсчитали и взяли на учёт. И ещё одно, товарищ командующий, — весело продолжал Захаров. На его полном круглом лице сияла улыбка. — Мне был звонок из Генерального штаба...
— Вам? — встрепенулся Конев, и лицо его напряглось. — Почему вам, а не мне? Странно, однако...
— Иван Степанович, звонил по ВЧ начальник Оперативного управления Генштаба генерал Штеменко. Ему нужны были данные о том, какие части первыми ворвались в Харьков, фамилии командиров. Я хотел вам доложить, но вы были у танкистов. В штабе находился член Военного совета фронта генерал танковых войск Иван Захарович Сусайков, и он велел дать генералу Штеменко все необходимые данные, что я и сделал...
— Молодец, Матвей Васильевич, о тех, кто отличился, надо рассказать. Что у вас ещё?
— В честь нашего фронта сегодня вечером в Москве прогремит салют — так мне сказал генерал Штеменко...
В комнату вошёл адъютант командующего.
— Иван Степанович, к аппарату ВЧ вас требует Верховный главнокомандующий! — выпалил он на одном дыхании.
Генерал Конев поспешил в соседнюю комнату, на ходу одёргивая пояс. Больно, как иглой, уколола мысль: «Наверное, я что-то не так сделал...» Дежурный связист, старшина лет тридцати, коренастый, с узкими глазами, вытянувшись в струнку, держал в правой руке телефонную трубку. Он отдал её Коневу, а сам отошёл в сторонку.
— У аппарата командующий Степным фронтом генерал...
Но он не договорил. Верховный прервал его негромким голосом:
— Поздравляю вас, товарищ Конев, с боевым успехом! Когда будете в Ставке, от всего сердца пожму вам руку. А пока по случаю освобождения Харькова Москва будет салютовать доблестным войскам Степного фронта.
— Спасибо вам, товарищ Сталин, за добрые слова! — громко отрапортовал генерал Конев.
— Я вот размышляю, как отметить лично ваши заслуги? — сказал Верховный. — Если мы дадим вам звание генерала армии, вы не будете на нас в обиде?
Слова «генерал армии» будто парализовали Конева, и он замешкался, не зная, что ответить.
— Почему молчите, товарищ Конев? — заговорила трубка глухим голосом. — Где вы?
— Я слышу вас, товарищ Сталин! — наконец пришёл в себя командующий. — Что касается вашего предложения, то решайте сами. Я, конечно, мечтаю стать генералом армии, но мечта моя словно звезда на вечернем небе: хочется её коснуться, да не достанешь.
— Ваша прямота меня веселит, товарищ Конев. Желаем вам новых побед на фронте! — И Верховный положил трубку.
(В конце августа 1943 года генерал-полковнику И. С. Коневу было присвоено звание генерала армии. — А. 3.).
Капитан Кольцов лежал на койке тихо и неподвижно. Боль в груди то притуплялась, то вдруг снова появлялась, и тогда он правой рукой прижимал бинт, пропитавшийся кровью, и боль на какое-то время утихала. Уже несколько дней он лежал в санчасти, врач давал ему таблетки, он глотал их в надежде, что воспаление в груди исчезнет, но проходило время, и оно появлялось снова.
— Доктор, меня нужно отправить в госпиталь, — попросил Кольцов врача, когда тот делал ему перевязку. — Дышать становится всё труднее... Может, и вправду в моём лёгком засел осколок?
Врач снял очки, протёр их платком.
— Ваша рана ещё только начинает заживать, молодой человек. А по-вашему, глотнул таблетку и будешь здоровым? Нет, у нас, медиков, такого не бывает. Так что надо терпеть. — Он увидел, как раненый стиснул зубы, и, чтобы хоть как-то обнадёжить его, добавил: — На днях в госпиталь поедет санитарная машина, и, если вам не станет лучше, мы вас отправим. Операцию там сделают быстро.
— Доктор, я жить хочу, хочу бить фашистов, душить их, грызть зубами... Это же лютый враг, и если мы его не уничтожим, он уничтожит нас. — Говорил Кольцов с хрипотой в голосе, дышал прерывисто, а лицо то краснело, то снова становилось серым. — Отвезите меня в госпиталь, прошу вас...
Два санитара внесли в санчасть раненого бойца, поставили носилки на пол и, подхватив лежавшего, положили его на койку. Доктор поспешил к ним.
— Куда ранен? — спросил он высокорослого, худого санитара.
— В живот...
«И этого бойца, наверное, придётся отправить в госпиталь», — грустно подумал врач. Он позвал медсестру и велел ей сделать раненому перевязку.
Лежал раненый рядом с койкой Кольцова.
