Юрий Щеглов - Малюта Скуратов. Вельможный кат

Коломенское встретило государев обоз радушно. Помещения были давно приготовлены, что как-то скрасило грустное и тревожное расставание со столицей. Иоанн предполагал задержаться в Коломенском, чему способствовала внезапно начавшаяся оттепель, превратившая дороги в реки вязкой серо-черной хляби. Но Иоанн не жалел о задержке.

— То-то помучаются твои недруги, пресветлый государь, — сказал Малюта. — Неизвестность иногда пугает до смерти сильнее, чем дыба!

Теперь многие из участников будущих невероятных по трагизму событий жили на сравнительно необширном пространстве коломенского дворца. Несмотря на то что они были давно знакомы друг с другом и их симпатии вроде бы определились, новые обстоятельства сильно смущали. Младшие — Ирина Годунова, Мария и Катерина Скуратовы-Бельские, их брат Максим и более прочих Федор-царевич краснели и робели с непривычки. По московским обычаям, мальчики в играх отделялись от девочек, но здесь, на воле, старый порядок взрослые отодвинули и забыли.

Иоанн с крыльца следил за играми и беготней по расчищенному и посыпанному песочком двору часто и подолгу. Ему нравилось, как худенькая Ирина что-то лепечет в будущем нареченному своему Федору-царевичу, лицо которого никогда не теряло блаженно-улыбчивого выражения. Как только Федора выводили во двор, он искал глазами Ирину и сразу направлялся к ней. Младшим отвели угол двора, где быстро сколотили удобную беседку и поставили скамейки. В противоположной стороне Иван, Борис и еще с десяток княжеских и боярских отпрысков упражнялись в стрельбе из лука и игре в тычку.

Малюта издали наблюдал за Борисом и вскоре оценил молодого человека. Однажды он сказал:

— Кто дружит с царем, тот и сердцем должен служить ему! За сына государева Ивана держись и на него не сердись. Уступи, коли не глуп!

Малюта иногда при очах Иоанновых объяснял и показывал ребятам, как надо обращаться с оружием и куда кулаком бить, чтоб противника с ног поскорее свалить. Сам неплохой наездник, он с нескрываемым удовольствием делился хитрым опытом укрощения норовистого коня, терпеливо поправляя ошибки самолюбивого Ивана и осторожного Бориса. В Москве не так, в Москве имелись собственные наставники. Постоянно бросая исподтишка взоры на Бориса, Малюта неотступно думал, как бы приблизить отрока к семье и дому на набережной. Чего Иоанн не выскажет приятного и ободряющего в адрес Бориса, Малюта сейчас же передаст. Да и как не хвалить молодого Годунова! Ловок и прост в обращении, характером незлобив, глазом пытлив, как сыскарь, и умом сообразителен. Малюта видел, как он с непроницаемым лицом поддавался Ивану. Васюк Грязной, когда не выпивши и в отсутствии государя, глаз верный имеет и за словом в карман не лезет:

— Кому совет в ухо легко входит, тот иногда и страной верховодит.

Малюта вздрогнул от неожиданной догадливости Грязного. Скоморох да ерник, а, поди, насквозь человека видит. Неужто в тайные помыслы Малютины проник? А тайные помыслы у Малюты присутствовали. Они томили его каждодневно. Боярином мечтал стать! Стрелецкий голова, пусть и в Царском полку, отличие не Бог весть какое! Однако Иоанн даже не намекал на возможность повышения чина. Однажды, когда у Малюты прорвалось то, что приходило часто на ум, царь удивленно и иронично поднял брови:

— Зачем тебе, служивый? Али моей милости мало?

В другой раз обидел — будто носком сапога пнул. Вот с той поры захотелось Малюте так все устроить, иными словами царя покрепче опутать, чтобы поменьше зависеть от настроения повелителя и случайностей. А родственные связи — единственный способ уберечься, хотя и ненадежный. Едва Иоанн взял маленькую Ирину ко двору, Малюта все чаще при встрече с Годуновыми улыбался и звал к себе. Как-то весной Иоанн позвал мужающих отроков на охоту:

— Зверь за зиму слабеет, и голыми руками взять легко!

После удачной травли медведя неподалеку от того же Коломенского Малюта подарил Борису настоящий боевой кинжал, сохранившийся с времен похода на Казань, и обучил, как им действовать.

— Коли враг прямо на тебя прет, ты руку-то распусти — не держи кочергой. Самое слабое место и у сильного человека — горло. Видишь — ямочка? — И Малюта ткнул пальцем, приподняв коротко подстриженную бороду.

Он, подражая Иоанну, волосы на лице регулярно ощипывал и носил на манер государя. В кружок не стригся, а зачесывался наверх, чтоб лоб был открытый и взор ясный и прямой. Государь любил, чтобы так смотрели — открыто, не щурились и глаза не отводили.

Лицо Бориса выглядело испуганным. Малюта усмехнулся и покачал головой — добрый отрок.

— Воину надо владеть оружием. Воевода до тонкости обязан уметь и из лука стрелять, и из пищали. Кинжал или нож должен быть наставлен на горло. Ежели без ошибки и твердо наставлен — не промахнешься. И силы большой не надо. Когда угодишь без промаха — твой верх.

Что он мог еще посоветовать? Чему научить? Иоанну нравилось, что Малюта отроков без внимания не оставляет. Царевичу Ивану объяснил, как важно, чтобы стремена в нужном размере были — не болтались или ногу кверху не тянули. Иоанн следил за складывающимися отношениями одобрительно:

— Ты им вроде мамки моей Аграфены. А меня в детстве и отрочестве одними пинками Шуйские воспитывали — оттого, верно, я, на страх врагам, сердитым и получился.

Шуйских он после отъезда из Москвы нередко поминал. Малюта заподозрил, что кое-кому при возвращении несдобровать. Иногда Иоанн спускался с крыльца и шел к девочкам, которых ласково пасли родственницы Басманова — боярышни Плещеевы. Он гладил Ирину по головке, вкладывая в прикосновение какую-то особую нежность, и спрашивал старшую Плещееву, Анюту:

— Не болеют ли девицы?

— Нет, государь-батюшка, Бог миловал, здоровы. — И Анюта со страху опускалась на колени где стояла — хоть и в лужицу.

Царицу Марию Иоанн о детях не спрашивал. Что с нее взять? Она-то и по-русски мало разумеет. Постепенно Малюта завладевал какой-то частью жизни царя. Делил обязанности и привязанность лишь с Вяземским. А Басманов больше над бумагами с дьяками Михайловым и Васильевым сидел, а после к царю отправлялся и обсуждал, тыкая пальцем в развернутый свиток. Как нарыв, медленно вызревала опричнина.

В Коломенском жили тихо. Иоанн с каждым днем мрачнел и даже начал хворать, что смягчало характер и делало голос более ровным и спокойным. Об изменнике Курбском он ничего не спрашивал Малюту, хотя тот у гонцов, прибывавших в Москву и настигавших обоз в Коломенском, регулярно разузнавал, где князь и не замыслил ли какую новую каверзу.

Ярко проявившаяся у Иоанна любовь к детям не осталась незамеченной. Но что он мог поведать им? Чем порадовать? Каким словом? Вот их-то — ласковых слов — у него, велеречивого, и недоставало.

Вечером, после долгих и, очевидно, утомительных бесед с Басмановым и дьяками, Иоанн пригласил близких в самую обширную горницу дворца и приказывал Васюку Грязному плясать и веселить не только взрослых. Когда отроки и отроковицы смеялись, он хвалил Грязного:

— Запомнят они тебя, когда вырастут! Добро да смех надолго врезаются в память. А у меня от детской поры одно зло осталось вот здесь. — И он постукал указательным пальцем по виску.

И удивительное дело — лица у царских гостей разглаживались, губы в улыбке растягивались, а на душе теплело. Не худшие дни жизни он провел в Коломенском! И подрастающее поколение возле него пригрелось, меньше шалило и ссорилось. Добро притягивает добро. И Малюта был доволен. На глазах у Прасковьи не хотелось пытать и казнить.

Короткий эпизод в долгой истории царствования

Государь еще не появлялся на крыльце. Он пытался рассмотреть через слюдяное мутное оконце происходящее во дворе. Малюта неторопливо обходил ряды молодых людей в черных кафтанах, одинаково вооруженных саблями, длинными боевыми ножами у пояса и легкими пищалями, закинутыми за спину. Сейчас Иоанн примет у них торжественную клятву на верность. Текст сочинил сам, советуясь с Басмановым. Прочтет его с достойным выражением дьяк Путала Михайлов, а молодцы повторят громко и усердно слово в слово.

Малюта каждого придирчиво окидывал взором требовательным, поправлял форменную одежду и оружие, если замечал упущение. Черные вороньи кафтаны на белом, сверкающем под солнцем снегу выглядели весьма эффектно и решительно, и Иоанну показалось, что здесь собралось тысячное войско, хотя перед крыльцом выстроилось человек пятьдесят, не более. Это был первый отряд новобранцев-опричников, которым успели пошить новенькие кафтаны и шапки, отороченные волчьим мехом. Шапки Иоанну очень нравились. Лихо заломленные и чуть сбитые набекрень, они придавали крепким краснощеким лицам разбойную и бесшабашную удаль. Да и сам Малюта выглядел по-другому: Иоанн, увидев его, не сразу узнал.