Ирвинг Стоун - Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон
Ордонанс Южной Каролины об отмене федерального тарифа и угроза выхода этого штата из Союза представляли очевидный вызов федеральным властям. Джэксон действовал без колебаний. «Ни один штат или штаты не имеют права отколоться… — заявил он, — Поэтому отмена тарифа означает восстание и войну, и другие штаты вправе их подавить». Но в ежегодном послании, 4 декабря 1832 года, он занял более примирительную позицию, предложив в качестве компромисса более низкий таможенный тариф. Джон Куинси Адамс, возвратившийся в Вашингтон в качестве конгрессмена, полагал, что шаг Джэксона — «полная сдача на милость отменивших тариф». Но не прошло и недели, как Джэксон обратился к народу Южной Каролины с прокламацией, прозвучавшей достаточно сильно для Адамса, Уэбстера и других твердых сторонников Союза: «Раскол с помощью вооруженных сил — предательство. Готовы ли вы принять на себя вину?» После этого Джэксон внес в сенат законопроект, дававший президенту полномочия использовать вооруженную силу в поддержку федеральной власти. Он был готов направить армию в Южную Каролину, но его твердость пересилила гордость тех, кто отменял федеральный тариф. Они приняли символический компромиссный тариф, что позволило штату Южная Каролина аннулировать свой ордонанс.
Союз был сохранен, и популярность Джэксона упрочилась. Он как президент и Ван Бюрен в качестве вице-президента выиграли с огромным перевесом выборы 1832 года, и следующей весной Джэксон совершил триумфальную поездку. В Балтиморе, Филадельфии, Нью-Йорке и даже в Новой Англии, где он завоевал престиж благодаря энергичной защите Союза и своим новым, сердечным отношениям с Дэниелем Уэбстером, генерала принимали с теплыми чувствами.
Из-за слабого здоровья и событий вокруг Банка Соединенных Штатов Джэксон прервал свою поездку и вернулся в столицу. Полномочия Банка истекали, а вето президента на возобновление этих полномочий оставалось действенным. Его более консервативные советники, включая Ван Бюрена, считали, что Джэксон сделал достаточно, но более радикально настроенные деятели во главе с Кэндаллом полагали, что правительство должно изъять свои фонды из Банка, поскольку в противном случае Банк сохранит свою платежеспособность. Такая постановка вопроса могла напугать конгресс за судьбу его собственных вкладов, а это могло подтолкнуть голосовать за подтверждение полномочий Банка. Сместив министра финансов Уильяма Дуэйна и заменив его Роджером Таном, который выступал за отзыв государственных вкладов, Джэксон подтвердил, что после 1 октября 1833 года не будет никаких федеральных вкладов в Банк, и издал первое распоряжение об изъятии из Банка правительственных фондов.
Директор Банка Биддл отчаянно сопротивлялся. «Все другие банки и все торговцы могут быть сломлены, — писал он другу, — но Банк Соединенных Штатов не дрогнет». Биддл считал, что он дал нации крепкую валюту, и не хотел, чтобы сделанное им развалилось. Он вознамерился показать силу Банка и вызвать панику на бирже посредством ужесточения кредита, размещения займов, сокращения ставки учета векселей. В какой-то мере он преуспел. Среди разорившихся были самые рьяные сторонники Банка. Наконец в 1834 году Биддл уступил Белому дому и свернул свою ограничительную политику, невольно показав, что принятые им меры были вовсе не нужны. По иронии судьбы, именно в период, когда в 1836 году истекали его полномочия, Банк имел большие возможности для своего расширения.
Победа президента имела неоднозначные последствия. Общественные вклады в Государственные банки, — «банки — любимчики» Джэксона, как называла их оппозиция, — и облегчение условий получения кредита привели к усиленному выпуску бумажных денег. За этим последовала инфляция, и 11 июля 1836 года Джэксон издал циркуляр о звонкой монете, согласно которому в оплату за покупку земли будет приниматься лишь звонкая монета — золото или серебро. В результате инфляция была остановлена, и, как следствие, в 1837 году наступила экономическая депрессия.
В последние дни своего пребывания в Белом доме Джэксону пришлось заниматься сложными международными делами: с 1821 года американские рабовладельцы стали селиться в Техасе. Когда Мексика завоевала независимость, ее правительство объявило Техас штатом, но оставило его открытым для колонизации. Однако 8 апреля 1830 года мексиканцы приняли закон, запретивший рабство на территории Техаса и его дальнейшую колонизацию американцами. Последующие пять лет американские поселенцы прилагали усилия к отделению Техаса от Мексики, и в 1835 году генерал Санта Анна перечеркнул все местные права в штате Техас и переправил через Рио-Гранде шеститысячную армию для борьбы против мятежников. В то время как диктатор-солдат разгромил повстанцев у Аламо, созванный поселенцами конвент объявил 2 марта 1836 года независимость Техаса. Через семь недель Сэм Хьюстон добился изменения военной обстановки и разбил мексиканцев у Сан-Джасинто.
Конгресс принял резолюции, призвавшие к признанию независимости Техаса еще в начале июля 1836 года, но президент колебался. Соединенные Штаты признали Мексиканскую Республику, и Джэксон считал, что он обязан уважать суверенитет мексиканского правительства в том, что формально было внутренней борьбой в Мексике. Кроме того, виги выступили против признания независимости Техаса на том основании, что за этим скрывалась уловка южан расширить границы рабовладения. Джэксон сам владел рабами и не видел ничего плохого в этом институте, но 1836 год был годом выборов: выдвинутый им на роль преемника Мартин Ван Бюрен вступил в борьбу за пост президента, и он, не желая подрывать шансы своего протеже на Севере, допустил, чтобы вопрос о рабстве стал предметом борьбы в ходе кампании. 3 марта 1837 года, после того как Ван Бюрен был избран, президент назначил американского представителя при техасском правительстве Хьюстона, признав тем самым новую республику.
На следующий день истек президентский срок Эндрю Джэксона. За восемь лет он основательно изменил курс американского правительства. У него было множество ошибок, легион предрассудков, его действия определялись в большей степени его личным мнением и инстинктами, чем законами, и тем не менее его воздействие на систему власти в США было таково, что с ним могут сравниться лишь немногие из высших американских политических деятелей.
Джэксон продемонстрировал полный разрыв со своими опытными предшественниками-интеллектуалами. В то время как их протекционистский подход к простому человеку мог казаться устаревшим, их забота о среднем человеке была во многих отношениях большей, чем проявленная Джэксоном. Томас Джефферсон и Джон Куинси Адамс хотели, чтобы все американцы получили образование, а уже затем право участвовать в голосовании; Джэксон довольствовался использованием тех преимуществ, которые давало ему широкое участие в голосовании, и не торопился с образованием народа. Первые шесть президентов желали отмены рабства; большинство из них предпринимали по меньшей мере символические попытки справедливого отношения к индейцам. Джэксон выступал за равенство прежде всего белых.
В оправдание своих действий Джэксон часто ссылался на право, но его позиции строились на его собственных представлениях о праве. Его публичные выступления против Банка Соединенных Штатов пестрели ссылками на конституционность, но, между прочим, в 1819 году Верховный суд подтвердил своим решением полную конституционность Банка. Почти священная концепция Союза была достаточной для оправдания его твердости в отношении требования к Южной Каролине об отмене ее ордонанса,[27] но из-за неприязни к индейцам Джэксон не пошевельнул пальцем, когда Джорджия отменила федеральный договор с ними. На землях Джорджии, гарантированных Соединенными Штатами, индейцы племени чироки старались построить цивилизованное общество, основанное на их народных обычаях, но подтянутое до уровня, сравнимого с американским обществом. Они отказались от войны, сотрудничали с белыми и уже были близки к установлению системы народного самоуправления, когда Джорджия, претендуя на право отменять федеральные законы, приказала чироки уйти с ее территории. Индейцы остались верны власти закона. Вместо того чтобы взяться за оружие, они обратились в верховный суд и выиграли дело. Вновь настаивая на своем праве отменять решения федеральной власти, Джорджия приступила к сгону чироки. И это было в 1832 году, в то самое время, когда Джэксон говорил Южной Каролине, что отмена федерального закона о тарифах — это «предательство».
И тем не менее американцы считают Джэксона великим президентом. Первый глава исполнительной власти, избранный широким голосованием, он настроил против себя конгрессменов и сенаторов, которые служили избранным, тогда как он действовал на благо всех. То, что волновало Джэксона, не было непременно сутью вопроса, а скорее отражало то, как понимает народ данный вопрос. Таким образом, его мудрость совпадала с ощущением масс, его свершения воспринимались как достижения широкой публики. Клинтон Росситер писал: «Столетию трудно вместить более одного такого президента. Он был гигантом с точки зрения влияния на нашу систему… и вторым после Вашингтона по силе воздействия на роль президента».
