Константин Бадигин - Кольцо великого магистра
Утро было ясное. Солнце взошло недавно и казалось раскаленным докрасна шаром. Пахло свежей рыбой. На берегу кричали и шумели люди. Тысячи чаек, резко вскрикивая, летали над морем. На берегу грудились деревянные и каменные постройки для посола рыбы, склады бочек и соли, бондарные мастерские. Ровно в шесть часов заиграл рог, и староста на высоком шесте поднял корзину. Торговля началась.
Проголодавшись, новгородцы отправились в город Фальстербо, расположенный в какой-нибудь версте от берега. Узкие улицы кишели всяким морским народом. Новгородцы увидели множество лавок: здешние купцы торговали вином, тканями, сладостями и орехами.
Вокруг Фальстербо сгрудились склады и дворы ганзейских городов. Каждый город имел свой квартал, огороженный крепкой стеной, и управлялся по своим законам и обычаям. В центре помещалось большое общее кладбище.
В харчевне русские купцы услышали много интересного. Датчане были настроены воинственно, грозили ганзейцам и клялись, что скоро отберут у них право на ловлю сельди. А командор ганзейской крепости в Скании Вульф Вульфлям, сын штральзундского бургомистра, за годовое вознаграждение в пять тысяч марок взялся защищать торговые суда на подходах к Скании в самое горячее время промысла — от пасхи и до дня святого Мартина. На деньги купцов в ганзейских городах строились военные корабли. Словом, немцы не думали без боя отдавать промыслы.
У всех на устах была королева Маргарита, грозившая могучему Ганзейскому союзу. Купцы боялись выходить в море. Говорили, что королева закроет Зунд для немецких судов. Эта весть обрадовала Алексея Копыто. Нащупав слабое место противника, можно навести удар по его торговле…
Когда новгородцы возвратились из города, уже стемнело. Далеко в море светились огни факелов, рыбаки продолжали ловить рыбу. На берегу раздавался стук бочарного молота…
— Золотое дно, — сказал Алексей Копыто товарищам, разбирая весла в лодке. — Селедка-то в пять раз дороже хлеба. А море ни пахать ни бороновать не надо, рыба сама, как сорняк, растет.
Пустые бочки из трюмов выгрузили быстро. Несколько дней стояла непогода, и лодья не грузилась. Только через три недели с берега привезли последний ласт селедки.
Алексей Копыто торопился поскорее закончить дела и не стал ждать попутных судов. А выйдя в море, задумался — так ли сделал: морские разбойники подстерегали за каждым мысом. На море, где полтораста лет назад новгородцы были главной силой и плавали без оглядок, появились новые хозяева.
Покряхтывая, в каморку кормщика спустился старшой дружины Анцифер Туголук. Огромного роста, богатырь Анцифер слыл в Новгороде одним из лучших воинов. С одинаковым умением он бился на ножах и на топорах, на коне и пешим.
Анцифер присел рядом с кормщиком на затрещавшую от тяжести скамейку и молча стал разглаживать густую коричневую бороду.
— Что, друг Анцифер? — спросил Копыто, видя, что старшой не думает начинать разговор. — Скучно, что ли, без меня стало?
— Корабль виден, господине, — сказал Анцифер, — а что за корабль, неведомо. — От зычного голоса затрепетал лампадный огонек у иконы. — Я сказал молодцам — пусть окольчужатся, — добавил он, откашлявшись.
— Хорошо сделал, Анцифер, — похвалил кормщик. — Пойдем посмотрим, что за зверь.
Они поднялись на палубу. Алексей Копыто влез на мачту и, прикрыв от солнца ладонью глаза, долго смотрел на юг, где виднелся парус.
— Парус приметный, — сказал он, спустившись, — полосатый, ганзейский. И крепостцы на корме и на носу торчат. Хоть не враги нам ганзейцы, однако, друг Анцифер, человека на мачте держи. Ближе подойдем — разберемся.
Из узкого носового люка на палубу поднялись вооруженные мореходы в легких, коротких кольчугах.
Корабли быстро сближались. Теперь все видели бело-красный парус на встречном когге и белую каемку по коричневому борту. В облике корабля Андрейше показалось что-то знакомое. Он встал на борт и, схватившись за ванты, стал пристально вглядываться.
— Влезай на бочку, Андрейша, — распорядился кормщик, — кричи погромче, ежели вражье.
Он подошел к дружинникам, с каждым простился, каждого поцеловал. Потом вынес из своей каморы Евангелие с медными застежками и крестом на кожаном переплете и положил в углубление мачты. Умирающему или тяжело раненному товарищи должны принести Евангелие. Грозна и тяжка жизнь на море, и дружинникам дано облегчение: прикоснувшись к Евангелию, они без попа получали отпущение грехов.
И флаг на мачте когга стал хорошо виден — синее полотнище, цвет морского братства. В крепостцах на корме и на носу собрались вооруженные люди. Все это не предвещало добра. Сомнений ни у кого не оставалось — на корабле морские разбойники.
— Заряжай пушку, — сказал кормщик Копыто, примерившись глядким морским оком. — Пусть подойдет поближе, тогда и ударим по парусу… Разбирай крючья, ребята.
— Правильно, — прогудел Анцифер Туголук, — ежели парус каменьями раздерем, мы хозяева: захотим биться — будем, а захотим уйти — тоже наша воля.
Дружинники засмеялись, но быстро помрачнели. Смерть близко, а помирать никому не в радость.
Пушку зарядили. Повар Волкохищенная Собака зажег фитиль и не спускал глаз с кормщика. Огненный кончик дымился в его руках. Когг подошел ближе, еще ближе…
Алексей Копыто поднял руку, готовясь дать сигнал к выстрелу.
И вдруг с кормовой крепостцы когга кто-то замахал белым полотнищем.
— Кто вы есть? — раздался с встречного корабля громкий голос. — Как зовут ваш корабль?
— Мы русские, — ответил в трубу Алексей Копыто. — А лодья наша — «Петр из Новгорода».
На встречном судне помолчали.
— Наш капитан едет на вашу ладью… воевать не надо! — опять закричали разбойники и спустили на воду легкую лодку.
В нее сошло два человека. Один сел на корму, другой — на весла. Лодка стрелой помчалась к русскому кораблю.
— Нет ли здесь какого обмана? — сказал Анцифер Туголук. — Ворон, ребята, не лови.
Разбойничья лодка подошла к берегу. Первым залез на палубу лодьи свирепый на вид желтоволосый венд. За ним поднялся высокий мужчина в толстом шерстяном плаще, с отросшими по плечи волосами. Вступив на палубу, он, прихрамывая, пошел к мачте, где собрались вооруженные дружинники. Когда он приблизился, все увидели, что левое ухо вместе с половиной щеки у него отрублено и на бедре висит меч, украшенный серебром.
— Я прусс, — сказал он, блеснув волчьим глазом, — и капитан «Золотой стрелы». Кто-нибудь понимает наш язык?
— Я, — сказал Анцифер Туголук и выступил вперед.
— Мы хотим знать, где новгородец Андрейша, что с ним? — спросил одноухий капитан.
Но никто не успел ответить на его вопрос.
Узнав Одноухого, Андрейша скатился с мачты на палубу, подбежал к пруссу и обнял его.
— Дядюшка, — сказал он кормщику, — этот человек дважды спас меня от смерти. Его зовут Одноухий. Если бы не он да не Отто Мествин, не видать мне белого света.
— Спасибо тебе, господине, — кланяясь, произнес кормщик. — Прошу милости отведать хмельного. Почту за честь и особое счастье.
— Не думал я, что встречу здесь Андрейшу, — пробурчал Одноухий, — но, видно, так хотят боги. Мы на «Золотой стреле» все друзья Андрейши, и его друзья тоже наши друзья. Я верю, что ты не причинишь мне зла. — Поклонившись с мрачной учтивостью, Одноухий пошел вслед за кормщиком.
В каморе капитан «Золотой стрелы» увидел девушку с золотыми косами. Она сидела на скамейке и точила нож.
— Это Людмила, — сказал Андрейша.
Одноухий с улыбкой посмотрел на девушку.
— Хорошую жену ты выбрал себе, Андрейша, — сказал он, присаживаясь, — и в жизни, и в бою помощница. Хотел бы попробовать свадебной каши на вашем венчальном пиру.
Людмила покраснела и спрятала нож.
Когда большая серебряная братина с пенящимся медом несколько раз обошла всех, кто сидел в каморе, Одноухий сказал:
— Я хочу знать, что приключилось с тобой, Андрейша, после того как ты покинул наш корабль, что приключилось с твоей невестой и с нашим Стардо.
Андрейша стал рассказывать. Капитан «Золотой стрелы» слушал молча, иногда покачивая головой.
— Твой отец отомщен, девушка, — сказал он, когда Андрейша кончил говорить. — Несколько дней назад мы захватили орденский корабль, и на нем оказался поп Плауэн с крестом на заднице и гнусный доносчик Генрих Хаммер. Мы содрали шкуру с обоих, привязали их к пустым бочкам и бросили в море. Их, еще живых, расклевали чайки… И еще мы на «Золотой стреле» потопили восемнадцать ганзейских кораблей и купцов выбросили за борт.
— Ответь нам, господине, и не осуди за прямое слово, — сказал Алексей Копыто, когда и вторая братина опустела. — Зачем вы, морские братья, мореходов грабите, отнимаете у них жизнь? Не вами жизнь дадена. Грех большой на себя берете, вот что, господине.
