Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня русской дружины
– Почему смолянских?
– Потому что теперь Святослав вернется сюда, а Тородд сменит его в Волховце и Новгороде. Тебе же останется Смолянск. Там тебе предстоит призвать всех старейшин и от имени князя Святослава возложить на них обязанность собирать княжью дань. Ты будешь содержать свою дружину на часть этой дани и поддерживать нарочитых людей, если простая чадь станет возмущаться. Нужно будет сделать лучших людей Смолянской земли своими верными друзьями. Тогда можно надеяться, что такого, как было в Деревляни, больше нигде не повторится. И я верю, что ты, мой родич, не пойдешь по пути Свенгельда и не вообразишь себя полным владыкой в доверенной тебе части Русской державы.
– Клянусь тебе, нет.
– Тогда я не вижу причин, почему бы тебе не стать Свенгельдовым зятем.
Мистина и Ута ничуть не возражали против еще одной близкой родственной связи с княгиней. Соколина будто бы возражала, но Ута, слушая ее горячие речи, лишь посмеивалась и готовила приданое. Нигде более на свете дочь рабыни не нашла бы жениха королевской крови, который брал бы ее в законные жены, даже если бы шла три года и сгрызла по пути три железных каравая!
Свадьбу успели справить перед Колядой. Сразу после Коляды в Киеве стало куда многолюднее: подошли дружины северных земель. Раньше им было не поспеть в самую неудобную для разъездов осеннюю пору, когда то ноги, копыта и волокуши вязнут в грязи, то реки одеваются непрочным еще льдом. Прибыл юный князь Святослав со своим вуем и кормильцем Асмундом – родным братом Уты. С ним был плесковский княжич Судимир – двоюродный брат Эльги по матери и муж Ингваровой сестры Альдис. Был шелонский князь Видята – муж Эльгиной единоутробной сестры Воиславы. Был ладожский ярл Альдин-Ингвар. Его, как мужа Володиславовой сестры Деляны, Эльга не понуждала идти в этот поход, но он, рассудив со своими боярами и дружиной, счел, что древлянские свояки первыми нарушили уговор и долг, а польза всей земли русской требует, чтобы он поддержал киевских князей.
Единственный из родичей княжьей семьи, кто отказался от участия, был Олег Моровлянин.
– Я не подниму оружия на мужа и семью моей дочери, – сказал он. – Заключая когда-то уговор об этом браке, я поклялся князьям древлянским в мире и дружбе. Теперь я сделал все, чтобы примирить вас, но раз уж бог не дал мне на это довольно сил, я могу хотя бы воздержаться от вражды с близкими.
– Хорошо, – Эльга не стала спорить. – Оставайся в Киеве, племянник. Возможно, нам еще пригодится человек, не замаравший рук в крови древлян.
Каждый из князей и вождей привел с собой дружину из собственных гридей и отроков, а также немало людей из жителей подвластных им краев, желающих повидать мир и поживиться добычей. И то, что эта дружина собралась, то, что вожди встали под стяг жены и сына павшего Ингвара, вместо того чтобы начать борьбу за клочки его наследства, означало, что княгиня Эльга уже победила в самом главном: она удержала от распада державу, созданную ее дядей и мужем, чтобы передать ее в целости сыну и внукам.
Трехтысячному войску невозможно было задерживаться в Киеве. Едва люди и лошади немного отдохнули от перехода, большая русская дружина выступила в поход.
* * *Эльга оказалась права: мой отец в Коростень не вернулся.
– Олег нас предал! – злобно говорил Володислав. – Переметнулся к русам! Чего ждать – он всегда такой был! Прогибался под сильного! Когда Ингвар захотел киевский стол – Олег просто слез и еще вытер за собой! Когда угры захотели его страну – он тоже просто ушел! Какой помощи мы, дурни, от него ждали?
– Он сражался с уграми! – Я еще пыталась отстоять честь родной семьи. – Отец сражался с ними все десять лет, что был в Моравии, но они слишком сильны!
– Ну и хорошо. Теперь хоть они нам помогут. Я давно думал, что в них нам надо искать союзников, а не в моровлянах. Вот вернется Година, вот приведет сотен двадцать всадников – тогда мы еще покажем, кто тут будет киевским князем!
– Но это будет означать платить им дань!
– Ну и что? По-твоему, лучше русам платить дань? Этим убийцам, которые изгнали твоего отца, а потом у тебя на глазах перерезали чуть не всех лучших людей Деревляни и твоих ближайших родичей? Я говорил тебе! Я всю жизнь тебе говорил! Теперь ты убедилась, что я был прав и твои русы – звери без совести и жалости?
Как я могла с ним спорить? А ему приходилось теперь разговаривать о таких делах со мной, потому что Добрыня был слишком мал…
Наша семья никогда при мне не была многочисленной, но этой осенью нас осталось пятеро: мы с Володиславом, наши дети и Светозара, вдова его старшего брата. Когда хоронили Маломира, Гвездана пожелала быть удавленной на могиле и пойти с ним на тот свет. Бедной хромуше хоть в чем-то повезло: она так и осталась единственной женой Маломира, ей не пришлось, как она боялась, уступить место более молодой, прекрасной, знатной и прославленной сопернице. Но я знаю, Гвездана решилась на смерть не от любви к Маломиру. Она пошла на это из страха. Ее муж погиб, ее брат погиб, она не ждала от будущего ничего хорошего. Как и мы все. Но у нее не оставалось малых детей, поэтому она могла просто спрятаться в Навь и не тревожиться более ни о чем.
Ради утешения я иной раз воображала и рассказывала детям, как хорошо дедушка Мал и бабушка Гвезда теперь живут на том свете.
– И если вдруг вы тоже туда попадете, то будете там целые дни есть блины с медом и веселиться.
– Но ты же поедешь с нами?
– И батька, да?
– Да, козлятки мои. Как же я вас могу оставить? Если мы поедем к дедушке Малу на небо, то только все вместе.
Думаю, это было лучшее, чем я тогда могла помочь моим детям.
– И дед Свеня там? – расспрашивали они.
Дедом Свеней они называли Свенгельда, который порой качал их на коленях и предлагал Добрыне поднять его меч или топор. Кажется, старик не очень понимал, что такое дети, и видел в Добрыне еще одного воина, который просто еще не вырос.
– И он там.
– И Соколина?
Они пытались понять, почему их мир так изменился. Куда делись все те люди, которые еще совсем недавно окружали их тесным кругом?
– Нет! – в испуге отвечала я. – Соколина жива. Она в Киеве. Ей там хорошо.
Что она в Киеве, я знала, на прочее лишь надеялась. Хотела верить, что Эльга не даст в обиду мою подружку, эту странную девушку, которая не хотела быть как все, а хотела быть как воительницы из моравских и ромейских преданий. Мистина теперь тоже в Киеве, но вот каковы его дела, я угадать не бралась. Володислав честил его вором и предателем, но я бы не удивилась, если бы киевские бояре сказали о нем то же самое. А Ингвара, который встал бы за побратима, больше не было.
Когда погибших погребли, наши мужики в гневе и скорби разграбили Свинель-городец и его посад. Вынесли все, что там нашлось, а постройки сожгли. Правда, самое ценное имущество и лошадей Мистина увез в Киев, и досталась нашим лишь скотина и всякая домашняя утварь. Жители посада разбежались: древлянские жены погибших Свенгельдовых отроков вернулись к родным, иные подались в Киев, надеясь в этом вечно растущем городе найти пристанище и прокорм.
Я не смотрела, как пылал городец, но запах гари долетал и до нас. Зарево достигало низких хмурых облаков, и казалось, само небо горит над Деревлянью.
Это был знак от богов.
Когда пошел первый снег, в Коростень прибыли беженцы из городца Нелепова, что близ устья Припяти. Они рассказали, что с Днепра пришло большое войско, но не киевское. Пришельцы налетели на две-три ближайших веси, увели скотину, унесли все съестные припасы, забрали недавно обмолоченное жито. Еще через несколько дней они двинулись вперед, взяли Нелепов и теперь сидели там. Жители частью попали в полон, и о них мы ничего не знали. Успевшие убежать воздевали руки и богами заклинали Володислава идти на помощь.
Но как он мог? Еще до гибели Маломира с дружиной Володислав разослал гонцов по всей Деревляни с призывом собирать к зиме войско. Но еще оно не было собрано, а помощи от угров и дреговичей ждать было рано.
Однако вести от дреговичей мы вскоре получили. Поскольку воинственные пришельцы стояли на Припяти, князь Благожит не мог их не заметить. Когда к нам прибыл гонец от него, Володислав сам выбежал к нему на двор, забыв взять шапку.
– Ну что? – воскликнул он. – Благожит идет? Он собрал войско?
– Князь Благожит ездил к устью Припяти. Там стоит князь Турд, Ингорев меньшой брат. У него кривичей-смолян три сотни, да все оружно. Говорят, скоро и другие родичи подойдут с дружинами. И рассудил князь Благожит с родом своим и дружиной, что ратиться с ними нам невместно.
– Пес твою мать!
Теперь наши надежды связывались только с уграми. Володислав призывал людей собраться и выбить Турда из Нелепова, что заодно ослабило бы собираемую в Киеве рать. Но в нашей волости оставалось так мало людей, способных взяться за оружие, что выступать без поддержки было бы безумием. Оставалось ждать, то и дело принимая новых беженцев и получая новые вести о разбоях и бесчинствах кривичей.
