Защитник - Конн Иггульден
Не переступая стены, Кимон поднял руки, демонстрируя миролюбивые намерения, хотя на бедре у него висел меч, а из-за пояса выглядывал спартанский копис. Он проделал долгий путь, а одинокий человек всегда уязвим для воров и работорговцев.
Фемистокл раздумывал, казалось, целую вечность, прежде чем жестом подозвал гостя ближе. Кимон ступил на территорию поместья и нетвердой походкой направился по дорожке к дому, но остановился, когда изгнанник поднял руку.
– Ты мой гость! – крикнул ему Фемистокл. – Если пришел убить меня, так и скажи.
Пока он говорил, двое молодых людей, похожих на отца, вышли из дома и встали позади него. Вместе они образовали грозное препятствие. Парни были вооружены и смотрели на чужака с нескрываемой враждебностью. Они не знали его. А вот Фемистокл заметно расслабился.
– Даю тебе слово и клянусь честью отца, – сказал Кимон, – я не опасен ни для тебя, ни для твоих близких. – Он снова поднял руки в благодушном жесте. – Я принес новости от твоих друзей в Афинах.
При упоминании о городе Фемистокл едва заметно прищурился. Вдалеке от сердца мира он прожил всего лишь год. Возможно, здесь, в тиши и заботах о винограднике, время тянулось медленнее. Кимон видел, что Фемистокл принял решение, и невольно напрягся, когда тот негромко сказал что-то сыновьям. Они повернулись и вошли в дом.
Фемистокл улыбнулся, приглашая гостя войти:
– Прости за осторожность. Увидев тебя… Не ожидал, что кто-нибудь из Афин пустится в такую дальнюю дорогу.
Кимону пришлось пригнуться, чтобы пройти под притолокой. Внутри было заметно прохладнее – истинная благодать после беспощадной жары снаружи. Ни жены, ни дочерей видно не было, и Кимон догадался, что они спрятались наверху. Ему даже показалось, что он слышит чей-то шепот. С ним остались только Фемистокл и один юноша.
– Кимон, это Диокл, мой сын. Если передашь ему свое оружие, мне будет легче наслаждаться твоим обществом. Выбирать тебе. Не выпьешь ли вина? Угощайся, здесь сыр и инжир. Почти готова тушеная рыба.
Его сын протянул руку открытой ладонью вверх, и Кимон притворно улыбнулся. Когда-то Фемистоклу приходилось доверять ему. Он предпочел бы не оставаться безоружным в доме с троими мужчинами. С другой стороны, он все же был гостем. Кимон развязал пояс, положил на обращенную к нему ладонь меч и добавил сверху копис.
– Ты теперь спартанец, раз носишь эту штуку? – спросил, усмехнувшись, Фемистокл.
– Они предложили мне быть их человеком в Афинах, – ответил Кимон. – И прислали вот это. После того, как ты ушел.
Фемистокл нахмурился:
– Что по этому поводу сказал Ксантипп? Или Аристид?
– Ничего, поскольку я их не спрашивал, – со сдержанным достоинством ответил Кимон. – Спарта – наш союзник, не забывай. Как и Аргос, который дал тебе убежище. Я встретил кое-кого из их людей, когда ездил туда с Ксантиппом… – Он замолчал. – Я пришел не для того, чтобы обсуждать это.
– Тогда сядь и расскажи.
Гостя усадили на лавку за тяжелым деревянным столом, подняться из-за которого было совсем не просто. Фемистокл налил воды из кувшина, предложив Кимону умыться и вытереть лицо и руки чистой тряпицей.
Потом он поставил на стол чашки и налил разбавленного водой вина, а Диокл принес блюдо с козьим сыром, оливками и хрустящим хлебом. Кимон склонил голову, и они с Фемистоклом помолились богине Деметре, поблагодарив ее за щедрость.
Кимон провел в дороге несколько дней и довольствовался лишь сушеным мясом и фруктами. Теперь, пробуя все подряд хозяйские угощения, он особенно налегал на хлеб, утоляя голод. Фемистокл настаивал, чтобы он съел еще, и в конце концов они разделили трапезу. Завершив обед, Фемистокл выпрямился и положил руки на стол. Кимон благодарно кивнул. Правила вежливости были соблюдены.
– У Аристида еще есть друзья среди эвпатридов, во всех благородных семьях, – начал гость. – Я приехал по его просьбе. Он сам подтвердил это… Они собираются послать людей арестовать тебя.
– В чем еще они могут обвинить меня сейчас? Неужели им мало того, что я в изгнании?
Кимон поморщился. Фемистокл жил с семьей в тишине и покое, и он знал, что вторгся в их мир, как нарушает гладь пруда брошенный в воду камень. Ему очень не хотелось сообщать эту новость, но выбора не было.
– Некоторые землевладельцы до сих пор винят тебя в своих потерях. Есть такой Тимодем, который даже имя твое слышать не может – сразу багровеет.
– Что, опять те обыски на причалах?! – рявкнул Фемистокл.
– Отчасти, – махнул рукой Кимон. – Утверждает, что ты забрал у него личные вещи и оставил их себе.
Кимон огляделся, словно ожидая увидеть золотые украшения, и вздохнул:
– Думаю, дело связано с тем серебром из рудников в Лаврионе, которым ты расплатился с рабами, освобожденными Ксантиппом. Говорят, это незаконно, потому что в тот момент они все еще были рабами.
Кимон почувствовал, что краснеет от смущения. Все это больше напоминало преследование, а не правосудие. Он даже не мог поднять взгляд на Фемистокла.
– Очевидно, они просто хотят меня сломать, – сказал изгнанник.
– Аристид говорил что-то в этом роде. Он посчитал, что может мне доверять, и послал предупредить тебя, прежде чем они придут. Это будут скифы – по меньшей мере десяток. Тебя задержат от имени собрания.
– Если я пойду добровольно, они скажут, что я нарушил условия изгнания, – устало произнес Фемистокл, – а это карается смертью. Если же окажу сопротивление, меня просто убьют…
Осушив кубок, Кимон заметил, что частички пыли въелись в его кожу, будто клеймо раба. Он скакал как сумасшедший, рискуя своей шеей на бездорожье, чтобы выиграть для Фемистокла время и сообщить новости, заставившие его устыдиться того, что он афинянин.
– Надежда еще есть, – сказал Кимон. – У тебя в Афинах союзники. Аристид, конечно, выступит за тебя, и Ксантипп тоже, хотя он болен уже несколько месяцев.
– Нет… – тихо произнес Фемистокл. – Нет, теперь я и сам вижу. Они слишком многим мне обязаны и поэтому всегда будут меня ненавидеть. Я даже не могу остаться и спокойно жить здесь. Им всегда будет мало.
Он пребывал в задумчивости, а когда встряхнулся, глаза его прояснились, голос окреп. Протянув руку, он схватил гостя за запястье.
– Прими мою благодарность, Кимон. Я знаю, твой отец Мильтиад гордился бы тобой.
– Ты выступал на его похоронах, – сказал Кимон, – когда мир отвернулся от него. Я остаюсь твоим вечным должником.
– И теперь весь мир отвернулся от меня, – горестно добавил Фемистокл.
Поднявшись из-за стола, он принял оружие гостя из рук сына и передал Кимону.
– Как дела в
