Р. Грейвз - Золотое руно
- Я принимаю предложение, - сказал Апсирт, - и весьма охотно рассмотрю твою просьбу, как только станут моими три вещи, которые ты мне пообещал: Руно, моя сестра и месть убийце моего отца. Поскольку Аталанта считает теперь Артемиду Фракийскую, а не себя саму ответственной за убийство, я сочту для себя справедливым пренебречь клятвой, которую дал во имя богини. Какой может быть у меня долг перед божеством, которое нанесло тяжкое, несправедливое оскорбление нашему дому?
Меланион вернулся на "Арго" и уверил Ясона, что все идет как надо. В сумерках Автолика послали вытащить локон Медеи из апсиртова мешочка и заменить его длинной нитью желтой пряжи; он выполнил задание без труда, так как имел до неправдоподобия ловкие пальцы. Говорили, что он мог бы похитить у человека передние зубы или уши с таким проворством и умением, что жертва ни о чем не догадалась бы в течение часа или более. И все же Автолик не был посвящен в заговор против жизни Апсирта: только Ясон, Медея, Меланион и Аталанта знали, что грядет.
В тот вечер аргонавты прикинулись, будто неумеренно выпили. Они пели хмельные песенки, колотили палками и костями по корабельному котлу, стучали пятками по палубе. Идас непрерывно восклицал: "Ясон, Ясон, ты пьян!" На что чародей Периклимен голосом, неотличимым от Ясонова, неизменно отвечал: "Молчи, приятель, я трезв, как водяная нимфа!" Вскоре после этого все, кроме часовых, Артея и Меланиона, притворились, будто уснули, их целью было скрыть отсутствие на корабле двоих: Ясона и Эвфема Тенаронского. Они скрылись в зарослях, как только сгустилась тьма, и Эвфем бесшумно бросился в море и поплыл к материку, где стояли, пришвартованные к столбу несколько обшитых тюленьей кожей бригийских челноков. Эвфем взял один из них и повел туда, где дожидался его Ясон. Темная ночь, угрожавшая разразиться дождем, как нельзя более устраивала Ясона: он забрался в челнок, взял весло с двумя лопастями и, плывя на свет лампы, вскоре вышел на пологий берег острова Артемиды и молча стиснул Медею в объятиях. Она провела его в хижину, где посетители Оракула ожидали обычно, когда жрица соблаговолит их принять, и сказала:
- Вот постель, в которую ты должен лечь. Одеяла тебя накроют. Позаботься, чтобы не высунулся твой меч! Он может принести с собой лампу.
Ясон отвечал с улыбкой:
- Меланион сказал мне, что он проглотил твою байку с не меньшей жадностью, чем Бут - отравленный мед.
Медея вздохнула и укусила ноготь на большом пальце.
- Нам следовало бы предоставить Пчелиного человека его участи, - сказала она. - Его жадность обрекла нас на преступления.
- Мы не виновны в том, что была пролита кровь, - поспешно сказал Ясон. - Не проявляй слабости, прекрасная, ибо только непреклонные сердца могут благополучно доставить Руно в Грецию. Или ты не желаешь ехать с нами? Путь домой, в Колхиду, все еще открыт для тебя. Если ты выберешь возвращение, из благочестия или из страха, я не встану у тебя на дороге, хотя и буду горестно скорбеть, что потерял тебя. Но одно пойми: я должен возвратить Руно любой ценой.
- Руно, и только Руно! - вскричала Медея. - Я бы могла возненавидеть тебя, как фурия, если бы столь сильно не любила. Нет, нет, я последую за тобой на край света, и ни кровь моего отца, ни кровь брата не прольется, разделив нас и воспрепятствовав нашему браку. Поцелуй меня еще раз, Ясон, поцелуй меня! Только из твоих уст могу я испить храбрость для неотвратимого деяния, которое мне предстоит.
Он целовал ее снова и снова, впитывая ноздрями ароматы, исходящие от ее волос и тела. Она закрыла глаза и заскулила от удовольствия, словно собачка.
Вскоре он отстранился от нее и, улегшись в постель, натянул на себя одеяла. Там в одиночестве, держа наготове меч, он стал ждать появления Апсирта.
Аталанты не было видно. Но вот он услышал ее голос, отчетливо доносившийся из святилища: она развлекала жрицу рассказом о плавании. Больше всего жрице понравилась история лемносских женщин, и Ясон услышал, как она, кудахтая, восклицает: "Ах, дуры, дуры! Разве они не знали, каково им придется без мужчин!" Затем он услыхал, как Медея идет к святилищу призывать к молчанию Аталанту, ибо Апсирт должен поверить, что она в хижине.
Прошел час и Ясон услыхал негромкие голоса, которые что-то щебетали друг другу по-колхски: то были Апсирт и Медея. Они подкрадывались к хижине по тропе. Голос Медеи был мягок и угодлив, в голосе Апсирта слышались горечь и жажда мести. Ясону почудилось, будто она говорит: "Не страшись, брат, Аталанта - женщина и безоружна". И Апсирт ответил: "Будь то сам Геркулес со своим луком и окованной медью дубиной, я не дрогну. Ручаюсь, она от меня не ускользнет".
Апсирт медленно подошел ближе. Он встал в дверях и произнес шепотом то, что показалось молитвой духу своего отца Ээта, посвящая ему жертву. Молитва закончилась, и Ясон услыхал, как лязгнул меч о броню, когда Апсирт на ощупь двинулся через хижину. Ясон вскочил, сжав меч в правой руке, а плащ обернув вокруг левой вместо щита. Апсирт отступил на шаг, но Ясон, неясно видя его силуэт на фоне дверного проема, бросился вперед и поразил его в пах, так что колх взвыл от боли и уронил меч. Ясон схватился с ним, бросил его наземь и одним мощным ударом магнезийского охотничьего ножа перерезал главную артерию в горле, так что кровь брызнула вверх теплым фонтаном.
- Свет, быстро! - приказал Ясон Медее, когда Апсирт перестал бороться.
Она принесла лампу, но закрыла глаза, чтобы не видеть крови. Ясон уселся на труп и дерзко крикнул ему:
- Я невиновен, царь Апсирт. Ты первым нарушил клятву, которую мы дали вместе. Ты пообещал не учинять насилия ни над одним аргонавтом, но вышел с клинком в руке против меня. Я лишь защитился от тебя.
Тем не менее, хорошо понимая в душе, что совершил предательское убийство, он обрубил Апсирту нос, пальцы рук и ног, трижды лизнул пролившуюся кровь и трижды сплюнул ее, крича:
- Не я, дух! Не я!
Уши и нос он обрубил для того, чтобы дух не смог выследить его по запаху и звуку, а также выколол ему глаза, чтобы его ослепить; и подошвы ему изрезал, чтобы тот не смог его преследовать, не испытывая боли. Пальцы рук и ног он выбросил через окно в поросшее тростником болотце, так чтобы колхам трудно было их найти. Затем он вышел с руками и лицом, вымазанными кровью. Медея шарахнулась от него с отвращением, и он с укором сказал ей:
- Царевна, на твоем одеянии тоже кровь.
Она ничего не ответила, но позвала из святилища Аталанту.
- Принеси Руно, - сказала она, - и следуй за мной!
Старая жрица, крадучись, вышла наружу и спросила:
- Я слышала крик?
Медея ответила:
- Милостивая госпожа, богиня Артемида покарала богохульника.
Часовые-колхи, дожидавшиеся возвращения Апсирта, услыхали плеск весла и крикнули:
- Эй, на лодке!
Медея ответила:
- Это я. Царица Медея. Колхи, выслушайте меня, все вы благоговейно и покорно выслушайте вашу новую царицу! Мой брат, царь Апсирт, мертв, я одна осталась из царственного дома. Позволив себе пренебречь клятвой, которую он дал греку Ясону во имя Артемиды Фракийской, здешней богини, он тайно пришел ночью, чтобы свершить месть над моей спутницей, девой Аталантой, которую несправедливо обвинил в убийстве нашего отца. Когда он пробрался в хижину, где спали мы с Аталантой, и с мечом в руке подкрался к постели, я стала свидетельницей чуда. Одетая в юбку женщина необыкновенного роста и поразительной красоты, явно сама Фракийская Богиня, появилась ниоткуда и всадила свой дротик в горло моего брата, вскричав: "Жалкий человечишка, и ты посмел бы умертвить деву-охотницу Артемиды на самом острове Артемиды?" Затем ее твердая рука обрубила ему нос, уши и пальцы его собственным мечом, и он упал в лужу крови. Кровь струилась отовсюду и запятнала мое одеяние.
Слушайте дальше, колхи! Я - ваша царица, и какие бы приказы я ни отдала, они должны быть выполнены. Прежде всего я требую, чтобы вы оставались здесь девять дней, начиная с завтрашнего рассвета, дабы оплакать моего брата Апсирта и совершить погребальные обряды. Тщательно соберите его рассеянные кости - не какие-нибудь, а все до единой - и привезите их в белой конской шкуре в Колхиду, в мою столицу Эа, куда я поплыву впереди вас. Что касается этих греков, я намерена отпустить их на свободу, вернув им Руно, которое было у них украдено Фриксом, супругом моей сестры; и я преподношу им этот дар не из слабости или трусости, но дабы его пагубные свойства не вызвали смерть третьего члена нашего царственного дома, а именно - мою. И все же я связываю с этим даром одно условие: они должны отвезти меня в Колхиду прежде, чем отплывут домой, к себе на родину. Моряки, я понимаю ваши религиозные чувства и уважаю их. Вы считаете, что женщина на борту любого из ваших кораблей принесет неудачу, двойную неудачу принесет жрица Богини Смерти, тройную - если одежда ее окажется запятнана, как моя, кровью ее брата!
