Антонин Ладинский - Последний путь Владимира Мономаха
Из греческой земли явился новый бог, которому кадят в церквах фимиамом. От этого запаха стесняется дыхание и хочется чихать, уйти поскорее в просторную дубраву. Мать рассказывала ей со слезами, как Перуна, деревянного идола с серебряной головой и золотыми усами, княжеские отроки ввергли в Днепр и отталкивали его шестами от берега. Вскоре пришли дровосеки в рощу, которую прежде люди считали божницей, и срубили секирой священное дерево, под которым совершалось веселие свадеб, и всполошили черных воронов, предвещавших своим карканьем судьбу девам и воинам. Ныне Перун царит на земле только во время страшных бурь, когда он мечет молнии и поражает огненными стрелами не угодных себе. В такие часы даже почитающие Христа страшатся древнего бога и темноты овинов. Люди как дети. Они боятся крика ночной птицы или вида несчастной горбуньи, а не опасаются злодеев, живущих среди них.
42
Ворожея окинула отрока пронзительным взглядом. Он тихо стоял перед нею, обнимая за шею жеребца. Видно было, что нет жадности в душе этого человека. Любава говорила ей, что поп Серапион бранил гусляра за грешные песни. Вознаградить его счастьем? Пусть будет он вспоминать до конца своих дней страшную горбунью…
Старуха прошептала, ухватившись цепкими пальцами за рукав красной рубахи:
— Хочешь, помогу тебе найти сокровище? Будешь богатым, как Ратибор.
Злат по своей привычке легко относиться ко всему, что встречал на жизненном пути, весело рассмеялся. Какая польза в богатстве! Стоит ему пропеть красивую песню — и княжеское серебро сыплется на него, как из колчана. Он и без пенязей чувствовал себя богачом. Певцу принадлежит весь мир, который он видит перед собой, и он способен летать как на крыльях до самого синего моря, в жребий Симов и даже в пределы Рима. Золотые струны обладают властью делать людей счастливыми или печальными, в чем не властен и греческий царь. И все-таки отрок сказал:
— Что же! Сделай меня богатым, старуха!
— Пойдем за мной, — поманила его ворожея сухой ручкой и заковыляла в ту сторону, где за дубами бисером рассыпался и звенел ручей.
Ведя коня на поводу, Злат покорно шел за горбуньей, невольно отвращая взор от ее уродства. Так они довольно далеко брели по берегу ручья. Потом старуха остановилась и стала что-то высматривать. В этом месте было больше пней, чем зеленых деревьев, однако горбунья хорошо помнила, что именно здесь рос тот дуб, с вершины которого она смотрела, как убили раба. Потом это древо опалила молния. Вот его огромный пень.
Злат, бродивший поблизости, наткнулся на свежевскопанную землю. Он догадался, что здесь кузнец клад искал, и крикнул ворожее:
— Тут кузнец кости мертвеца нашел?
— Какого мертвеца? — не поняла старуха.
Гусляр рассказал ей о том, над чем потешался весь Переяславль.
Значит, ее не обманывает память. Если здесь был зарыт убитый раб, то сокровище закопали недалеко отсюда. Горбунья уже узнавала местность. Вот здесь она сидела на дереве, умирая от страха. Воин, снявший красное корзно, и раб копали по ту сторону от ручья. Она постучала костылем по гнилушке, что осталось от дуба:
— Придешь сюда ночью. А копать будешь за ручьем. Около орешины.
На другом берегу потока берег вздымался немного, и на нем росли ореховые кусты. Глядя на них, Злат ужасался. Все было как во сне. Неужели в этой земле лежит сокровище? Но надо было проверить расстояние.
Он прошептал:
— От дуба на полночь тридцать три шага…
— Что ты говоришь? — не расслышала старуха.
— Один монах открыл мне… Тридцать три шага…
— Сколько шагов, не знаю.
Злат прикинул мысленно, где полночь, и когда сделал тридцать третий шаг, то оказался уже за ручьем, на том месте около орешины, которое указала ему ворожея. Он повернулся к ней лицом:
— Так и монах сказал…
Все это было волнительно и странно. Он подошел опять к ворожее.
— Завтра днем приду сюда с лопатой.
Но она покачала головой:
— Днем нельзя, люди увидят.
Чтобы не расставаться со своей властью над людьми, старуха прибавила:
— Скажу тебе заклятье.
Злат почесал голову. Ему все еще не верилось, что это не снится, а происходит наяву. Неужели он в самом деле может сделаться богатым и построить хоромы, как Фома Ратиборович? А еще завести угорских коней, купить серебряное оружие…
Его мечтания прервал шепот горбуньи:
— Придешь сюда в полночь.
Ему стало вдруг жутко.
— Я друга приведу, княжеского отрока.
Но ворожея видела, как из-за сокровища человек убивал другого человека, не поделив богатства. Она слишком часто копалась в человеческих чувствах и убедилась, что порой опасен бывает друг, даже брат.
— Нельзя, — сказала она. — Приди один. Или земля не откроется.
Старуха с материнской печалью смотрела на отрока. Она теперь знала о нем довольно. Сирота. Родителей половцы погубили. Жил с дедом, а когда дед умер, очутился на княжеской гриднице, куда его отрок Даниил привел. Так рассказывала ей вчера прибежавшая сюда с пирогом Любава. Пусть этот отрок возьмет Любаву. Их дети будут знать, что богатство в семье от горбатой колдуньи. Хе-хе! Так легче ей будет покидать земную жизнь и отправиться туда, где обитают души умерших, плыть в бесшумной ладье среди кромешной ночи смерти. Там страшно и темно, если так русалки плачут по ночам, тоскуя по земной жизни, где светит солнце днем и поют птицы. Она тяжело вздохнула.
— Что же ты умолкла? — спросил Злат. — Какое же твое заклятье?
Старуха пошевелила беззубым ртом:
— Слушай! Скажешь три раза…
Она проговорила другим голосом:
Иду на высокую гору, по водам и облакам.
На горе серебряный дуб стоит, на нем золотые желуди растут.
На горе заря сияет.
Заря, заря, освети мне дорогу, земля, разверзись предо мною…
В этих условиях не было ничего необыкновенного, но ему стало страшно, когда ворожея сказала:
— Теперь повтори…
Он повторил.
— Запомнишь?
— Запомню.
Злат привык запоминать песни и притчи. Отвязывая коня, еще раз повторил в уме заклятье.
— Теперь иди с миром, — сказала старуха.
Гусляр вскочил на седло.
В тот день Даниил допытывался у него:
— Почему ты такой ныне смутный? Разве не оказал тебе милость старый князь? Почему же не радуешься? Теперь он тебя не забудет своими щедротами. Но женишься — и прощай тогда воля. Нет, лучше чужих жен любить.
Помня завет старухи, Злат не открыл отроку свою тайну.
Даниил был старше Злата и прочел множество книг, собирая в них, как пчелы собирают медовую сладость с цветов, книжную мудрость. Он знал философов, что жили некогда в Афинах. Князь Ярополк ценил его начитанность. Злат не любил книжное чтение. Он черпал слова для своих песен в том, что видел вокруг себя собственными глазами. Даниил говорил ему в тот вечер:
— Женись, женись! Добро, если жена окажется милой для твоего сердца. Хорошая жена — венец для своего мужа и беспечальная жизнь. А злая — лютое горе. Червь дерево точит, а злая жена дома своего мужа. Лучше в дырявой ладье плыть, чем болтливой жене тайну доверить. Но куда спешишь? Не к своей ли красавице на огород?
Когда Злат, пряча под корзном железную лопату, взятую тайно на княжеском дворе, приехал верхом под эти сказочные дубы, у него сжалось сердце от волнения. Деревья устрашали теперь даже своим молчанием. Некоторое время ушло на то, чтобы найти нужное место. Вот пень… Когда глаза привыкли к темноте, он различил у ручья орешину… Отрок посмотрел на небо. Там сияли звезды. Вокруг неприметной звезды, которую Даниил называл Приколом, как некий вол на привязи, вращалось все мироздание. Широко двигалась в небесных полях Колесница, запряженная звездными конями. Четыре колеса и три коня. Ниже сияло золотыми яйцами Утиное гнездо. Стрелец натягивал тетиву своего лука, целя в Лебедя. Небо сияло, как божья риза, усыпанная жемчугом…
В ту ночь на земле еще не отцвели рябины. Злат вспомнил, как Даниил рассказывал, что там, где зарыто серебро, по ночам горит огонек или некое подобие свечи. Но только звезды озаряли землю своим мерцанием. Гусляр привязал тщательно коня к дубку и взял в руки лопату. Под сапогами хрустнули белые камушки в ручье. Вот берег, вот ореховый куст, здесь и надо копать. Еще днем он точно отмерил тридцать три шага и на том месте воткнул сухую ветку. Вспомнились иноки. Но зачем им богатство? Оно только помешает им в спасении души. Он и сам сделает вклад в Печерский монастырь.
Кроме звезд, ничего не было. Не кричала сова, не выли волки, в которых часто преображаются бесы. Все-таки холод бежал по спине. Еще надо прочитать заклятье…
Иду на высокую гору, по водам и облакам.
На горе серебряный дуб стоит, на нем золотые желуди растут.
На горе заря сияет.
Заря, заря, освети мне дорогу, земля, разверзись предо мною…
Теперь эти слова казались полными таинственного значения, они вселили веру в его сердце, и, прочитав заклятье, Злат стал усердно копать не очень податливую под лопатой землю. Только на мгновенье он порой прерывал работу, чтобы перевести дыхание и вытереть рукавом пот со лба. Потом ему стало жарко, Злат снял рубаху, прислушиваясь, не крадется ли из мрака злой человек. Но все было тихо в дубраве, и меч лежал рядом…
