Сергей Алексеев - Крамола. Книга 1
Андрей не поверил, но все-таки сунулся к окну: казачий разъезд в шесть человек уже привязал лошадей у ворот и под лай собак шел к избе. Урядник с обветренным лицом что-то кричал, показывая на улетающих журавлей. Андрей схватил кожух, метнулся к винтовке, но Галя остановил его, взял за руки:
— Ой, да погоди! Пускай заходят. Глаза-то узкие, поди, и не заметят.
— Ты что, старик?
— А садись-ка вот сюда, в уголок, — он подтолкнул его к дальнему краю стола. — Я тебя яблочками-то прикрою, и вовсе не заметят.
Бежать было поздно: в сенцах скрипели половицы. Андрей сел в угол и положил револьвер на колени, прикрыл его скатертью. Корзина с яблоками стояла перед лицом, но прикрыть, конечно, не могла…
— Заходите, заходите, гости дорогие, — запел Галя. — Гляжу — едут, родимые. А то все один да один, поговорить не с кем, чайку попить не с кем. Вот хорошо, что навестили старика…
— Никто не заезжал к тебе? — спросил урядник.
— Рад был бы, да не едут, — загоревал Галя. — Вареньев летом наварю, грибов насолю, а угостить некого. Вы уж садитесь к столу-то, самовар вот ставлю. Мигом поспеет.
Казаки сняли кожухи, составили карабины в угол, выпутались из ремней и сели к столу. Вполголоса заговорили не по-русски, тыча пальцами в корзину с яблоками.
— Ешьте, ешьте! — подбодрил старик. — Что на столе — все ешьте.
Казаки расхватали яблоки, стали есть с удовольствием и жадностью.
— Соскучились по фруктам, — объяснил урядник. — У нас на родине слаще растут. Да и крупнее.
— На родине оно все слаще да вкусней, — согласился Галя. — Нам вот эти за милу душу.
Старик расставил глиняные кружки и стал разливать чай.
— Это правда, будто ты чудеса показываешь? — вдруг спросил урядник. — Будто глаза отводить умеешь?
— Могу! — обрадовался Галя. — Что могу, то могу. Насчет глаз не скажу, а чудеса умею.
— Так покажи.
Старик с готовностью встал на четвереньки, залез под печь и достал оттуда какой-то прибор на деревянной доске. Андрей сидел не шелохнувшись, рассматривал казаков, изучал лица. Каждого можно было достать рукой…
— Глядите сюда, — сказал Галя. — Ну-ко, подержись за проволоку-то.
Урядник взялся за проводки, а старик резко повернул колесо. Раздался щелчок, урядник отдернул руку и засмеялся. Казаки тоже захотели попробовать, по очереди держались за провода; Галя крутил и хохотал. Потом он подключил лампочку, и она засветилась. Казаки возбужденно заговорили по-своему, смеялись и дурачились как дети.
— Такой чудо я видел, — сказал урядник. — Динамо-машина. Я думал, правда чудо.
— Кто не знает да не понимает, так ведь чудо! — не согласился Галя. — Когда не знаешь, откуда берется свет?
Он спрятал прибор под печь, отряхнул руки. Успокоенные казаки зашвыркали горячим чаем.
— Надолго в наши края-то? — спросил Галя.
— Мы люди невольные. Как прикажут, — вздохнул урядник.
— А супротив кого нынче воюете? — прищурился старик.
— Не спрашивай, дед, сами толком не знаем, — отмахнулся урядник. — Велят людей пороть.
— Кто велит-то?
— Русские велят. И русских же пороть! — урядник поцокал языком, покачал головой. — Ничего не понимаем. В нашем народе такой обычай нет, не понимаем. Россию защищать — понимаем. Пороть — не понимаем.
— Так не пороли бы, — предложил Галя. — Жалко, поди, людей?
— Жалко, — согласился урядник. — Как не жалко? Народ — большой, красивый; бог — большой, красивый; земля — большой, красивый. Начальник был большой, красивый. Князь… Себя убил. Русский есаул повесил русский большой, красивый баба… Не понимаем. Все большевики. А большевики — плохо. Не понимаем.
Он встал, буркнул что-то по-калмыцки. Казаки вскочили, засобирались. Галя засуетился:
— Посидели бы еще-то. Куда вам лететь?
— Партизан ходит, большевик, — сказал урядник. — Поймать надо. Зачем вешать?
— И не ловили бы, и не вешали, — посоветовал старик. — Дома-то яблочки слаще…
— Колчак сказал — Россия защищать, — развел руками урядник. — Большевик говорит — Россия защищать. Бестолковый народ. Большой, красивый, а бестолковый. Ай!
Казаки вывалили во двор, загомонили, отвязывая лошадей. Андрей стоял у окна, сжимая в руке ненужный револьвер.
— Хорошие люди, — сказал Галя. — . Ведь испортятся так-то, на чужбине.
Казаки ускакали под сорочий треск с забора.
— Как ты делаешь чудо? — спросил Андрей. — Как?!
— Показать? — старик сунулся под печь. — Сей же час!
— Не это, — остановил его Андрей. — Настоящее чудо!
— Настоящего теперь не бывает, — загоревал Галя. — Нету его, все вышло… — Он вдруг отобрал у Березина, револьвер, покрутил его в руках, заглянул в ствол. — Настоящее-то чудо вот в эту машинку посадили и держат теперь. И до-олго еще держать будут… Придумают же! — он покачал головой. — Баба мучается, рожает, кровью-то обливается. А потом и нянчит, и ночей не спит, и плачет-страдает, горемышная. А нажал на курочек — и нету человека! Чудо!..
— У нас в Березине живет один… — проговорил Андрей. — Чудеса показывает… Ленька-Ангел. Меня однажды через овраг перенес. И потом…
— Ну-ко, ну-ко! — заинтересовался Галя — Где проживает? На заметку возьму.
— В Березине, слыхал? Есаульского уезда, Свободненской волости.
— Слыхал… Чего еще умеет-то?
— А еще людей на тот свет провожает.
— Но?! — подскочил и сразу осел Галя. — Тогда чего молчишь? Такой человек! Я вот только птиц провожаю, и то когда зимовать летят, на время. А он — эвон — на тот свет! Ишь ты! И просит что, нет?
— Просит, — подтвердил Андрей. — Я ему за чудо-то коня отдал… А потом он ружье просил…
— Ружье? Неужто ружье просил? — огорчился Галя. — Эх, чудак-человек. Людей провожает, а туда же… Возьмет ружье — пропал человек. И дела его чудесные — пух! — и вылетели. В деревенские дурачки потом запишут — и все… Эх!..
Они в молчании попили чаю, пожевали размоченные яблоки, после чего старик начал убирать со стола.
— Гостей до вечера не будет, — скучно сказал он. — Полезай на печь. Зимородок прилетит, так разбужу… Да ты не печалься эдак-то, спи. Зимородок, может, в Леса тебя сведет.. Может, там чудо осталось…
— В лесах, только холод и смерть, — вздохнул Андрей, забираясь на печь. — По всей земле нынче холод и смерть…
— Есть ведь другие Леса у нас, — откуда-то издали послышался голос старца. — Раньше-то ходили туда люди. Возьмут грамотку у брата моего Прокопия и по той грамотке, как по солнышку, и придут. Нынче-то Прокопия в темницу заточили, в монастырскую, и некому грамотки носить. У меня своя забота — птиц туда-сюда провожать, да и не ходок я, больно старый…
Андрей проснулся от тихого говора… Оттянул холщовую занавеску, но увидел лишь стену, оклеенную «Нивой» за 1916 год: царь Николай Второй в солдатской шинели приехал на позиции…
Он спустился с печи и выглянул за перегородку.
За самоваром сидел Галя, а с ним — хмурый, словно невыспавшийся, мужик в дождевике, надетом поверх полушубка, и валенках с галошами.
— Вот он, гостенек мой разлюбезный! — засмеялся старик. — Возьми уж, своди его. Крюк-то небольшой…
— Небольшой, — проворчал мужик. — Так нынче воды по колено! Куда я в пимах?
— Да уж своди, — попросил Галя. — Человеку чуда хочется, а ты…
Он повернулся к Андрею:
— Вот он, Зимородок. Говорю же: вредный — спасу нет.
«Леса, — думал Андрей. — Леса… Что-то было, что-то слышал ведь… Люди пропадали…»
— Собирайся, — нехотя бросил Зимородок и допил чай. — Да пошевеливайся! Темнеет вон…
Андрей оделся, поискал глазами винтовку и не нашел. Револьвер же торчал из горшка на полке.
— Ружья свои оставь, — недовольно пробурчал Зимородок. — Не хватало еще с ружьями туда… И так уж боязно с вами ходить.
— Эх, жалко, больше не увидимся, — сказал Галя. — Люблю, которые хоть в чудо верят… По ребятишкам-то, видно, сильно соскучился? — вдруг спросил он.
— Что?
— Да по ребятишкам, говорю, тоскуешь, видно, — объяснил старик. — Сонный-то все звал, все кричал…
— Хватит байки-то болтать! — прикрикнул Зимородок и заторопил Андрея: — Пошли, раз собрался!..
Они вышли на мороз, сразу защипало лицо и стиснуло дыхание. Зимородок зашагал в сторону леса и даже не оглянулся. Андрей едва поспевал за ним, и когда хутор скрылся, Зимородок словно подобрел, пошел тише, вразвалку, и будто сразу потеплело.
— Заморочил тебе голову Галактион-то? — спросил он. — Набрехал, поди, с три короба? И как только охота, пожилой человек…
Андрей не ответил. Ему показалось, что они идут по кругу, причем все время под гору. «Леса… Что же я о них слышал? — думал он сосредоточенно и никак не мог оторваться от размышлений. — Кажется, что-то из детства… Грамотки… Бумаги…»
И тут он вспомнил, как лазил с Сашей в дядин запертый шкаф. В деле о сектантах тоже говорилось о Лесах. И Леса те — что-то вроде места, где живут счастливые люди и не знают ни горя, ни забот. И что у них будто бы какая-то особая связь с природой, с землей.
