Семко - Юзеф Игнаций Крашевский
После получасового напрасного спора Левек, поклонившись, удалился. На крыльце догнал его Бартош, пытаясь соблазнить разными обещаниями, но нашёл его непреклонным.
Именно тогда, когда это происходило, с другой стороны разными дорогами старались попасть в город и добиться, чтобы открыли ворота, и убедились, что никакая сила на свете не сможет повлиять на мещан. Со вчерашнего вечера Краков как бы пылал неким военным духом, который охватил все умы.
Распустили слух, что Семко был врагом городских свобод, что был страшнейшим врагом мещанства. Всех охватил пыл, нападение его и архиепископа готовились отразить, словно набег татар. Лихорадка доходила до давно небывалой степени, все облачались в броню, брали мечи, бердыши, секиры, копья.
Не было необходимости ни торопить, ни подгонять. Подмастерья побросали мастерские, продавцы убежали из магазинов, все вооружались и взбирались на стены и башни. Было неслыханное желание воевать. Правда, этот гарнизон не имел ни такой уж рыцарской фигуры, ни опыта, ни умения воевать, но в защите города, согласно словам Вробля, был пригоден любой, кто мог сильно бить.
– Лишь бы был кулак! – говорил старик, запивая пивом.
Тех же кулаков собралось, может, больше, чем было нужно сразу, а вид сильных копейщиков, стоявших лагерем у Флорианских ворот, вовсе не пугал. Правда, от них отделяли толстые стены, крепкие rondelle и башенки. Городская челядь, тем временем, наслаждалась уличной прогулкой в майском тепле, сидела под стенами и громко вызывала и угрожала рыцарям, что всегда для толпы приятное развлечение.
Юноши, надев вместо кожаных фартуков старые пластины, покрыв голову железными горшками, взяв в руки молоты и обухи, радовалась своему рыцарству.
Вробел и другие командиры, не в силах рассчитывать на опыт и совершенство своих солдат, гордились их числом. С архиепископом прибыло по меньшей мере пятьсот железных мужей, город мог выставить против них несколько тысяч.
В течение всего этого дня при сильном лязге, звоне, шелесте голосов и постоянном движении готовились к защите. У вторых городских ворот, на всякий случай, стояли стражники и толпы защитников, но главные силы скопились у Флорианских ворот.
Не обманываясь этим великим энтузиазмом солдат-добровольцев, Добеслав из Курозвек чувствовал, что, если это положение протянется, запал остынет и сборище постепенно рассеится. Нужно было ускорить какой-либо конец решительным выступлением.
В доме пробоща ещё спорили в неопределённости, что следует делать, когда в ратуше собрался совет и в полдень решили выслать к Бартошу из Одоланова, потому что князь был спрятан за ним и его присутствие отрицали, с рыцарским заявлением или, скорее, вызовом. Это был шаг смелый, но необходимый.
Подобрали людей, хорошо их вооружили, и эти послы, с некоторой помпой торжественно отправились в дом пробоща. У них было поручение говорить не с архиепископом, а с командиром копейщиков.
Уже одно прибытие от мещан опытных людей рыцарского телосложения обеспокоило князя и Бартоша. Когда спросили командира, последовала минута колебания, кого им поставить. Сам Бартош предложил себя, князь хотел подслушивать переговоры у двери соседней комнаты.
Выбранный Добеславом из Курозвек, сопровождающий красного, усатого и могучего Вробля, некий Янаш Мрочек славился болтливостью и лёгким словом. Он хорошо приготовился исполнить то, что ему поручили, а красивая панская и рыцарская фигура Бартоша не забрала у него отваги.
Слегка поклонившись, он сразу же заговорил:
– Столичный град отправил нас сюда с приветствием и одновременно объявлением, что нагромождение такой вооружённой силы у своих ворот видит для себя опасным, а для торговли и своих дел вредным. Поэтому он просит командира, чтобы отошёл от ворот и удалился от Кракова.
Мрочек поглядел на Бартоша, который потирал усы.
– А что будет, если мы, у которых нет никаких вражеских намерений, вашей угрозе не поддадимся? – спросил пан из Одоланова.
Мрочек думал недолго.
– Тогда у нас есть поручение объявить вам войну, – сказал он сухо и решительно. – В этом состоянии осады мы долго выдержать не можем, поэтому будем справляться, как придётся. Угроза за угрозу, мы тоже возьмёмся за оружие.
– Как это? – крикнул Бартош. – Вы могли бы напасть на спокойных людей и…
– Чтобы избавиться от неволи, хороши всякие средства, – сказал Мрочек. – Что мы предпримем, это наше дело, а этим мы наперёд хвалиться не будем. Что мне поручили, то я вам объявляю; если сию минуту не уйдёте, мы объявим вам войну. Поэтому примите к сведению.
Мрочек, окончив это обращение, не находил нужным объяснять больше, немного поклонился, Вробел тоже, другие за ними, и когда Бартош стоял ещё онемевший и удивлённый от этого нахальства, они медленным шагом, не думая уже больше вести прения, вышли из избы в том же порядке, как пришли, возвращаясь к воротам, которые быстро отворились и закрылись за ними.
Князь, который за дверью трясся от гнева, слушая, выбежал в ярости в первую комнату.
Бартош слегка пожал плечами.
– Нечего тут стоять, – сказал он, – нужно как можно скорее идти дальше, у нас есть другие дела.
– Как это? Поддаться угрозе? Сбежать? – прервал Семко.
– Мы где-нибудь в другом месте покажем, что не боимся боя, но тут война уже не оплатилась бы. Они бдительны, набрали силы, – говорил Бартош.
– Но отступить по их приказу, немедленно! Позор! Срам! – крикнул Семко. – Не допущу.
– Значит, постоим до завтрашнего утра, – ответил Бартош, – если вы хотите этого, ваша милость, пойду и выдам приказы, чтобы доспехов никто всю ночь не снимал и сёдла на конях оставили… Война объявлена… Эта толпа, усмотрев возможную минуту, может напасть нам на шею, окружить, убить самых лучших солдат, хотя бы немного, невосполнимая утрата, они нужны нам в Куявии.
Мысль о позорном отступлении привела в отчаяние. Бартош взглянул на это спокойней.
Он незамедлительно вышел, позывал сотников и сказал им, что объявлен мир и целую ночь нужно сохранять бдительность. На следующее утро должны были выступить.
У архиепископа и Бартоша были связи в городе. Отдельным людям, особенно духовенству, нельзя было запретить приходить в дом приходского священника. Поэтому там имели подробные сведения о том, что делалось в городе, и кто был инициатором этого смелого выступления. Робкие духом клирики не преминули испугать Бодзанту, поставив его в известность, что в городе решили напасть ночью на копейщиков и безжалостно их перерезать.
Какое-то слово, брошенное на улице по ветру, дойдя до ушей каноника Альберта, в доме пробоща переросло в тревогу и угрозу. Повторно отправили приказы копейщикам, чтобы не смели ложиться спать и раздеваться.
Поскольку вид соседних стен мог укрепить в убеждении, что из города намереваются сделать вылазку, потому что там кишело людьми, суетились, обнимались,
