"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

По вечерам они сидели у огня, и Степан терпеливо просматривал ее тетрадки, исправляя ошибки.

Однажды она попросила, чтобы он разрешил ей читать вслух по вечерам, а сам поправлял ее, когда она будет ошибаться в произношении. Он дымил трубкой, уставившись на языки пламени в камине, и слушал мелодичный голос, читавший по-русски Псалтырь.

Яко узрю небеса, дела перст твоих, луну и звезды, яже ты основал еси: что есть человек, яко помниши его? или сын человечь, яко посещаеши его? умалил еси его малым сим от ангел, славою и честию венчал еси его: и поставил еси его над делы руку твоею, вся покорил еси под нозе его: птицы небесныя и рыбы морския, преходящия стези морския. господи господь наш, яко чудно имя твое по всей земли.

— А вы видели рыб морских? — Маша перевернула страницу и ткнула пальцем в картинку. Или змия, как тут написано?

— Змия не видел, врать не буду, а китов видел и даже охотился на них.

— Расскажете?

Она заворожено слушала Степана, чуть приоткрыв вырезанный изящным луком рот. Он отвел глаза, но получилось почему-то не в сторону, а на тускло поблескивающий медный крестик. Совсем сдурел, одернул себя Воронцов, она дите совсем еще.

— А вы скоро уйдете в море? — как-то вечером спросила Маша, накрывая на стол к обеду.

— Месяца через три, как корабль починят.

— А что с ним случилось? — девушка неловко пыталась открыть бутылку вина.

— Оставь, я сам, — Воронцов взял у нее бутылку, их руки соприкоснулись. Оба замерли в замешательстве, но Степан тут же заставил себя непринужденно продолжить разговор. — Нас в океане шторм потрепал, что могли — сами залатали, но все равно пришлось в сухой док вставать. Хочешь вина? Принеси себе бокал.

— А можно? Я никогда не пробовала раньше.

— У вас его не делают разве? — Степан налил ей чуть-чуть, только прикрыть донышко.

— Делают, но на равнине, у нас в горах холодно, виноград не растет, — Маша попробовала и даже зажмурилась от удовольствия. — Вкусно!

Степан сел за стол, и она, все еще краснея, сказала: «Я приготовила вам блюдо грузинское, меня мама научила. Мы даже с мистрис Доусон поспорили, она говорила, что птицу с орехами не делают. Если вам не нравится, я другое принесу, — окончательно смешавшись, шепотом договорила она.

— Куда это ты его унесешь, я еще даже не попробовал еще, — Степан рассмеялся, положил в рот кусочек и блаженно зажмурился. Было восхитительно вкусно. — Спасибо, — растроганно сказал он, глядя на опущенную гладко зачесанную головку. — Спасибо, Машенька.

Она робко и благодарно улыбнулась, и Степан вдруг понял, что готов отдать жизнь, лишь бы эта улыбка не сходила с ее лица.

Степану не спалось. Он встал, раскурил трубку. Ты ж старик для нее, сердито увещевал он себя, глядя, как огонь лижет дрова в камине. Ей только шестнадцать стукнуло, на кой ляд ты ей сдался, черт одноглазый, тебя и дома-то никогда не бывает.

Но тут он вспомнил Беллу, а в памяти всплыли слова Федосьи Никитичны, сказанные на берегу моря в Колывани: «Любовь нам Господь посылает, она есть великий дар, тебе благодарить Бога за нее надо».

— Еще раз послал? — хмыкнул вслух он, вопросительно задрав голову верх, и подошел к окну. Шел мягкий, крупный снег, тихо было в Сити, только чуть вразнобой пробили полночь часы в двух церквях по соседству, да вдалеке скрипели колеса припозднившейся кареты.

Феодосия Федора на четверть века младше была, а такой любви, как у них, поискать еще, подумал Степан. Он прислонился горячим лбом лицом к заиндевевшему стеклу и прошептал, точно зная, к кому обращается: «Спасибо».

Маша читала сонеты сэра Томаса Уайетта. Степан смотрел на тонкие пальцы, поглаживающие страницы. Почувствовав на себе его взгляд, она оторвалась от книги.

— Можно вслух?

Он кивнул.

— Я отдала тебе свое сердце, не причини ему боли, — перевела она первую строку и запнулась.

— Не причиню. Никогда не причиню, — глухо сказал Степан, и, встав на колени, взял ее за руку. — Посмотри на меня, Машенька.

Она вперила в него взгляд угольно-черных глаз.

— В Астрахани я спрашивала вашего брата, что такое любить.

— И что он сказал?

— Он сказал, что я вырасту и узнаю. — Маша прижала его руку к своей щеке. — Теперь я знаю.

Оторвавшись от ее губ, Степан пробормотал: «Завтра пойду к священнику. Я бы и сейчас пошел, но поздно уже».

Маша счастливо улыбнулась.

Колокола святой Елены спозаранку переливались радостным веселым звоном, и вторили им другие церкви Сити, казалось, весь город празднует эту свадьбу. Судачили, что Ворону привезли невесту из гарема шаха персидского, история на ходу обрастала подробностями, кто-то уже «точно знал», что Ворон сам ее и выкрал.

Степан поправил шпагу и усмехнулся, вспомнив, песни, что до сих пор распевали в тавернах Ямайки, — сколько лет прошло уже, а все не забывали в Новом Свете его поединок с Карвальо.

— Готовы, сэр Стивен? — раздался голос священника.

— Готов.

Грянул хор.

Маша шла ему навстречу в платье из серебряной парчи. На черных, распущенных по плечам волосах был венок из белых роз. В церкви яблоку было негде упасть, но Воронцову на миг показалось, что они одни на всем белом свете — так смотрела на него невеста. Она встала рядом, едва доставая головой до его плеча. Взявшись за руки, они опустились на колени перед алтарем.

Закрутившись в трехнедельной предсвадебной суматохе — пока трижды оглашали у Святой Елены их намерение вступить в брак, пока шили платье, пока украшали церковь, — Степан совсем забыл, что собирался попросить хотя бы жену священника поговорить с Машей о некоторых подробностях семейной жизни. Он совершенно не представлял себе, как нужно обращаться с невинной девицей.

На пальце новобрачной посверкивал подарок королевы Елизаветы — кольцо с изумрудом.

За свадебным столом Мариам застенчиво попросила мужа налить ей вина.

— Тебе белого или красного?

— Все равно, а то я боюсь.

— Не бойся. Все будет хорошо.

В Дербенте старшая жена наместника поучала ее, что надо быть покорной и слушаться своего господина. Другие наложницы говорили на незнакомых языках, поэтому участия в их разговорах Мариам не принимала. А потом случилась та страшная ночь, когда их всех согнали в большой зал, все плакали, а снаружи доносились крики и лязг клинков. Она молилась Богородице, чтобы ее убили быстро, не мучая.

Стройный синеглазый юноша с доброй улыбкой увел ее из того кошмара. Они пришли на берег, он знаком велел ей ждать его, ушел ненадолго и вскоре вернулся с едой. Он покормил ее, накрыл плащом, приговаривая что-то ласковое. От пережитого ужаса она едва держалась на ногах, и уснула сразу, положив голову ему на колени.

А теперь она — жена его старшего брата. Могла ли девчонка из бедной горной деревушки, подумать, — когда стояла у дверей этого роскошного дома, когда, немея от страха, смотрела на высокого, смуглого, широкоплечего человека с черной повязкой на лице, — что вскоре их обвенчают в роскошно убранной церкви, что будет петь хор, и все будут их поздравлять и дарить подарки?

А теперь она не знала, совсем не знала, что ей делать, и кусала губы, чтобы не расплакаться.