Светлана Кайдаш–Лакшина - Княгиня Ольга
И желание упрекать часто вытаскивает на свет не то, что ты сам спрятал, а то, что люди искусно скрывают от тебя, ты не понимаешь важного и существенного, и вдруг рождается упрек — то есть противоречие между тем, что есть на самом деле, и тем, как ты думаешь. Значит, твои мысли ложны..i вот и все…
Спасти то, что осталось, и не упрекать никого и ни в чем — было существом жизненного поведения княгини Ольги. Это было полным отказом от высокомерия — княжеского, человеческого, прежде — жреческого, от высокомерия правительницы и матери сына князя Святослава… ,
Княгиня Ольга очнулась от своих мыслей.
— Да, да, спасать и не упрекать, но как же это трудно…
Скифы уверяют, что люди самые опасные существа, нескольку живут не по божественным установлениям природы, как она велит жить, а по тем придуманным законам, которые они сами глупо устанавливают, впоследствии разочаровываются в том, что еще недавно силой вводили» придумывают что‑то новое и опять проливают кровь, чтобы утвердить вновь построенное, — и снова неудачи, и опять все сначала… В природе человека постоянно проступает звериное, человек всегда полузверь… И только избранные способны воспринять Христа… Но вот во многих княжествах и странах уже всеми почитается новый Бог, и это лучше всего помогает бороться со звериным…
Кто победит зверя в человеке? И победили ли скифы зверя, зверей, звериное? В себе?
Почему так сорвалась Марина? При всех ее недостатках в ней было и много хорошего… Святослав сказал:
— Я как верховный жрец–волхв могу услать Марину — на время, на время… Ей нужно придти в себя… Да и я не могу каждый день думать о том, что она еще вытворит… Хорошо, что дети давно с вами, мамо…
Он оборвал себя, но княгиня Ольга знала, как его заботит Малуша…
— Я давно не видел Анозу–Фарида, он сильно постарел, Согнулся и испугался меня заметно… Он не знал, как я отнесусь к его пророчеству. И стал говорить, что к яслям Иисуса Христа пришли волхвы, они верно вычислили его рождение. И они первыми стали исповедовать в мире единого Бога… Я наведался к нему в башню днем, но там горели три огня, стояли зажженные свечи… Вокруг были разложены пергаменты и сам старик взъерошенный какой‑то. Уж не потерял ли он рассудок. — Князь Святослав посмотрел на мать и — улыбнулся своей открытой широкой улыбкой, которую она так любила.
«Наконец‑то оттаял!» — подумала она про себя.
— Я тоже давно его не видела, он сидит у себя затворником, ночами смотрит на звезды, днем что‑то пишет, а у меня и без него столько хлопот, — почти оправдывалась перед сыном Ольга.
— Мамо, я не знаю нигде правительницы столь расторопной и умелой, как АРХОНТИССА РОССОВ ОЛЬГА, — произнес Святослав торжественно, приблизился к ней быстро, встал на колено и поцеловал ей руку.
Княгиня Ольга зарделась, как девочка.
— Ты хочешь, чтобы я с ним увиделась? — спросила сына она поспешно.
— Да он за дверью стоит и умирает со страху! — опять засмеялся Святослав. — Только вы уж поговорите с ним без меня… Прошу вас, мамо…
Князь Святослав поцеловал. мать в щеку и быстро, как барс, подскочил к дверям. Там стояли Аноза–Фарид и верный Акил. Княгиня Ольга подняла лишь брови, а Акил, исчезнув на мгновение, уже внес поднос с угощениями.
Княгиня Ольга была приветлива.
— Прошу, прошу, Аноза–Фарид, рада увидеться, располагайтесь и угощайтесь…
Они взглянули друг на друга радостно, потому что всегда испытывали взаимное уважение.
— Не обижают ли вас мои слуги и не терпите ли вы лишений? Исправно ли вы получаете то, что вам следует получать? — спросила Ольга.
— О да, княгиня, — ответил Аноза–Фарид.
Он заметно волновался и был бледен.
— Я слышала, что вы предсказываете нашему роду и княжескому дому торжественнее событие… — сказала княгиня Ольга.
Аноза–Фарид вскочил, так что его белые одежды взметнулись.
— О княгиня, я виноват перед вами, что не вы первая услышали от меня эту радостную весть… Я выскочил из башни, чтобы бежать к вам, и встретил во дворе вашего лекаря Валега… Я не успел его предупредить, но мне казалось, что он сам должен понимать столь ясные и высокие вещи, однако врач громко крикнул, и там во дворе… его услышали княгиня Марина и с нею другие жрицы Макоши… Они бросились бежать с криками, а я едва не умер от огорчения, что не сумел донести до вас такое сокровище…
«Вот оно что! — подумала княгиня Ольга, — как необходимо всегда выслушивать всех… Валег есть Валег, то‑то он и глаз давно не кажет… А я‑то думаю, почему его давно не видно?.. На все всегда есть своя причина… Только нужно ее узнать…»
В узкогорлом кувшине стояло греческое вино, и княгиня Ольга пригласила гостя его отведать, но он отрицательно покачал головой:
— Спасибо… спасибо…
Аноза–Фарид увидел, что княгиня Ольга нисколько на него не сердится, и сказал: «А вот князь Святослав был очень разгневан! Я слышал даже, что с княгиней Мариной у них вышла размолвка…»
«Все‑то он знает, хотя и сидит в своей башне, а я вот хожу повсюду, а все проплывает мимо», — подумала с досадой княгиня Ольга. Впрочем, что бы ни творилось на княжеском дворе, немедленно становилось известно всему Киеву… Это уж так…
— Вы совсем стали затворником, Аноза, — сказала княгиня Ольга. — Прежде вы больше гуляли и интересовались жизнью вокруг…
— Вы правы, княгиня, — ответил гость, — но последнее время я столь захвачен своей великой целью, что дорожу каждым мигом…
У княгини Ольги мелькнула мысль: «Может быть, Святослав не зря назвал его безумным…»
— Какая же великая цель владеет вами, досточтимый Аноза–Фарид, что не позволяет вам наслаждаться отпущенной нам жизнью в полной мере? — спросила княгиня вежливо. — Ведь Киев так хорош, цветущие сады, заливные луга за Днепром, острова, ладьи причаливают в Почайне с заморскими гостями…
Она даже засмеялась от того удовольствия, которое выразилось на лице Анозы–Фарида.
О княгиня! Из вас на Востоке получился бы прекрасный поэт! — ответил он радостно. — Скоро я смогу преподнести вам в дар плоды моего труда… И уж это вы узнаете первой…
Княгиня Ольга наклонила голову в знак благодарности. Он продолжал:
— Я исповедую учение нашего пророка Заратуштры[222]. Греки прозывают его Зороастром. Он жил очень давно — две тысячи или полторы тысячи лет назад. Главная наша книга «Авеста»[223] — многие ее гимны написаны самим пророком. Только зороастрийцы могут наблюдать ход светил и по ним предсказывать надвигающиеся события. Только мы действительно понимаем язык звезд, для всех остальных небо закрыто. Я привез с собой древний список «Авесты» и удивился совпадению ее названия с вашим словом «весть», я застал на Руси многие обряды, близкие зороастрийским, прежде всего — поклонение огню. У вас в каждом доме и каждой хижине горит живой огонь, и все почитают его, печь — главное, и бабы молятся ей… Я говорю о вашей древней вере, я знаю, что вы, княгиня, исповедуете веру в Иисуса Христа, но ведь это мы, зороастрийцы и маги, первыми пришли ему поклониться, мудрецов вела Вифлеемская звезда, и они принесли младенцу подарки… Золото, смирну и ладан…
Аноза волновался, он налил себе меда и почти судорожно выпил его. Княгиня подумала с досадой, что она давно не общалась со звездочетом, хотя всегда ей нравились беседы с ним. Аноза–Фарид был любезным и доброжелательным человеком, но с женщинами общался мало, говорили, что его жена умерла от родов вместе с младенцем…
Оживленные его глаза сияли и будто лучились.
— Все на Руси было и продолжает оставаться для меня неизведанным, я нахожу здесь все новое и новое… Такое прошлое! Удивительное! Вы, русские, сами не знаете, насколько вы близки нашему пророку Заратуштре! Поэтому я уже давно стал переводить «Авесту» на ваш язык, мой труд близок к завершению, и я надеюсь, что скоро, княгиня, смогу преподнести его вам в дар…
— Я буду рада принять его, Аноза–Фарид, — вежливо откликнулась княгиня Ольга, хотя про себя отметила, что вряд ли киевлянам, полянам, древлянам, словенам Новгорода и Пскова нужны чужие древние книги…
— Вы, наверное, думаете, княгиня, зачем русским старые и чужие древности? — будто угадал он ее мысли. — Но только здесь, на Руси, стало мне понятно, что самая древняя, самая старая древность была, возможно, у нас общая… Более близкая, чем в еврейской Библии, которая стала общей для всех христиан, какому бы народу они ни принадлежали… И поверьте, княгиня, что предки наши очень, очень близко общались…
Княгиня Ольга невольно улыбнулась. Щеки Анозы–Фарида вспыхнули.
— Но, княгиня, это уже не есть мудрость, это есть предсказание… — всплеснул руками Аноза–Фарид.
— Вы знакомы с Гелоной? — спросила княгиня Ольга.
— Я не только знаком, я многим ей обязан, она дала мне тексты старинных скифских гимнов, которые почти совпадают с гимнами из «Авесты»… Но «Авесту» написал пророк Заратуштра, а он включил в нее и самые древнейшие гимны, написанные задолго до его рождения… Гелона уверяет меня, что существовал сакральный скифский язык, на котором были написаны и старые гимны из «Авесты», и «Вед»[224] — это слово тоже понятно славянам: ведать — знать… А от него потом уже произошли и язык «Авесты», и язык «Вед»… «Веды» принесли в Индию арии[225], когда пришли туда из причерноморских степей.
