Михаил Петров - Румянцев-Задунайский
И вот он мчался к заветной своей цели. Он солгал главнокомандующему, что едет в отпуск. Нет, он не собирался возвращаться в армию. Он собирался закрепиться в Петербурге. Любой ценой. И в этом он рассчитывал на помощь графини Брюс, сестры Румянцева, тетки графа Михаила, которого, кстати, и уговорил ехать только ради этого дела, В прошлом году графиня Брюс ввела к императрице Васильчикова, теперь она должна была сделать обратное, помочь удалить его, дать ход в опочивальню государыни более достойному человеку, то есть ему, Потемкину.
Потемкин считал, что первым шагом к достижению цели должно стать получение чина генерал-адъютанта. На это намекала в своем письме и племянница Браницкая, сообщавшая ему все придворные новости. Генерал-адъютантство при ее величестве давало в руки крупные козыри. В этом чине он мог быть постоянно рядом с императрицей.
В кармане у Потемкина лежало письмо, предназначенное императрице. Он сочинял его в дни своего бездельничанья, сочинял долго и с таким усердием, что запомнил написанное слово в слово. В письме было следующее:
«Всемилостивейшая государыня! Определил я жизнь мою для службы Вашей, не щадил ее отнюдь, где только был случай к прославлению Вашего имени. Сие поставя себе простым долгом, не мыслил никогда о своем состоянии и если видел, что мое усердие Вашего Императорского Величества воле, почитал уже себя награжденным.
Находясь почти с самого вступления в армию командиром отделенных и к неприятелю всегда близких войск, не упустил я оному наносить всевозможный вред, в чем ссылаюсь на командующего армией и самих турок.
Отнюдь не побуждаем я завистью к тем, кои моложе меня, но получили лишние знаки Высочайшей милости, а тем единственно оскорбляюсь, что не заключаюсь ли я в мыслях Вашего Величества меньше прочих достоин? Сим будучи терзаем, принял дерзновение, пав к священным стопам Вашего Императорского Величества, просить, ежели служба моя достойна Вашего благоволения и когда щедрота и Высокомонаршая милость ко мне не оскудевают, разрешить сие сомнение мое пожалованием меня в генерал-адъютанты Вашего Императорского Величества. Сие не будет никому в обиду, а я приму за верх моего счастья тем паче, что, находясь под особым покровительством Вашего Императорского Величества, удостоюсь принимать премудрые Ваши повеления и, вникая в оные, сделаюсь вяще способным к службе Вашему Императорскому Величеству и Отечеству».
Конечно, во всем этом есть риск быть неправильно понятым. Но риск оправдывает цель. Надо только постараться, чтобы это письмо попало в руки самой государыни, а не осело в канцелярии. И тут, наверное, опять не обойтись без прелестной тетушки графа Михаила…
На дорогу ушло три недели. Потемкин боялся, что придется задержаться в Москве у Мишиной матушки, но, к счастью, графини дома не оказалось: она находилась в это время в Петербурге. Так что в Москве только ночевали, а на другой день поехали дальше.
В Петербурге у Потемкина было много друзей и родственников, но он предпочел поехать сразу к Мишиной тетушке. Он желал сделать приятное своему юному другу и надеялся, что графиня Брюс это оценит.
Графиня Прасковья Александровна с врожденной своей непосредственностью зацеловала племянника, долго не выпускала его озябших рук, стараясь согреть их своим дыханием, чем привела его, угловатого, не привыкшего к такому обращению, в сильное смущение. Потемкин наблюдал за ними со стороны. Собственно, он пожирал глазами ее одну, с виду еще молодую, хорошенькую, женственную, и таял от мысли, что скоро, быть может, ему тоже придется принимать ласки от такой же вот прелестной женщины. В Петербурге у него была знакомая девица, но он не переписывался с ней и не знал, свободна ли еще она.
— А где матушка? — спросил молодой граф, осторожно освобождая свои руки.
— Ты же знаешь, она у нас никогда не останавливается.
Прасковья Александровна рассказала, как ее найти.
— Я, пожалуй, пойду.
— Соскучился по матушке?
— Я приду завтра, — не ответив на вопрос, пообещал племянник.
Он ушел, и Прасковья Александровна наконец-то занялась им, Потемкиным. Она стала расспрашивать о брате: здоров ли, собирается ли в отпуск и вообще как живет, чем занимается? У Потемкина были свои вопросы сгорая от желания поскорее задать их, он отвечал графине с торопливостью человека, не имеющего времени для пустых разговоров. Перейти от ответов к собственным вопросам Потемкину так и не пришлось: приехал со службы граф Яков Александрович, да не один, а со Стрекаловым, одним из секретарей императрицы. Товарищи по турецкой войне крепко обнялись, и на Потемкина снова посыпались вопросы, подобные тем, что уже задавала графиня. Затем все вместе, хозяева и гости, направились в столовую, где уже был накрыт обеденный стол.
— Вы приехали по поручению графа? — спросил Брюс.
— Я приехал в отпуск, — отвечал Потемкин. — Однако у меня есть письмо государыне, и я хотел бы, чтобы оно попало в собственные руки ее величества.
При этих словах Потемкин просительно посмотрел на графиню. Брюс, перехватив его взгляд, сказал, показав головой на Стрекалова:
— Я думаю, нашему другу сделать это проще.
Выражая готовность помочь делу, Стрекалов кивнул головой.
— Я не забываю услуг, мне оказываемых, — воссиял Потемкин. — Ваше высокородие, можете быть уверены в моем к вам искреннем расположении.
Он достал письмо и положил его перед Стрекаловым. Тот как-то небрежно, словно это была заурядная бумажка, какие во множестве проходят через его руки, сунул письмо в карман, сказав, что постарается если не сегодня, то завтра утром встретиться с государыней.
Дело было сделано, и Потемкин, успокоенный в мыслях переключился на другое. Интерес к окружавшим его людям иссяк. Теперь он слушал их рассеянно, почти не улавливая сути начатого между ними разговора. Он думал о своем — о том, что вот-вот вечер наступит, а ему надо еще где-то устроиться да еще найти ту, которой когда-то клялся в любви и о которой сейчас не знал, свободна ли.
…Этот день для Потемкина обернулся по-настоящему днем удачи. В гостином дворе, куда он отправился сразу после обеда, ему предоставили две прекрасные комнаты. Повезло и с розыском девицы: она оказалась не занятой и без долгих ломаний согласилась провести с ним длинный зимний вечер.
Приятно переспав ночь и щедро одарив девицу, разделившую с ним ложе, Потемкин в десять утра плотно позавтракал, после чего поехал в военную коллегию выполнять поручение Румянцева. Душа была переполнена предчувствием счастливых перемен в его судьбе, О жизнь!.. Наконец-то он с головой окунется в нее — настоящую жизнь, без забот о куске хлеба, полнокровную, царственную!.. А в том, что государыня не оттолкнет его от такой жизни, сомнений быть не могло. Он помнил ее воровато-поджигающие взгляды — взгляды, в значении которых еще никогда не ошибался. Он был ей приятен, а это самое главное. Может даже случиться, что, прочитав его письмо, она воспылает желанием увидеть его сегодня же…
В военной коллегии его приняли главные министры — президент князь Голицын и вице-президент граф Чернышев. Потемкин доложил о просьбе главнокомандующего с таким видом, который говорил, что подобные поручения ему не очень-то приятны и он исполняет их только по долгу службы.
— Ваш фельдмаршал выхлопотал себе у государыни полную власть, — сразу же закипятился Чернышев. — Мы теперь для него ничего не значим, пусть делает, что хочет, и к нам больше не обращается.
Вице-президент нес чепуху. Переброска полков из Польши в Румянцевскую армию осуществлялась по решению высшего военного совета и контроль за осуществлением сего решения возлагался на коллегию. Потемкин об этом, конечно, знал, но не стал перечить графу. В его положении перечить столь важным министрам было бы просто ребячеством. Румянцев находился далеко, а эти сидели рядом, и добрые отношения с ними ему, Потемкину, были необходимы. Он был пока ниже этих господ.
Граф Чернышев со старческой медлительностью разложил перед собой какие-то бумаги и бесстрастным голосом начал перечислять, с каких мест сколько рекрутов и регулярных полков отправлено Румянцеву с прошлого года. Потемкин его не слушал. Нужны ему эти рекруты! Глядя на этого симпатичного с виду старичка с фельдмаршальскими отличиями, он вспомнил историю, случившуюся с его беспутным племянником князем Кантемиром, пытавшимся стать любовником императрицы. Беспутный князь долго охотился за государыней, ожидая подходящего момента открыть ей свое сердце. Однажды ночью он проник в опочивальню и, сгорая от безумной страсти, бросился к ее ногам, умоляя ответить взаимностью на его чувства. Императрица позвонила, и его тотчас арестовали.
— Прикажете засадить в крепость? — спросил начальник караула.
