Конн Иггульден - Империя серебра
Бела обернулся на стук копыт: к нему подъезжал один из рыцарей фон Тюрингена. Англичанин среди тевтонцев редкость, однако Генри Брэйбрук, этот бывалый именитый рыцарь, вполне заслуживал своего доблестного статуса.
— Сэр Генри, — приветствовал его король Бела.
Рыцарь спешился и неторопливо поклонился. Меж собой они говорили на французском, поскольку оба хорошо знали этот благородный язык.
— Милорд, они пытаются удержать мост. Сотен восемь, а может, около тысячи, сейчас повернули от их арьергарда и устремились на нас.
— Вот как? — с некоторой глумливостью переспросил король Бела. — Они пытаются нам воспрепятствовать? Что ж, немудрено. Чувствуя все эти дни у себя за спиной наше дыхание, они, должно быть, только и думают, как благополучно унести от нас ноги.
— Может быть, милорд. Но это единственный мост на сотню миль, если не больше. Нам нужно вытеснить их за сегодняшний вечер или за утро.
Бела ненадолго задумался. Настроение у него было хорошее, даже слегка игривое.
— Когда я был мальчиком, сэр Генри, то на камнях возле озера Балатон собирал улиток. Они цеплялись за камни, но я своим ножичком отковыривал их и складывал в горшочек. Вы улавливаете намек?
Сам Бела рассмеялся своей остроте, но англичанин слегка нахмурился. Судя по всему, он ждал указаний. Король вздохнул: скучноваты все-таки эти упрямые духовники с оружием. Рыцари вообще народ сумрачный — христиане, но уж больно непреклонные. Между тем по воздуху разносился аромат жареной свинины, и король Бела, со смаком хлопнув в ладоши, определился с решением:
— Пошлите лучников, сэр Генри. Пусть немного развлекутся, посостязаются в стрельбе по мишеням, а то ведь скоро стемнеет. Стрел не жалеть, неприятеля отогнать за реку. Теперь мое указание понятно?
Рыцарь снова поклонился. Сэра Генри Брэйбрука донимал фурункул на ноге, который надо было проткнуть, да еще натертая ступня в повязке сочилась гноем, несмотря на все мази и припарки. Из еды его ждали разве что жидкая похлебка да плесневелый хлеб с глотком кислого вина, чтобы пропихнуть кусок в сухую глотку. На лошадь Генри влез осмотрительно, чтобы не задеть своих болячек и натертостей. Смахивать головы мечом нет никакого желания, хотя эти безбожники монголы заслуживают того, чтобы быть стертыми с лица земли. А приказ короля надлежит выполнять из верности братьям-рыцарям.
Королевский приказ Генри Брэйбрук исправно передал полку лучников — четырем тысячам стрелков под командованием венгерского принца, которого он не любил и не уважал. Лишь дождавшись, когда стрелки пешим строем двинутся к мосту, рыцарь с урчащим животом отправился в свое расположение за миской похлебки и сухарем.
Чагатай оглянулся на яркое солнце. Сердце колотилось. В руке он держал кусок желтоватой бумаги, проделавший с гонцами путь длиной около трех тысяч гадзаров. От дорожных превратностей бумага была в пятнах и замасленной на ощупь, но скупые строки в ней заставляли сердце биться птицей. Доставивший письмо ямской гонец все так и стоял на коленях, напрочь забытый с того самого момента, как Чагатай начал вчитываться в поспешно накарябанные цзиньские иероглифы, которые складывались в слова настолько вожделенные, что внутри от них поднимался дурманящий холодок. Он ждал их все эти годы. Угэдэя наконец-то нет. Пал.
Это меняло всё. Чагатай остался последним из уцелевших сыновей несравненного Чингисхана; последним прямым потомком отца державы, хана из ханов. Чагатай, можно сказать, слышал в голове голос своего старика, вещающий о том, что и как надо сделать. Время быть резким и безжалостным, зубами вырвать власть, некогда обещанную и принадлежащую ему по праву. Глаза обожгли слезы, частично от воспоминаний об ушедшей юности. Он наконец-то мог стать тем человеком, каким ему прочил быть отец. Бумажный лист Чагатай машинально скомкал в руке.
Против наверняка встанет Субэдэй — во всяком случае, на стороне Гуюка. Сторонником Чагатая багатур не был никогда. Придется его по-тихому умертвить, иного выхода нет. Простое решение, открывающее все прочие пути в грядущее. Чагатай кивнул своим мыслям. Вместе с Угэдэем и Субэдэем он стоял во дворце Каракорума и слышал, как брат рассуждает о преданности багатура, хотя сам Чагатай знал, что не доверится ему никогда. Просто слишком уж много между ними накопилось прошлых дел, и в жестких глазах Субэдэя ему не виделось ничего, кроме обещания смерти.
Ключ к замку — это, конечно, Каракорум. Традиции прямого перехода власти на сегодня нет, во всяком случае среди племен, составляющих монгольский народ. Хан всегда избирался среди лучших, что годились для того, чтобы стать вождями и повести за собой. Ну и что, что Гуюк старший сын Угэдэя и что Угэдэй благоволил именно ему? Коли на то пошло, Угэдэй — даже не самый старший из братьев. У народа любимцев нет — примет всякого, кто возглавит город. Пойдет за тем, у кого есть сила и воля завладеть столицей. Чагатай задумчиво улыбнулся. Сыновей у него много — хватит, чтобы заполнить все комнаты дворца и продолжить родословную Чингисхана хоть до скончания времен. Воображение рисовало потрясающие картины: империю от страны Корё на востоке до самых западных морей, и всё под одной сильной рукой. Цзиньцам подобное и не снилось. А вообще владения такие, что так и тянет попробовать, повластвовать.
Сзади послышались шаги. В комнату вошел слуга Сунтай. Сейчас известие Чагатай получил раньше своего главного соглядатая. Раскрасневшееся уродливое лицо Сунтая вызывало улыбку: не иначе как от бега запыхался.
— Время, Сунтай, — произнес Чагатай с глазами, яркими от слез. — Хана больше нет, и я должен собирать в дорогу свои тумены.
Взгляд слуги упал на застывшего в согбенной позе ямского гонца, и, мгновенно сориентировавшись, он тоже встал на колени. Только голову склонил еще ниже.
— Твое слово, мой повелитель хан.
Глава 31
Гуюк, галопом скачущий по лесной тропинке, подался в седле, держа на весу копье. Впереди среди листвы, в пестрых пятнах солнца, мелькала спина сербского конника, рискующего на такой скорости расстаться не только с конечностями, задевающими острые сучья, но и с головой. Под весом возведенного для удара копья мышцы руки горели. Чтобы как-то сгладить напряженность позы, Гуюк на скаку привстал в стременах, чуть сменив положение корпуса. Теперь немели бедра. Сражение вот уже несколько дней как закончилось, но они с Менгу все еще гонялись со своими туменами по лесам за недобитым врагом, чтобы в живых его осталось как можно меньше и он не собрался в сколь-либо серьезную силу, способную оказать помощь венгерскому королю. Гуюк снова подумал о численности этнических венгров, что попадались по обе стороны здешнего приграничья. Субэдэй, конечно же, был прав, направив сына Угэдэя на юг, где столько деревень могло откликнуться на призыв Белы к оружию. Теперь они этого сделать не смогут: их с Менгу бросок по этим землям не оставлял от подобных расчетов камня на камне.
Заслышав дальний звук рога, Гуюк ругнулся. Он уже приблизился к сербу настолько, что видел, как тот то и дело в ужасе озирается. Но уговор есть уговор: старший темник зря подавать сигнал не будет. Ухватив брошенные на деревянный седельный рог поводья, он плавно их натянул. Лошадь послушно перешла с галопа на рысь, а перепуганный серб исчез в деревьях. Гуюк напоследок насмешливо отсалютовал ему копьем, подбросив, ухватил оружие за середину и сунул в притороченный сбоку чехол. Рог зазвучал снова, а затем аж в третий раз. Гуюк нахмурился: что уж там у Менгу такого срочного?
Он поехал обратно по тропе, видя, как тут и там из-под зеленой сени деревьев выезжают воины и весело перекликаются, хвастая своими личными достижениями. Один нукер с гордостью потрясал золотым монистом: на лице его при этом была такая понятная и простая радость, что Гуюк невольно улыбнулся.
Когда Субэдэй отдал ему приказ выехать самостоятельно, Гуюк опасался, что это своего рода наказание. Было ясно, что орлок таким образом удаляет от Бату ближайших друзей. И первоначально поход на юг не сулил никакой славы. Но если сейчас прозвучал действительно отзыв войска обратно к Субэдэю, то эти проведенные в самостоятельном походе недели будут вспоминаться с большим удовольствием. Даже жалко, что все закончилось так скоро. С Менгу они взаимодействовали хорошо, оба научились помогать и доверять друг другу. Конечно же, Гуюк быстро проникся к Менгу заслуженным уважением. Тот отличался неутомимостью, принимал быстрые и правильные решения, и пусть в нем не было броского великолепия, как у Бату, зато он всегда находился там, где нужно. Каким, помнится, для Гуюка стало облегчением, когда несколько дней назад Менгу обратил в бегство большой отряд сербов, устроивших в предгорье засаду на два Гуюковых мингана.
