Эдвард Радзинский - Сталин
Он надеется: Коба простит. Если бы он знал, с какой яростью должен читать Хозяин рассуждения о жене в письме того, кто был для него «убийцей»...
"А с тобой я часами разговариваю. Господи, если бы был такой инструмент, чтобы ты видел всю мою расклеванную и истерзанную душу! Если бы ты видел, как я к тебе привязан... Ну, да все это психология, прости. Теперь нет ангела, который отвел бы меч Авраамов, и роковые судьбы осуществятся. Позволь мне, наконец, перейти к последним моим небольшим просьбам:
а) мне легче тысячу раз умереть, чем пережить предстоящий процесс: я просто не знаю, как я совладаю с собой... я бы, позабыв стыд и гордость, на коленях умолял бы тебя, чтоб этого не было, но это, вероятно, уже невозможно... я бы просил тебя дать возможность умереть до суда, хотя знаю, как ты сурово смотришь на эти вопросы;
в) если (далее зачеркнуто. – Э. Р.)... вы предрешили смертный приговор, то я заранее прошу тебя, заклинаю прямо всем, что тебе дорого, заменить расстрел тем, что я сам выпью яд в своей камере (дать мне морфий, чтобы я заснул и не проснулся). Дайте мне провести последние минуты, как я хочу, сжальтесь. Ты, зная меня хорошо, поймешь: я иногда смотрю в лицо смерти ясными глазами... я способен на храбрые поступки, а иногда тот же я бываю так смятен, что ничего во мне не остается... так что если мне суждена смерть, прошу тебя о морфийной чаше (Сократ);
с) дать мне проститься с женой и сыном до суда. Аргументы такие: если мои домашние увидят, в чем я сознался, они могут покончить с собой от неожиданности. Я как-то должен подготовить их к этому. Мне кажется, это в интересах дела и его официальной интерпретации.
Если мне будет сохранена жизнь, то я бы просил: либо выслать меня в Америку на X лет. Аргументы за: я провел бы кампанию по процессам, вел бы смертельную борьбу против Троцкого, перетянул бы большие слои колеблющейся интеллигенции, был бы фактически анти-Троцким и вел бы это дело с большим размахом и энтузиазмом. Можно было бы послать со мной квалифицированного чекиста и в качестве добавочной гарантии оставить здесь мою жену на полгода, пока я не докажу, как я бью морду Троцкому.
Но если есть хоть какое-то в этом сомнение, то послать меня хоть на 25 лет на Печору и Колыму, в лагерь, где я поставил бы университет, институты, картинную галерею, зоо– и фотомузеи. Однако, по правде сказать, я на это не надеюсь.
Иосиф Виссарионович! Ты потерял во мне одного из способнейших своих генералов, тебе действительно преданных. Но я готовлюсь душевно к уходу от земной юдоли, и нет во мне по отношению к вам, и к партии, и ко всему делу ничего, кроме великой и безграничной любви. Мысленно тебя обнимаю, прощай навеки и не поминай лихом своего несчастного Н. Бухарина".
Это письмо и есть последний ключ к процессам – здесь все написано. Нет, никакого помилования Хозяин ему не обещал. Это Бухарин все надеялся, а он молчал. Это Бухарчик на все согласился, бесконечно объясняясь в любви к палачу, а он... молчал!
Это Бухарин, величайший теоретик партии, сам за Сталина придумывает обоснование процессов – «большую и смелую политическую идею Генеральной чистки», даже не зная, существует ли она в действительности, чтобы прикрыть ею «подленького бесенка страха». Так без всякого обещания со стороны «друга Кобы» он вовсю сотрудничал со следствием.
Постараемся понять нашего интеллигента – правдивого лжеца, слабого силача, благородного подлеца, смелого труса и при том талантливого безмерно, даже в унижении своем. Он никогда не скажет: «Я попросту боюсь гнева этих ужасных жестоких людей», но обязательно выдумает великую идею, обоснование. Как я понимаю его и... люблю! Ибо я тоже – дитя страха. Вся моя сознательная жизнь прошла в стране Страха.
«Сжальтесь. Ты, зная меня хорошо, поймешь...»
Да, Сталин их хорошо знал. И потому придумал процессы.
КОНЕЦ ЗАГАДКИ ВЕКАНикакие просьбы сдавшегося врага Хозяин не выполнил, разрешив лишь написать письмо жене перед самым процессом.
«Милая, дорогая моя Аннушка, ненаглядная моя. Я пишу тебе уже накануне процесса, и пишу тебе с определенной целью, которую подчеркиваю тремя чертами: что бы ты ни прочитала, что бы ты ни услышала, сколь бы ужасны ни были соответствующие вещи, что бы обо мне ни говорили, что бы я ни говорил – переживи все мужественно и спокойно. Подготовь домашних, помоги им, я боюсь и за тебя и за других, но прежде всего за тебя. Ни на что не злобься, помни о том, что великое дело СССР живет и это главное, а личные судьбы преходящи и мизерабельны по сравнению с этим. Тебя ждет огромное испытание, умоляю тебя, родная моя, прими все меры, натяни все струны души, но не дай им лопнуть, ни с кем не болтай ни о чем. Ты самый близкий, самый родной мне человек. И я прошу тебя всем хорошим, что было между нами: чтоб ты сделала величайшее усилие, величайшим напряжением души помогла себе и домашним пережить страшный этап. Мне кажется, что отцу и Наде не следовало бы читать газет за соответствующие дни: пусть на время как бы заснут... Если я об этом прошу, то поверь, что я выстрадал все, в том числе и эту просьбу, и что все будет, как этого требуют большие и великие интересы. Я в огромной тревоге за тебя, и если бы тебе разрешили написать мне, передать мне несколько успокоительных слов по поводу высказанного, то эта тяжесть свалилась хоть несколько бы с моей души. Об этом прошу тебя, друг мой милый. Распространяться сейчас о своих чувствах неуместно, но ты и за этими строками увидишь, как безмерно, глубоко я тебя люблю».
Передавать письмо его жене никто не собирался, ибо безмерно любимая Бухариным Аннушка уже была арестована.
Только через 54 года старой женщине вручат письмо, которое когда-то писал ее муж молодой красавице Анне Лариной.
Почти полстолетия имя ее мужа будет ругательством в стране, которую он основал. Этого требовали «большие и великие интересы», перед которыми «личные судьбы преходящи и мизерабельны».
А потом был последний процесс знаменитых большевистских вождей. Дело истребления соратников Ильича подходило к концу. Процесс стал завершением созданного Хозяином триллера.
Как положено в конце повествования, все было разъяснено, все сюжетные линии сведены воедино. Бухарин и Рыков, оказалось, сотрудничали сразу с троцкистами-зиновьевцами, с немецкими шпионами, с Тухачевским и прочими военачальниками, с националистическим подпольем и с вредителями в НКВД в лице Ягоды и его людей. Так что одной из «звезд» процесса стал главный организатор предыдущих процессов – Ягода. Ему придали «врачей-убийц, осуществлявших его коварные замыслы». В этой роли выступили известнейшие врачи, имевшие несчастье лечить «кремлевских бояр», – Плетнев, Левин, Казаков и прочие.
На все народные вопросы постарался ответить Хозяин. Например, обвинялся нарком земледелия Чернов, прославившийся во время коллективизации террором в деревне. Теперь ироничный Автор предложил врагу бухаринских идей участвовать в процессе вместе с Бухариным. Откуда ужасы коллективизации? И Чернов каялся: рассказывал, как сознательно искажал верную политику коллективизации по заданию Бухарина и Рыкова.
Отсутствие масла, постоянные перебои с хлебом – почему все это в стране социализма? И вот уже глава Центросоюза Зеленский кается: все случилось в результате вредительских заданий, которые он получил от правых.
Есть известная версия: Хозяин наблюдал за процессами. «Над сценой зала было несколько небольших окошек, завешенных темной тонкой тканью. Скрываясь за этими занавесками, можно смотреть сверху в зал, а из зала было видно, как за тканью вьется дымок – дымок его трубки», – писал очевидец.
Что ж, вполне возможно и даже естественно. Главный режиссер должен наблюдать за спектаклем.
Видимо, учтя слабое место предыдущих зрелищ – подозрительную готовность обвиняемых во всем соглашаться с обвинением, – в этот процесс были введены «неожиданности».
Н. Крестинский, член ленинского ЦК, вдруг заявляет: «Я не признаю себя виновным... я не совершил ни одного из тех преступлений, которые мне вменяются».
Зал ошарашен. Но Режиссер не позволяет слишком долгих эффектов. Уже на следующий день Крестинский заявил: «Я прошу суд зафиксировать мое заявление, что я целиком и полностью признаю себя виновным... Вчера под минутным чувством ложного стыда, вызванного обстановкой скамьи подсудимых... я не в состоянии был сказать правду...»
Трудился на процессе и Бухарин – вовсю изменял историю. Любимец Ленина рассказывал, как, желая воспрепятствовать Брестскому миру, собирался вместе с левыми эсерами арестовать любимого Ленина. Бухарин не только называл себя «презренным фашистом», но и выполнял то, что обещал в письме, – защищал истинность процессов от критики Запада. Но до конца роль не выдержал. Чем дальше шел процесс, тем больше Хозяин понимал: Бухарин затеял двойную игру. Признавая все, он попытался... не признавать ничего конкретно. Оценил Сталин и ловкий ход «самого талантливого из его генералов» – Бухарин вдруг рассказал о некоем своем договоре с Николаевским: в случае процесса над Бухариным тот должен организовать кампанию протеста.
