Наоми Френкель - Дети
– Я прошу прощения, Эдит, – хрипло бормочет он.
– Нет – отвечает она, – ты не хотел сделать мне больно, – голос ее звучит незнакомо, отчужденно, – просто ты не изменился. Ты... не изменился? – завершает она вопросом, ради которого пришла к нему на свидание.
Только сейчас, увидев его изменившееся и пытающееся увильнуть от нее лицо, она сама себе уяснила смысл собственного вопроса. Он сузил глаза до двух щелок и скривил лицо, без слов дав ей понять смысл своего ответа.
– Может, все же, в тебе что-то изменилось? – выдавила она, с трудом подбирая слова.
– Нет. Да и что может во мне нового? Я в тюрьме. Все осталось, как и было, без всяких изменений. – Вдруг у него возникло подозрение, и легкая угроза послышалась в его голосе. – У меня каждый последующий день похож на предыдущий. Но что у тебя происходит, Эдит? У тебя что-то изменилось? Или ты осталась такой, как всегда, моей доброй подругой? И... такой же молчаливой?
– Нет, – отвечает она хриплым голосом, – и у меня все, как было.
В мгновение ока мелькнула у нее мысль, что только сегодня утром она открыла секрет Эмиля Эрвину. Но Эрвин не оставит этот секрет без внимания, как и ее не оставил. Неожиданная усталость охватила ее. Осталось в ней одно желание – встать и уйти отсюда. Беседа пришла к концу. Она знает все, что хотела узнать.
– Я устала. Думаю, мне пора уходить.
– Нет! – вырвалось у него с искренней горечью. – Чего тебе уходить. Еще осталось нам пять минут быть вместе, Эдит.
И она знала, что не встанет и не уйдет. Оставила руки в его руках, и не отвернулась, когда он приблизил к ней лицо. Вдруг он стал тем же Эмилем, каким был. Печаль в его голосе притягивает ее к нему сильнее, чем его руки.
– Хорошо, что, несмотря на все, ты осталась до последней минуты.
Он смотрел на снег за окном. Два ворона во дворе пытались подлететь друг к другу. Но ветер гнал их, и они каждый раз проскакивали мимо. Эдит встала первой.
– Вот, – вспомнила она, что принесла ему подарок, протянула коробку дорогих сигар, – может, доставят тебе несколько приятных минут.
– Спасибо, – опускает он голову и целует ей руку, – спасибо, Эдит. Я не забуду твоей верности. За все это тебе воздастся.
Он подает ей пальто, и она чувствует его губы на своем затылке, закутывается в пальто, и, не оборачиваясь, спешит к двери.
Только когда закрылись за ней ворота красного здания, она пришла в себя от потрясения и прижалась головой ко льву. Длинный коридор внезапно как бы сократился. Что он имел в виду, говоря, что за верность ей воздастся? Что за милостыня, которую он подал ей, как подарок на прощание?
Лев над ее головой душит бронзового змея. Она убегает и, тяжело дыша, добирается до машины. На сиденье ее черная шапочка. Она оставила ее, потому что Эмиль не любит видеть ее в ней. Быстрым движением она отодвигает ее в сторону, видит в зеркале свое лицо. Волосы влажны и спутаны, раненая губа опухла. Языком она проводит по губе, но рана не исчезает и боль не проходит. Лицо ее искажено. Как она появится среди людей? Она уже видит вопрошающее лицо Гейнца. Отец! Она поедет к могиле отца. Останется там, пока не настанут сумерки. Вернется домой и прокрадется к себе в комнату. Может быть, к утру рана исчезнет. Она смотрит на сиденье рядом, которое утром было занято Эрвином. Ей кажется, что она еще вдыхает запах его потной одежды, но тут же понимает, что это запах ее подсыхающего платья. Чувство одиночества охватывает ее. Никого нет рядом. На чью помощь она может рассчитывать? Ей надо спасаться собственными силами. Она выпрямляется, натягивает перчатки, и пальцы натыкаются на золотой браслет. Переносит его на другую руку, и только после этого уезжает к могиле отца.
Дед редко исполнял желания бабки. Никогда не прислушивался к ее просьбам, но последнему ее желанию был верен. Бабка хотела быть похороненной на большом еврейском кладбище в Берлине. И, как обычно, он не купил не клочок, а большой кусок земли, принимая в расчет, что и сам будет похоронен рядом с бабкой, а потом к ним присоединятся сыновья, сыновья сыновей. Потомки семьи Леви вернутся в прах с миром на этом кладбищенском участке. Исходя из всего этого, он решил возвести роскошный памятник бабке – построить обширный склеп из черного мрамора и на нем вывести ее имя светящимися золотыми буквами. Понятно, что в этом склепе сохранялось также место для деда, который мечтал о том, что любой посетитель кладбища остановится в удивлении, полный благостного уважения перед человеком, покоящемся в этом мраморном сооружении, который не зря прожил свою жизнь. Мечта эта успокаивала его, но сыновья не дали ему ее осуществить. Они считали, что бабка любила простоту и скромность. Отменил дед свой проект, потому что во всем, что касалось бабки, они разбирались лучшего его.
На обширном и пустом кладбищенском пространстве много лет ничего не было, кроме нескольких хвойных деревьев, старых, сучковатых, огромных. Дед ошибся в своих расчетах. Представители семьи Леви уходили на тот свет не по установленному им порядку. После бабки ушла невестка, маленькая черноволосая женщина, которую дед очень любил. Но он не дал ей место рядом с бабкой, ибо между ними всегда была вражда. Насколько ее любил дед, настолько не любила бабка. Внезапная смерть молодой женщины была воспринята дедом, как месть бабки. После смерти любимой невестки, дед снова, как в молодости, взбунтовался против Бога, против законов, против всяческих соглашений и компромиссов. Он похоронил молодую женщину на своей усадьбе, полной жизни, а не на участке бабки, где царила пустошь и безмолвие. Бабка осталась в одиночестве на большом пространстве семейного участка. И снова спутались расчеты деда, когда младший его сын ушел из жизни. И сейчас он испытывал неприязнь к бабке, которая предпочла сына мужу. Сын был всегда послушным и прислушивался к матери. Дед же снова взбунтовался. Всеми силами сопротивлялся воле бабки, желая похоронить сына рядом с его женой, любимой невесткой деда. Но на этот раз сын сам выразил свою волю. Господин Леви написал в завещании, чтобы его похоронили рядом с матерью на еврейском кладбище. Не было у деда выхода. Но дед, ого... это дед. Не так легко отступает! Что он сделал? Побеспокоился, чтобы могилу сына вырыли в отдалении от его матери. Довод: место около его жены предназначено ему.
Огромная сосна нависает над могилой отца. У могилы бабки – безмолвие. На могиле отца надгробье еще не поставлено. Еще не прошел год со дня его смерти. Дорожка к его могиле также не вымощена. Участок бабки покрыт снегом, как холмик на могиле отца. Холод охватывает Эдит. Туфли и носки, после того, как она шла по глубокому снегу, пока добралась до могилы отца, промокли. Стужа напрягает кожу ее лица и усиливает боль от раны на губе.
Безмолвие подавляет. Посетителей в этот воскресный день мало. Эдит пытается хотя бы услышать собственный голос, бормочет, повторяя:
– Отец, отец.
На холмике отца – сосновые ветки. Между увядшими ветками – свежий венок перевязан черной лентой, на которой написано серебряными буквами: «Уважаемому господину Леви прощальное благословение. С верностью, Эмми».
– Отец, отец, не верь ей. Не была она верна нам. Эмми сбежала из нашего дома. Отец, дом наш был взломан! – голос размышлений слышен настолько ясно и громко, что ей кажется, она действительно это произнесла, и эхо слов еще звенит у нее в ушах. Она смотрит на простую дощечку, колеблемую ветром, на которой начертано имя «Филипп!» Это всегда было мечтой отца, чтобы она вышла замуж за Филиппа. Весь длинный, и тяжелый день, даже в самые ужасные мгновения, это имя не возникало в ее памяти, словно начисто стерлось. И тут оно возникло у могилы отца, как имя из его завещания. Как ответ на измену Эмми. Подчиниться воле отца! Во имя существования дома. Отец считал, что она должна привести в дом более молодого главу семьи, чем дед, более разумного и взвешенного, чем Гейнц. Нет, Филипп недостоин стать во главе дома отца. Нет больше причины выходить за него замуж.
Эдит убегает от могилы отца, и каждый человек, встречающийся ей на тропинке, кажется врагом, собирающимся на нее наброситься. Она успокаивается лишь при шуме мотора и от вида шоссе, распростертого под колесами машины, вместе с ней убегающей в город.
Она пытается прокрасться к себе в комнату, чтобы никто даже не почувствовал ее появления, но это ей не удается. Пес Эсперанто с радостным лаем бежит ей навстречу, из кухни возникает и приветствует ее старый садовник.
– Где все?
– Ушли, госпожа Эдит. Дед взял Фриду и Бумбу с собой в кино. Господин Филипп был здесь и долго вас ждал. Потом ушел и он.
– Филипп? Господин Филипп был здесь?
– Был, госпожа Эдит. Он позвонит вам, и, если вы захотите, вернется.
– Нет. Нет. Я вас прошу ответить на его звонок. Не зовите меня ни к кому, кто попросит. Я ужасно устала.
Она торопится по ступенькам, стараясь исчезнуть с глаз старого садовника, заходит в кабинет отца.
