Виктор Поротников - Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли
Хоилдар хотел что-то еще сказать Моисею, но не успел – быстрая секира палача с маху отрубила ему голову. В лицо Моисею брызнула струя крови из разрубленной шейной артерии.
Он невольно зажмурился, успев подумать про себя: «И поделом тебе, кривоногий ублюдок! Это тебе кара за убийство Тулусун!»
Следующий удар секиры отсек голову Моисея, которая отскочила от тела и покатилась по снегу, вращая широко открытыми глазами и беззвучно разевая рот. Прежде чем последняя искра сознания погасла в мозгу Моисея, он почувствовал щекой холод снега и увидел близко-близко перед глазами загнутый носок монгольского сапога. Это был сапог палача.
* * *Поражение Шейбана и Тохучара не на шутку рассердило Бату-хана. Татарская орда уже подошла к Владимиру, собираясь осаждать город, а в это время какая-то неуловимая русская рать разбивает татарские тумены один за другим. Причем все ханы и нойоны, сходившиеся с этой таинственной ратью в сече, утверждали, что это рязанское войско.
– Мне надоели слухи об оживших рязанских мертвецах! – кричал Батый на своих полководцев. – Я хочу знать, кто из князей урусов набрался дерзости подстерегать моих конников в лесах. Если это сам князь Гюрга решил воевать со мной таким способом, его нужно поймать и притащить ко мне на веревке. Кто из вас отважится сделать это?
Вперед выступил шурин Бату-хана могучий Хостоврул.
– О сиятельный, – сказал он, прижав ладонь к груди, – позволь мне изловить этого дерзкого князя. Я разобью его всего с пятью сотнями твоих отважных кешиктенов.
Кешикту – отборный отряд монгольской гвардии – был создан Чингис-ханом. Гвардейцев-кешиктенов было пять тысяч, они постоянно находились при ставке Батыя.
– Возьми тысячу кешиктенов, Хостоврул, только излови этого неуловимого князя урусов! – проговорил Бату-хан. – В помощь тебе я даю тумены Бури, Бучена и Тохучар-нойона. Окружите со всех сторон участок леса, где обнаружите дружину урусов, и сжимайте кольцо, как при облавной охоте на лосей. Я жду вас с победой!
Тохучар-нойон, сумевший быстро собрать в кулак свой изрядно потрепанный тумен, продолжал преследовать отряд рязанцев по лесам и холмистым увалам. Он понимал, что в такой близости от Суздаля и Владимира, в окрестностях которых собралась вся Батыева орда, непобедимый доселе русский отряд неизбежно окажется окруженным несметными татарскими полчищами. Тохучар, преследуя рязанцев, старался отрезать им пути отхода на север и запад.
Наступил февраль 1238 года.
…Деревушка в пять дворов ютилась в низине, окруженная густым сосновым лесом. Жители, лесные охотники и бортники, ушли отсюда, едва прослышали о татарах, нахлынувших в их дикий край из-под осажденного Владимира. Весть о татарской орде принесли сюда ратники Евпатия Коловрата.
Измотанные бесконечными переходами и стычками с татарами воины спали вповалку на земляном полу хижин, на скамьях и дощатых полатях. Кому не хватило места в теплых хижинах, те устроились на ночь под открытым небом на охапках сена и хвороста возле догорающих костров.
После всех сражений с мунгалами отряд Евпатия Коловрата уменьшился почти наполовину. Теперь это небольшое рязанское войско было уже не столь стремительно в своих маневрах, потеряв много лошадей и обремененное множеством раненых.
Боярин Евпатий сидел за столом, напротив него восседал сотник Могута с красным обветренным лицом. Между ними стояла плошка с конопляным маслом, в которой плавал горящий фитиль из клочка грубой шерсти.
По хижине с низким потолком, единственным оконцем и печью-каменкой шел громкий храп двух десятков ратников, сраженных мертвым сном.
– Чем порадуешь, друже? – тихо обратился Евпатий к Могуте, который только что вернулся из дальнего дозора.
– Худо дело, боярин, – озабоченно промолвил Могута. – Обложили нас нехристи отовсюду. На этот раз не выскользнуть нашему воинству из ловушки.
– Так уж и не выскользнуть? – усомнился Евпатий, сверля сотника пристальным взглядом. – Жители деревеньки этой как-то же проскочили мимо татар.
– Они охотники, да к тому же на лыжах, – сказал Могута, отхлебнув квасу из деревянного ковша. – Нашему войску по их следам не пройти, ибо места там гиблые – незамерзающая трясина под снегом.
– Значит, утром пойдем на прорыв! – решительно произнес Евпатий. – По трупам татар выйдем из окружения!
– Ратники вымотались, хватит ли сил на прорыв? – с сомнением покачал головой Могута.
– Иного выхода нет, – отрезал Евпатий. – Далече ли до Владимира?
– Два перехода, коль идти лесом напрямик. – Могута указал рукой на юго-восток. – Токмо Владимир в осаде, татар под ним стоит тьма-тьмущая! Сам ведь слышал, что пленные татары говорили.
– Ставка Батыги под Владимиром, значит, и нам туда надо двигать, – промолвил Евпатий, сжав свой пудовый кулак. – Я должен добраться до этого выродка! Должок ему вернуть нужно.
Могута не стал спорить с Евпатием. Уронив голову на согнутые руки, он провалился в глубокий сон.
Когда солнце взошло над лесом, войско Евпатия Коловрата покинуло гостеприимную деревеньку лесных охотников, двинувшись по лесной просеке на восток. Выйдя из леса на равнину, рязанцы увидели перед собой костры татарских становищ и множество конных мунгалов, строящихся густыми рядами у них на пути.
– На этот раз Батыга оказал нам великую честь, выслав против нас такие несметные полчища! – усмехнулся Евпатий, вынимая меч из ножен. Он вскинул меч над головой, воскликнув: – Братья рязанцы, мужеством своим мы не раз уже притоптали мощь вражеских полков, разобьем же нехристей и на сей раз!
Небольшой русский отряд, построившись в боевой порядок, к изумлению татарских военачальников, ринулся в наступление. Первыми сшиблись с мунгалами конные дружинники во главе с Евпатием.
Хан Бури, увидев рязанские багряно-золотые стяги, переглянулся с темником Дегаем. Бури до сего момента полагал, что тыловые татарские отряды истребляет либо дружина князя Георгия, либо полки его брата Ярослава, подоспевшие из Киева.
«Как это возможно, чтобы опустошенная Рязань нашла силы, чтобы мстить непобедимому Саин-хану здесь, среди суздальских лесов! – подумал пораженный Бури, сразу вспомнивший тяжелую сечу с рязанцами у Черного леса. – Или это и впрямь восстали мертвые рязанцы!»
Видя, что храбрые русские витязи все же падают с коней, сраженные копьями и стрелами татар, хан Бури немного успокоился. Значит, его войску предстоит одолеть обычных живых людей, а не рать бесплотных призраков.
Не прошло и часа яростной битвы, как татарские отряды обступили со всех сторон небольшое рязанское войско. Однако конная дружина рязанцев, ведомая воеводой-исполином, сминала и обращала вспять конные татарские сотни, совершая броски из стороны в сторону. Длинный двуручный меч в руках рязанского воеводы безжалостно крушил татар, заливая истоптанный снег кровью изрубленных степняков и их лошадей.
Бури бросал в битву отряд за отрядом, но все усилия татар замкнуть в плотное кольцо или рассечь рязанское войско надвое завершались грудами убитых и умирающих мунгалов. Сражение походило на некий лязгающий железом кровавый клубок, катающийся по заснеженному полю от одной лесной опушки до другой. Был момент, когда рязанцы пробились почти к тому месту, где находился хан Бури со своей свитой. Кто-то из рязанских дружинников метнул в Бури копье, и если бы не сотник Боурюк, закрывший собой хана, острое жало копья сразило бы Бури наповал.
Глядя, как корчится в предсмертной агонии выпавший из седла Боурюк, насквозь пробитый копьем, Бури покрылся холодным потом. Повернув своего коня, Бури отъехал подальше от звенящего мечами побоища. Он накричал на темника Дегая, требуя от него поскорее покончить с этой горстью рязанских безумцев.
Дегай повел в атаку лучших ханских нукеров. Но и эти отборные воины не смогли одолеть рязанцев, добившись незначительного успеха: нукеры захватили в плен пятерых русичей, изнемогших от ран.
Всех пленников привели к хану Бури. Их не стали даже связывать, так как они еле держались на ногах.
– Кто вы такие? И почему бьетесь с нами столь неистово? – через толмача обратился к пленникам хан Бури.
– Мы слуги рязанского князя Ингваря Игоревича, пришли сюда вместе с полком Евпатия Коловрата, – ответил хану ратник в монашеской рясе, поверх которой была надета кольчуга. – Князь наш поручил нам с честью проводить рать татарскую, то бишь попотчевать вас, нехристей, мечами и топорами. Это наше вам воздаяние кровью за кровь. Не обессудь и не серчай, хан, что не успеваем наливать кровавых чаш на всю вашу орду, ибо мало нас, а воинов Батыевых многие тьмы.
Хан Бури подивился столь смелому и разумному ответу.
– Ты же не воин, а жрец. – Бури ткнул пальцем в пленника, давшего ему ответ. – Зачем взял оружие в руки? Для священника это грех!
– Что ж, буду за сей грех в аду гореть, – невозмутимо промолвил ратник в рясе. – Но и в адском пламени я буду с радостью вспоминать, как убивал татар своею рукой.
