Степан Злобин - Степан Разин (Книга 1)
– Иван идет! – радостно крикнул Еремеев.
Все толпой сошлись к берегу. На острове ожило все. Позабыв все болезни, люди лезли из ям, ковыляли к морю...
На розовой пене волны летели на парусах два струга и несколько казачьих челнов. Слышно было, как загремели цепи якорей. С одного из стругов стали сгружать в челн что-то тяжелое.
– Эге-ей! Что там нашарпали-и?! Не трухменска ли царя полонили?
– Тащите царицу сюда-а!.. – закричали с берега повеселевшие пленники моря.
Но из челнов не отвечали и молча гребли к острову. На отмели выскочили в воду и погнали передний челн на руках по песку.
Вся толпа казаков пошла им навстречу.
– Черноярец, батька, поранен трухменской стрелой. Рана пухнет. Мыслим, что с ядом змеиным, – мрачно сообщили казаки, прибывшие с моря.
Разин кинулся к Черноярцу.
– Помирать мне приходит, Степан Тимофеич, – сказал Черноярец. – Хлеба привез я, сала, да сыру, да овечек живых... да воды ключевой полета бочек. Невольников русских двадцать пять человек отбили. Стрелами поранило троих моих казаков – все пропали... а я вот все жив... да, видать, не осилю...
Степан помрачнел. Он взял руку Ивана и так сжал, что хрустнули косточки...
Казаки разгружали воду и хлеб. Резали овец и варили мясо, разливали кружками воду. На острове было шумно. Все ожили, даже запели песни.
– Ты бы, Ваня, крови парной испил. Пользует кровь, – как ребенка, просил Черноярца Разин.
Тот усмехнулся. Подумал, что никогда раньше не слышал в Степановом голосе ласки.
По приказу Разина принесли теплой овечьей крови. Черноярец поднес ко рту и оттолкнул ее. Попросил воды.
Ко вздувшейся покрасневшей ране приложили парную печенку, Иван сорвал ее.
– Горит, – сказал он, – все равно помру...
Разин сидел возле него у себя в землянке, не коснувшись еды и питья. Когда все заснули после еды, зашел Сергей и сказал, что выслал в море челны с дозором. Разин снова остался один возле раненого.
– Душно. Ветра нет. Вынесли б на море... Скоро помру, – прошептал Черноярец. – Казачку мою Серафиму да доченьку Настю, Степан, не забудь... не забудь... как помру...
– В семидесяти кораблях идет на нас шах, – сказал Разин, – а ты – помирать от стрелы... Погоди. Вот я с персиянцами шутку надумал. Как мы шаха побьем – то и домой. Ты от радости вспрянешь. Постой помирать, – просил он, уверенный в том, что радость целит раны.
Разин поднял Ивана и вынес его на берег моря. Солнце палило, но ветер летел из влажных просторов и освежал.
– Синь-то какая! – прошептал Черноярец. – Краса!..
– Солнышко ить, Иван, всему дает силу. Попытаем – откроем на солнышке рану. Может, тебе ее исцелит...
Черноярец взглянул на Разина, и снова усмешка скользнула из-под усов в густую русую бороду.
– Что ж, открой, – согласился он.
Рана была у самого сердца. Края ее были синие, вздутые и блестели... Взор Черноярца начал тускнеть. Сухим языком облизнул он губы.
– Испить? – спросил Разин, поднося ему воду ко рту.
– Голова горит, а сердце холодное стало. Кончусь, должно быть, Степан, не осилю яду... А мне бы жить! На Дон бы мне воротиться к моей Серафиме, к Настюше... да вместе с тобой казачью державу строить... Вольный край... как в бабкиной сказке про остров Буян, на коем всяк всякому равен... остров... Буян... Яблоки золотые, вишенье, как самоцветные каменья... а люди живут князьям неподвластно...
Черноярец закрыл глаза.
– Вот ты и постой кончаться-то, – убеждал Степан. – Мне ведь как без тебя-то казачью державу ладить?! На Дон воротимся, сковырнем старшину, Волгу, Яик и Запороги с собой подымем... Вот будет остров Буян!
– Темниц там нету и татей... По правде живут... – лепетал Иван.
Веки его опухли и стали похожи на толстую огуречную кожуру. Голос делался тише и тише.
Разин сидел над ним до заката. Иван все был жив. Изредка он шевелил губами, приподняв опухшие веки, взглядывал, как раненая лошадь, с жалобой и словно с укором, но больше не мог уже ничего говорить.
Кудрявые волосы Черноярца, русые, еще молодые, не тронутые сединой, были мокры от пота, и завитки их прилипали ко лбу. Широкая курчавая борода торчала вверх, как будто Иван нарочно ее подставил уходящему солнцу, высокая, широченная грудь неровно и резко вздымалась хриплым дыханьем. Большие крепкие руки лежали вдоль тела, скованные бессильем.
После плотной еды разинцы уснули и только к вечеру начали просыпаться. В это время с моря вернулся дозорный челн. Ходивший за «языком» Тимофей Кошачьи Усы схватил неосторожного рыболова, ушедшего далеко от берега. Тот сказал, что на боевые струги поутру начали уже приводить воинов и прилаживать снасти...
Разин велел всем идти по своим стругам. Черноярца снесли в шатер атаманского струга.
В заливчик, лежавший между косою и островом, на руках затащили три струга и несколько челноков без людей, – спустили на них якоря и поставили паруса. Ветер качал суда во все стороны и гонял их, как хотел, по заливу, насколько хватало якорных цепей.
На остальных судах Разин почти со всеми казаками ушел в открытое море и в сумерках скрылся на севере, слившись с серою дымкой тумана.
Только Наумов с сотнею пушкарей остался на острове, в защищенном городке за валом.
Когда стемнело, пушкари в разных местах на острове разложили костры, словно там был расположен табор большого войска.
Неравная битва
Боевой караван астаринского Менеды-хана в семьдесят есаульных судов с медными пушками несся по морю на парусах, направляясь прямо на остров.
Передний, ханский, сандал был украшен по носу трехглавым зверем: морской конь, хищный орел и гривастый лев соединялись одной могучей шеей, выходящей из груди судна.
На высокой палубе носовой части судна стояло удобное кресло, где сидел сам Менеды.
В средней, низкой части ханского сандала был раскинут голубой шелковый шатер пятнадцатилетней ханской дочери Зейнаб.
Восемь лет назад Менеды просватал ее за вождя кочевников-пастухов Бехрам-хана. Бехрам терпеливо ждал чести породниться с самим повелителем Астаринского ханства, родичем шаха. Но в последние два года землетрясение в горах, жестокая зима и повальный падеж скота разорили кочевников. Бехрам уже не мог привести обещанный выкуп за знатную невесту. К тому же теперь Зейнаб сватал новый жених – Варду-хан, повелитель Ленкорани. Сватовство Варду было выгодно астаринскому Менеды-хану: оно роднило два ханства, лежавшие одно подле другого на берегу моря. Они могли вместе ходить в набеги и защищаться от врагов. Ленкоранскому хану были подвластны прибрежные рыбацкие племена, с ними он не боялся морских походов. Подданные астаринского хана были горные пастухи и земледельцы, из которых он набирал многочисленных воинов. Ради союза Астары с Ленкоранью Менеды отверг прежнего жениха, который ко всему еще был азербайджанец, тогда как Варду-хан такой же перс, как и сам Менеды.
Горные разбойники оскорбленного Бехрама уже дважды вторгались во владения Менеды, отгоняли скот и топтали посевы. Менеды собирался в союзе с Варду ударить на отвергнутого жениха и до конца разграбить его владения. Но как раз в это время повелитель всего Ирана – великий шах узнал, что морские казаки разбойника Стеньки высадились на острове невдалеке от владений астаринского хана и Менеды вступил с ними в переговоры о размене пленными. Солнце Ирана, шах указал Менеды затянуть обмен пленных, пока будет готов караван боевых судов, которые строили для морского похода. Менеды должен был с войском сесть на эти струги и выйти в море, чтобы уничтожить казацкую ватагу, вернуть награбленное казаками добро и захватить в плен атамана.
Менеды, выходя в море, не решился оставить дома свою дочь. Он опасался, что Бехрам-хан со своими горцами снова устроит набег и силой похитит Зейнаб. Потому, нарушая обычаи, уверенный в легкой победе, хан Менеды взял в морской поход свою дочь.
Почти половину сандалов Менеды вручил своему будущему зятю Варду-хану. Оба они считали, что поход будет легким. Они разобьют казаков и возвратятся на берег с торжеством. Корабли, приближаясь к берегу, в знак победы станут палить из пушек. «Что там такое?» – будут спрашивать жители. «То победитель казаков – астаринский хан Менеды возвращается с моря со своим зятем Варду-ханом. Они празднуют общую победу и свадьбу красавицы Зейнаб с удалым Варду». Это должна была быть самая пышная свадьба, со свадебным шествием по морю на семидесяти кораблях при радостном кличе воинов, которые возвратятся из похода богачами...
Ветер крепчал. Утонули последние искры заката.
Менеды не сошел со своего места... Он смотрел вперед, в беспокойное ночное море. Вот он заметил огни: казачий стан! Гнездо грозного Стеньки!
Менеды за несколько дней до того пытал казаков, бежавших от Разина в челнах. Только один из них разговорился, когда с него стали снимать кожу. Он рассказал, что казаки на острове умирают от лихорадки и жажды. Менеды поклялся, что всех казаков, которых возьмет живыми, он не продаст в рабство, а будет в течение многих дней предавать жесточайшим казням. По слухам, на острове не осталось и тысячи заморенных болезнями казаков. А с Менеды шло четыре тысячи лучших воинов. Он обещал им отдать всю добычу, награбленную казаками по морским берегам. Воины Менеды-хана были храбры своей алчностью, и хан шел к верной победе и мести. Главное заключалось в том, чтобы ударить на остров внезапно. Вон слева стоят у них корабли с поднятыми парусами. Быстро напасть и отрезать их от острова! Лавиной в четыре тысячи задавить остальных на суше...
