Сигрид Унсет - Крест
– Когда ты сама родишь, Кристин, то, наверное, поймешь, – сказала ей мать однажды.
Теперь она понимала, что душа ее матери была полна воспоминаниями о дочери, воспоминаниями и мыслями о ребенке – о том времени, когда он, еще не рожденный, лежал в ее утробе, и обо всех последующих годах, от которых в памяти детей обычно ничего не остается. Мать помнила о страхах, надеждах и мечтах, о которых дети никогда ничего не знают, пока не приходит их время страшиться, надеяться и мечтать в одиночестве…
По окончании празднества вся родня разделилась: часть расположилась у Яммельта в Формо, а часть отправилась с господином Сигюрдом в Вогэ. И вот наконец два издольщика Гэуте опрометью примчались с юга долины и сообщили, что сам воевода едет на север, в усадьбу Гэуте, а в его свите – отец и родичи похищенной девушки. Юный Лавранс сразу же побежал на конюшню… На следующий вечер усадьба Йорюндгорд напоминала военный стан. Здесь были все родичи Гэуте со своими вооруженными слугами и его друзья со всей округи.
И вот Хельге из Ховланда прибыл с большой свитой, чтобы требовать ответа за похищение женщины. Кристин увидела Хельге Дюка мельком, когда он въезжал во двор бок о бок с самим королевским наместником, господином Полем, сыном Сёркве. Отец Юфрид был старообразный человек болезненного вида, высокий и сутулый. Когда он сошел с коня, то стало видно, что он слегка прихрамывает. Муж сестры Юфрид, Улав Гудочник, был маленький, широкоплечий и приземистый человек с рыжими волосами и красным лицом.
Гэуте пошел им навстречу. Он шел, высоко подняв голову, и держался достойно и красиво. Позади него выстроилась вся дружина родичей и друзей. Они стояли полукругом у лестницы, ведущей в верхние покои. Посредине находились двое почетных господ рыцарского звания – господин Сигюрд и господин Яммельт. Кристин и Юфрид наблюдали встречу из сеней ткацкой, но не могли расслышать, что при этом говорилось.
Мужчины поднялись в верхнюю горницу, а обе женщины вернулись в ткацкую. Они не в силах были перемолвиться хотя бы словом. Кристин сидела у очага, а Юфрид расхаживала взад и вперед с ребенком на руках. Так прошло некоторое время. Вдруг Юфрид накинула на мальчика одеяло и вышла с ним из ткацкой. Спустя час Яммельт, сын Халварда, пришел к свояченице, все еще одиноко сидевшей у очага, и рассказал ей, чем кончилось дело.
Гэуте предложил Хельге Дюку шестнадцать марок золотом за честь Юфрид и за похищение. Это была такая же пеня, какую получил когда-то брат Хельге Дюка за жизнь своего сына. Гэуте с согласия отца Юфрид обручится с нею, выделив ей приличествующие свадебные и дополнительные дары, но Хельге, в свою очередь, должен согласиться на полное примирение с Гэуте и со своей дочерью, чтобы она получила такое же приданое, как и ее сестры, и так же, как они, имела бы право на наследство. Господин Сигюрд от имени всех родичей поручился в том, что Гэуте выполнит все условия примирения. Хельге Дюк был, казалось, склонен согласиться, но зятья его, Улав Гудочник и жених Осе, Нерид, сын Коре, заартачились. Они заявили, что Гэуте, должно быть, наглец, каких свет не видывал, если осмеливается ставить свои условия женитьбы на девушке, которую он соблазнил и похитил из дома ее зятя. Да еще при этом смеет требовать для нее равной доли наследства!
– Легко было заметить, – сказал Яммельт, – что Гэуте самому не по душе было торговаться при женитьбе на девушке из знатного рода, обольщенной им и теперь родившей ему сына. Но он так затвердил проповеди и наставления, которые читались ему все это время, что и в книжку не было надобности заглядывать. Это тоже нетрудно было заметить.
В самый разгар переговоров, когда друзья с обеих сторон искали пути к примирению, дверь распахнулась и в горницу вошла Юфрид с ребенком на руках. Тут отец ее был окончательно сломлен и не мог удержаться от слез. И все вышло так, как хотела она.
Ясно, что Гэуте никогда не смог бы заплатить столь огромную пеню, но Юфрид выделили такое приданое, что одно погашало другое. В итоге всей этой сделки Гэуте, женившись на Юфрид, получил за ней немногим более того, что она привезла в своих мешках, когда приехала в усадьбу. Сам же он дал ей грамоту на владение большей частью своего имущества в счет дополнительного и свадебного дара. И братья его дали на это свое согласие. Но когда-нибудь Гэуте благодаря Юфрид получит огромные богатства, «если, конечно, брак их не будет бездетным», – смеясь, сказал Ивар Йеслинг, и все мужчины расхохотались вслед за ним. Но Кристин густо покраснела из-за того, что Яммельт присутствовал здесь и слышал все эти грубые шутки.
Днем позже Гэуте, сын Эрленда, обручился с Юфрид, дочерью Хельге, и она отправилась в церковь со всем почетом, как если бы она была законной женой Гэуте. Отец Даг сказал, что теперь она имеет на это право. Затем она с ребенком уехала в Сюндбю и находилась под опекой господина Сигюрда до самого дня свадьбы.
Свадьба состоялась спустя месяц, сразу же после Иванова дня. Пиршество было пышным и великолепным. Наутро после бракосочетания Кристин, дочь Лавранса, с большой торжественностью вручила сыну ключи от хозяйства, и тот прикрепил их к поясу своей молодой супруги.
А затем господин Сигюрд Эльдьярн задал большой пир у себя в усадьбе, и здесь его дружба с двоюродными братьями, бывшими владельцами Сюндбю, была скреплена печатями, торжественной клятвой и рукобитьем. Господин Сигюрд щедрой рукой наделял и одаривал и Йеслингов и своих гостей всем, что было в его усадьбе. Каждый получал сообразно своему родству и дружбе с господином Сигюрдом – рог для питья или скатерть, украшения, оружие, меховой плащ или лошадь. И в народе говорили, что Гэуте, сын Эрленда, с честью вышел из этой истории с похищением невесты.
IV
Год спустя летним утром Кристин перебирала сундуки на галерее старого дома. Вдруг она услышала, что во двор выводят лошадей из конюшни, и выглянула наружу из-за подпорок галереи. Один из слуг выводил лошадей, а вслед за ним в дверях конюшни появился Гэуте. Маленький Эрленд сидел у отца на закорках. Светлое личико ребенка выглядывало из-за золотистой отцовской макушки. Маленькие ручонки сына Гэуте держал в своей большой загорелой руке. Потом он протянул мальчика одной из служанок, проходившей по двору, а сам вскочил на лошадь. Но ребенок закричал и стал тянуться к отцу. Тогда Гэуте взял его на руки и посадил в седло перед собою. В это время из Дома вышла Юфрид.
– Ты берешь Эрленда с собою?.. А куда это ты собрался?..
Гэуте ответил, что едет на мельницу; говорят, она того и гляди обрушится в реку. А Эрленд поедет с отцом, добавил он.
– Ты что, ума решился?
Она быстро схватила ребенка, а Гэуте захохотал:
– Ты и впрямь подумала, что я возьму его с собою?
– Да… – Жена рассмеялась вслед за ним. – Ты его, бедняжку, повсюду за собою таскаешь. Ты точно рысь: скорее съешь мальчонку, чем отдашь кому-нибудь.
Она взяла ручонку мальчика и помахала ею вслед Гэуте, когда он выезжал со двора. Затем она посадила ребенка на траву, наклонилась, поболтала с ним и побежала дальше, к новой кладовой, на чердак.
Кристин все стояла и смотрела на внука. В своем красном платьице ребенок был так хорош на утреннем солнце. Маленький Эрленд кругами ковылял по двору, глядя вниз, в траву. Вдруг он завидел груду щепок и тотчас же принялся их раскидывать. Кристин рассмеялась.
Ему было еще всего только год и три месяца, но он, по мнению родителей, был развит не по летам. Он уже свободно ходил и даже бегал и мог произносить два-три слова. Теперь он направился к небольшому ручейку, который протекал в конце двора и всякий раз после дождя в горах превращался в бурлящий поток. Кристин подбежала и взяла его на руки.
– Нельзя… Матушка рассердится, если ты вымочишься!..
Мальчик надул губы. Он раздумывал, поднять ли ему крик, оттого что ему не позволяют плескаться в ручейке, или уступить. Вымокнуть – это было тягчайшим прегрешением, в этих случаях Юфрид бывала с ним особенно сурова. И такое разумное было выражение у него сейчас… Кристин, смеясь, поцеловала ребенка, усадила его на траву и вернулась к работе. Но работа не спорилась: Кристин больше стояла, глядя вниз во двор, чем работала.
Утреннее солнце мягко освещало три дома напротив. Как красивы эти постройки с верхними галереями на деревянных столбах и богатой резьбой! Кристин показалось, что она чуть ли не впервые увидела их по-настоящему. Позолоченный конек крыши нового стабюра сверкал на фоне голубой дымки, окутывающей горы позади усадьбы. Лето в нынешнем году началось дождями, и дерн на крышах ярко зеленел. Кристин коротко вздохнула, еще раз бросила взгляд на маленького Эрленда и снова повернулась к своим сундукам.
Вдруг со двора донесся пронзительный детский вопль. Кристин бросила все, что было у нее в руках, и опрометью выскочила во двор. Эрленд стоял и громко плакал, глядя то на свой пальчик, то на полузадушенную осу, которая валялась тут же на траве. Стоило бабушке поднять его на руки и начать успокаивать, как он еще пуще заревел, а когда она, ласково увещевая его, приложила к укусу влажную землю и холодный зеленый листок, плач стал просто душераздирающим.
