Николай Данилов - Кордон
— Есть!
Кораллов удалился.
— А у вас, Карл Янович, сколько картечных зарядов? — спросил Завойко подошедшего к нему командира шестой (Озерной) батареи инженер-поручика Гезе-хуса.
— По два на пушку. — Лицо офицера с впалыми щеками было мрачным.
— Не густо, — сделал вывод губернатор, но тут же успокаивающе добавил: — Высаживаться будут скученно. Придется ядрами палить. Картечью угостите напоследок, когда к батарее десантники приблизятся. Ну, а потом выводите из строя орудия и присоединяйтесь с Василием Кондратьевичем к стрелкам…
Гезехусу все понятно — надо держаться до последней минуты. У него одиннадцать разнокалиберных орудий, однако никому батарея не кажется грозной. Она ни в какие сравнения не идет с Кошечной. У Дмитрия Максутова не батарея, а крепость. Орудия там мощные, корабельные. У Гезехуса старенькое сооружение, древние пушки. Шесть первых фальконетов, снятых с катеров, разместили у Култушного озера еще в 1849 году, вскоре после пребывания в Петропавловске Николая Николаевича Муравьева. Это по его совету на дефиле установили противодесантную батарею. Еще тогда прозорливый военный губернатор Восточной Сибири сказал: «В случае десанта неприятеля в обход Никольской сопки, его надо встретить отсюда». Он показал место, на котором стоял. Указания Муравьева исполнительный капитан
1 ранга Ростислав Григорьевич Машин выполнил, но за неимением крупнокалиберных пушек Озерная батарея получилась слабенькой. До лета 1854 года она стояла в первозданном виде. Но вот до Камчатки дошли слухи о войне. Завойко, беспокоясь об артиллерийских укреплениях в южной части порта, одновременно распорядился привести в боевую готовность Озерную батарею. Неза-
долго до прихода англо-французской эскадры в ряд с шестью древними пушками поставили четыре 18-фунтовых орудия, перенесенных с транспорта «Двина». Сюда же в последний момент подтянули на лошади и единственный в порту полевой фальконет. Оборудованием и расширением противодесантной батареи занимался бывший фортификатор порта Карл Янович Гезехус. Его, инженера-поручика, и назначили командиром Озерной батареи: ты, мол, ее сооружал, сам ею и командуй. Во время дооборудования батареи к Гезехусу дважды подходили помощник губернатора капитан 1 ранга Арбузов и новый фортификатор порта инженер-поручик Мровинский. Они видели недоделки оборонного объекта, понимали, что во время боя он будет легко уязвим, но незамедлительно помочь Гезехусу не могли. И здесь артиллеристам нужен был лес, а его не хватало и для батарей оперативного направления. Губернатор и офицеры гарнизона потаенно надеялись, что неприятель не будет штурмовать порт с севера.
Но вот случилось то, чего опасались пстрогтавловцы — врагу стало известно уязвимое место в обороне города. Корабли противника двигались к северной окраине порта.
Завойко, обведя глазами командиров стрелковых команд, сказал, как приказал:
— Отсюда, коль врага не отобьем ружьями, все вместе ударим в штыки. — И, как бы обосновывая сказанное, добавил: — Русские всегда молодцами показывали себя в рукопашных схватках. Так я говорю?
В ответ бодрое и дружное подтверждение.
Артиллерийский бой начался с залпа Перешеечной батареи. Загремели выстрелы и южнее порта. Разнобойно ударили по батареям корабли. Через минуты пушечная канонада слилась в сплошной гул. На перешеек и через него осиным роем, с визгом и воем, полетели разнокалиберные ядра, бомбы и конгревы ракеты. Клубами белесого дыма окутались батареи Сигнального мыса, Кошечной косы, Красного Яра. Грохот орудий, зловещий свист раскаленного металла, удручающее кряхтенье ракет с огненными хвостами, разрывы двухпудовых бомб создавали устрашающую картину. Вздыбливалась земля, засыпая людей и орудия песком, заваливая камнями и кустами. Через межсопочный прогал в гавань и на город летели раскаленные ядра и «чиненки», воспламеняя деревян-
ные строения. В дыму и разрывах перешеек. Не видно губернатору от порохового погреба, как действуют артиллеристы Александра Максутова. Но ему докладывают, что их удары ощущает враг.
Это было действительно так. На «Президенте» перебит гафель, и английский флаг валится на палубу. На фрегате смятение. Офицеры размахивают руками. Флагманский корабль эскадры без флага — позор! Такого славные представители владычицы морей допустить не могут. Десятки моряков под крики и топанье офицеров действуют торопливо и сноровисто. Они делают все возможное, чтобы быстрее водворить святыню корабля на место. Фрегат в дыму. Он вздрагивает от выстрелов орудий и мощных ударов ядер в борт. Сверху рухнули деревянные обломки с рваным такелажем, из-под него с трудом выпутываются люди…
«Форт» и «Вираго» усиливают огонь. Огромные стволы бомбических орудий бьют по батарее прямой наводкой. Но что там, на берегу, за черти? Они уже час в кромешном аду… На перешейке нет живого места от взрывов, перебита часть прислуги, выведены из строя три орудия, нет, уже — четыре… Артиллеристы оставляют батарею. Все! Кораблям можно прекращать огонь и направлять к берегу гребные суда с десантниками. А это кто там? Один человек у орудия. Сумасшедший? Он собирается стрелять. С кораблей узнают в нем командира батареи. Лейтенант сам заряжает орудие, сам прицеливается и подносит факел. От французского катера с треском летят обломки. Десантники в смятении. Катер медленно погружается в воду. На «Форте» негодование: «Ах, вот ты как! Тогда получай, лейтенант, за это!» И снова загремели орудия. Но на перешейке уже несколько человек. Отступившие было солдаты вернулись к командиру. Они вместе с ним наводят пушку, делают выстрел. Последний выстрел. В центре перешейка взрывается крупная бомба. Артиллеристы разметаны, командир батареи отброшен в ров. С фрегата в сотни голосов раздается радостный возглас:
— Vivat!!!
Изыльметьев видел все. Стоя на шканцах своего фрегата, он наблюдал за неравным поединком. Сомнений не было — батарея обречена на гибель, дело времени. Предугадывая намерения врага, Иван Николаевич неза-
долго до сражения говорил лейтенанту Александру Максутову:
— Противник в первую очередь постарается уничтожить вашу батарею. Делая рекогносцировку, неприятель, мне думается, уяснил, что по нашим кораблям удобнее всего вести огонь через перешеек. Этим, господин Максутов, я и обеспокоен. Прислуга у вас из рекрутов. Вам, князь, придется трудно. По вы авроровец, русский офицер. Надо показать чужеземцам, чего мы стоим. — С этими словами Изыльметьев обнял лейтенанта и по-отечески тихо сказа./:: — Держитесь, Александр Петрович!
Как сражался Александр Максутов, лучше всех виде.,! он, Изыльметьев. И хотя над «Авророй» летели ядра, бомбы, конгревы ракеты, а некоторые из них попадали во фрегат, командир корабля за все время боя не покинул палубу. Потом Изыльметьев напишет начальнику Морского корпуса адмиралу Богдану Александровичу Гла-зенапу такие слова:
«Вменяю себе в непременную обязанность благодарить Ваше превосходительство о назначении офицеров и гардемаринов на вверенный мне фрегат и долгом поставлен уведомить, что питомцы Морского корпуса прекрасной нравственности и усердием к службе заслуживают самых лестных похвал.
Князь Александр Петрович Максутов с кротостью души соединял познание в науке. Во все плавание, кроме служебных обязанностей, ревностно занимался с гардемаринами. В сражении 20 и 24 августа явил себя героем…»
Это послание будет написано спустя десять дней, 4 сентября. А пока к Александру Максутову бежали люди с носилками.
— Мичман Фесун! — подал голос Изыльметьев. — Замените на батарее героя! — Затем последовало короткое наставление: — Если орудия к бою не пригодны, свалить их в воду, самим остаться на сопке для встречи с десантом неприятеля.
Обнимая юного офицера, командир корабля душевно добавил:
— С Богом, Николай Алексеевич!
Группа моряков пробежала по бону. Ей навстречу несли на брезентовых носилках Александра Максутова. Фесун, приостановившись, посмотрел на окровавленного командира батареи. Лейтенант лежал неподвижно, глаза закрыты, лицо меловое. К левому боку приложена оторванная рука с аметистовым перстнем на безымянном пальце. «Умер», — решил мичман и снял фуражку. Смахнули с голов бескозырки матросы.
— Вот как русские моряки умеют принимать смерть, — дрогнувшим голосом произнес Фесун. — Пример героя достоин подражания. Вперед, братцы!
Максутов открыл глаза, но моряков уже рядом не было…
Небольшая перешеечная площадка привела Фесуна в содрогание. Молодой офицер еще на «Авроре» утром слышал как кто-то окрестил батарею на перешейке Смертельной. Теперь мичман своими глазами видел, что она соответствует этому названию. На развороченной земле, под камнями, ядрами и деревянными обломками, лежали в разных позах окровавленные трупы. Пылкое впечатление Фесуна поразило мальчишеское лицо убитого солдата с вытаращенными глазами и искаженным как-бы в крике ртом. С горящим факелом в руке мертвый, казалось, вылезал из-под земли…
