Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня русской дружины
Но вот Эльга дошла до конца ряда и тут наткнулась на людей, которые не опустили перед ней глаз. Возглавлял их немолодой уже, погрузневший воин с округлым лицом и длинным шрамом от лба до челюсти – стоит, уперев руки в бока и выпятив живот. Рядом рослый парень с пышной гривой светлых, давно не мытых волос и свежей ссадиной на лбу. Еще человек пять-шесть – судя по поясам, одежде и ухваткам, это не древляне.
– А это люди из бывшей дружины воеводы Свенгельда, – пояснил Маломир. – Вот их старший, его зовут Сиг.
Эльга вздрогнула – в первый раз за этот день. Она уже видела этого человека. Он был в дружине Свенгельда еще в те времена, когда киевским князем звался Олег Моровлянин. И этого человека, уже после смещения Олега, ей как-то показывал Ингвар. Это он едва не убил Олега в схватке на дворе князя Предслава, устроенной людьми Свенгельда и Мистины.
Мистина, вместе с женой шедший позади княгини, переменился в лице. Он знал, что Сигге Сакс и еще несколько человек пропали после разгрома дружины – их не нашли среди мертвых, и они не вернулись к своим домам в Свинель-городец. Но он думал, что они просто сбежали и пустились искать себе новой службы у нового вождя – как и делают такие люди в таких случаях.
– Здравствуй, Свенельдич! – Едва глянув на Эльгу, которая мало что для него значила, Сигге Сакс не без издевки поклонился Мистине. – Не чаял снова свидеться?
Ему не в первый раз приходилось видеть свое отражение в глазах людей, считавших его восставшим из мертвых.
– Если правда то, что я сейчас подумал… не могу пожелать тебе здоровья, – с видом сдержанного гнева отозвался Мистина.
Он знал, что Сакс участвовал в убийстве Ингвара: Ута видела его и узнала. Но даже Мистина, сам не слишком совестливый человек, удивился, что у Сигге хватило наглости явиться на поминальный пир по убитому, предстать перед вдовой, перед ним!
– Отчего так? – Сигге ухмыльнулся. – Бывало, мы делали такие дела с тобой вдвоем. Теперь я справился и один. И очень похоже, что вскоре не ты, а кто-то другой будет набирать дружину для древлянских князей.
Мистина беглым взглядом оценил и пересчитал людей за спиной Сигге. Всего семеро вместе с ним. Не так уж много… Но очень хорошо, что он увидел их вовремя!
– Достойный человек всегда найдет случай отличиться, – почти непринужденно заметил Мистина и кивнул: – Похоже, боги свели нас здесь, чтобы дать нам еще хоть один случай выпить за смелось и удачу!
– И мы выпьем, – засмеялся Сигге. – Не знаю, как у тебя сейчас с отвагой и удачей, но у меня вроде нет в них недостатка! Ты, наверное, будешь приносить жертвы?
– Разумеется. Ведь я – побратим Ингвара, и здесь нет более близкого ему человека, кроме жены.
– Ну, надеюсь, у тебя острый нож! А то могу одолжить свой!
– Не сомневаюсь, что нож твой так же остер, как разум, и крепок, как боевой дух!
Мистина опомнился и потихоньку становился самим собой. Превращался в того человека, который мог шутить и смеяться с тем, кому намерен нанести смертельный удар.
Но вот все было готово. Русы и древляне собрались у костров перед могильной насыпью, как редко удается тем, кто лишь перед этим смотрел друг на друга поверх кромки щитов. На могилу поднялся Мистина с тремя старшими оружниками – Альвом, Доброшем и Ратияром. У подножия отроки держали жертвенных животных, черных, как земля ночью, – баранов, петуха и пса. Обвязав ноги баранов веревками, их опрокинули наземь, и Мистина перерезал им горло – так, чтобы кровь стекала на свежую землю насыпи и впитывалась в нее.
– Мы приносим эти дары тебе, муж мой, Ингвар, сын Ульва! – говорила Эльга, с поминальным рогом в руках стоя между мужчинами. – Мы приносим это, чтобы дух твой подкрепил свои силы перед дальней дорогой. Мы приносим это, чтобы петух разбудил тебя в обители предков… Мы приносим это, чтобы пес стерег твой сон и указывал тебе путь…
Отблески пламени падали на окованный позолоченным серебром рог в руках Эльги, и казалось, он полон пламени. Огненной струей стекал мед на кровлю могильного дома. И каждый раз, как Эльга опускала рог, люди вокруг насыпи разражались бурей криков – приветствуя того, кто сделал честь своему роду и державе, как жизнью своей, так и смертью. Даже враги не могли не признать его доблести, и Маломир гордился, что сумел так приблизиться к этому человеку – будто сражался не против Ингвара, а плечом к плечу с ним.
Но даже у него сейчас мелькала мысль: взять в жены эту женщину, что в белой одежде, с пламенным рогом в руках стоит на вершине могильной насыпи, – почти то же самое, как смертному пытаться поднять оружие волота ростом с гору.
Но вот пса и петуха возложили на верхушку насыпи, рядом поместили головы и ноги баранов. Отроки подвесили и освежевали туши, разрубили на части, разложили по котлам и подвесили варить, приготовляя последнюю трапезу, без соли и приправ, которую покойные разделят с живыми.
Эльга села на кошму на самой вершине, возле жертвенных животных. Белая женщина на вершине черной могилы – всякий, видевший ее сейчас, мог сказать, что видел Марену. Перед ней лежали привезенные из Киева вещи покойного – нарядная одежда, оружие, посуда. Отблески пламени играли на золотом шитье рубах, на серебре кубков и блюд.
По сторонам от княгини уселись Мистина со своими людьми и Маломир – со своими. Отроки Эльги разносили мед, пиво, старейшинам подавали вино. Наливали щедро, подскакивали к каждому, кто опустошал свою чарку.
– Поскольку сын моего побратима, Святослав, живет далеко и не мог поспеть разделить с покойным отцом и с нами эту трапезу, я, с позволения его матери, буду говорить за него, – начал Мистина.
Эльга кивнула, и он продолжал:
– Роду Ингвара начало было положено очень давно – в те времена, когда великаны создали само время и весь видимый мир…
Снова ему привелось рассказывать долгую повесть королевских родов Севера, от которого отходил, как ветви от Мирового Ясеня, род его и Ингвара. О древних конунгах до Харальда Боезуба, о его последней битве и славной гибели, о поездке его сына Ингвара в Ладогу, где тот нашел себе державу, но был вынужден уступить ее мужу дочери – Франмару.
Мистина был отличным рассказчиком. Даже те из древлян, кто уже слышал эти повести на погребении Свенгельда, вновь заслушались. Эльга тем временем зорко следила, чтобы отроки не мешкая подливали древлянам в чары и рога. Мистина провозглашал кубок за каждого из предков Ингвара, отливал наземь и отпивал, побуждая всех следовать его примеру. И если Эльга лишь подносила серебряную чашу к губам, то древляне вовсю налегали на стоялый мед и ромейское вино. Многие, кто пробовал его впервые, жаловались втихомолку – мол, кисло! – но не отказывались, увидя возле себя услужливо склонившегося Начешу или Владича с кувшином. И находили, что щедрость княгини Эльги делает ей честь. Если она и для живых задает такие пиры, как для мертвых, то всякий захочет обрести такую госпожу!
Подоспела баранина. Гостям даже не пришлось вставать: отроки клали в миски по кусочку мяса, наливали понемногу отвара и с поклоном разносили по местам. Древляне и русы совали в рот мясо, отхлебывали отвара и торопились запить медом или вином.
– А теперь нужно рассказать о дроттнинг Сванхейд – мудрой матери Ингвара-князя…
Но теперь Мистину уже мало кто слушал. Опьяневшие древляне – особенно те, кто неразумно пил вперемешку вино, мед и пиво, – отвлеклись, заговорили о своем. Кто-то уже подремывал.
– Кабы всегда мы так… хорошо сидели, – приговаривал Обренко, приобнимая Остривоя. – Вы – русь, мы – древляне. Так и что? Хоть вы и от других богов род ведете, а все же мы – одного языка…
– Мы – корня дулебского! Только едва выросло Дерево, как сошел по нему с неба князь Дулеб – сын Перуна и Лады. И было у него три сына: Дулеб, Волына и младший – Кий…
– Мы из всех внуков Дулебовых – первый род.
– Князь Дулеб со Змеем бился, а как победил его, проволок дохлого за хвост – так Днепр появился. А как размахнулся, как забросил Змея за небокрай – там теперь горы Карпатские…
За спиной у Маломира начали петь:
Сокол, сокол ясный!Молоцец красный!Вывели ему,Вывели ему,Вывели емуКоня доброго!
Маломир сидел приосанившись, будто свадебная песня звучала уже в честь его новой женитьбы.
Он коня-то взял,Шапочки не снял,Не покло-о-они-ился!
– выводили старейшины.
Слушая песню, Эльга слегка улыбнулась своим мыслям. Есть сказания о том, как муж, воротившись из далекого странствия, никем не узнанный сидит на новой свадьбе своей жены. И кончается этот свадебный пир побоищем между дружиной прежнего мужа и нового. Говорят, в песнях этих сохранилась память о том, как в глубокой древности власть передавалась от одного князя к другому через брак с княгиней. Кто одолеет – тому жена, тому и держава.
Вынесли ему,Вынесли ему,Вынесли емуПлатья красного!Платье-то он взял,Шапочки не снял,Не покло-о-они-ился…
У нее, Эльги, получилось наоборот: она, жена, сидит на свадебном пиру своего мужа с новой невестой – белой Мареной. У этой соперницы не отбить жениха, не вернуть себе… Только проводить с честью, отдать все, что принадлежит ему.
