Сон в красном тереме. Том 1 - Цао Сюэцинь
– Что диковинного в связке монет? Разве мы не видели их! – возразили слуги. – Лучше подарите нам свой кошелек!
Они бросились к Бао-юю и, не дав ему вымолвить ни слова, сняли висевший у него на поясе кошелек, веер с чехлом, украшения и все мгновенно растащили.
– А теперь мы вас проводим, – предложили они.
Они окружили Бао-юя и проводили его до ворот дома матушки Цзя.
Матушка Цзя ожидала его, и когда он пришел, по его виду поняла, что отец был им доволен, и это доставило ей огромную радость.
Вскоре Си-жэнь подала чай. Заметив, что на поясе у Бао-юя нет украшений, она с улыбкой сказала:
– Опять эти бесстыжие сорванцы у тебя все растащили?
Дай-юй подошла к нему, и как только убедилась, что на поясе у него действительно ничего нет, спросила:
– И тот кошелек, что я тебе подарила, ты тоже отдал им? Попробуй теперь что-нибудь у меня попросить!
Рассерженная, она побежала к себе в комнату, вытащила еще не законченный мешочек для благовоний, который Бао-юй позавчера просил ее сшить, схватила ножницы и стала его резать.
Она рассердилась не на шутку. Бао-юй поспешил за ней, но, увы, поздно – мешочек был изрезан.
Бао-юй видел этот мешочек, и хотя работа еще не была закончена, вещица обещала быть красивой и изящной. Теперь, когда Дай-юй без всякой причины изрезала мешочек, он тоже рассердился. Быстро расстегнув ворот халата, он вынул кошелек, подаренный ему Дай-юй, и протянул ей со словами:
– Вот, смотри! Разве я отдал кому-нибудь твой подарок?
Убедившись, что он так дорожит ее подарком и носит его на груди, чтобы никто не отнял, Дай-юй раскаялась в своей горячности, опустила голову и замолчала.
– Незачем было резать мешочек, – упрекнул ее Бао-юй. – Ведь я знаю, что ты всегда с большой неохотой делаешь мне подарки! Может быть, возвратить тебе и кошелек?
С этими словами он бросил ей на грудь кошелек и круто повернулся, собираясь уйти.
Дай-юй вышла из себя, заплакала от злости и схватила кошелек с намерением искромсать его в куски.
В этот момент Бао-юй повернулся и бросился к ней с возгласом:
– Дорогая сестрица, пощади его!
Дай-юй отбросила ножницы и, вытирая слезы, проговорила:
– Незачем дразнить меня! А если дразнишь, не прикасайся ко мне.
Она бросилась на кровать лицом вниз и зарыдала. Бао-юй не выдержал, подошел к ней и, стараясь загладить свою вину, принялся утешать ее.
Тут послышался голос матушки Цзя – она звала Бао-юя.
– Он в комнате барышни Линь Дай-юй, – сказали ей служанки.
– Ладно, ладно! – отозвалась матушка Цзя. – Пусть себе поиграет с сестрой. Отец целых полдня водил его за собой, теперь ему надо отдохнуть. Только не давайте им ссориться.
Служанки закивали головой.
Дай-юй, которая никак не могла отделаться от Бао-юя, вынуждена была встать.
– Если ты не оставишь меня в покое, я уйду! – решительно заявила она и направилась к выходу.
– Куда бы ты ни пошла, я последую за тобой! – сказал Бао-юй.
Он взял кошелек и хотел повесить себе на пояс, но Дай-юй отняла его:
– Ты ведь говорил, что кошелек тебе не нужен, а теперь опять его забираешь! Мне и то за тебя стыдно!
Она захихикала.
– Милая сестрица, сделай мне другой мешочек! – попросил Бао-юй.
– Ладно, сделаю, если будет хорошее настроение.
Разговаривая между собой, они вышли из дому и отправились к госпоже Ван. Там находилась Бао-чай. В комнатах госпожи Ван царило необычайное оживление.
Оказалось, что приехал Цзя Цян, который купил в Гусу двенадцать девочек и пригласил учителя для их обучения.
Тетушка Сюэ в это время переехала в уединенный тихий домик на северо-восточной стороне. «Сад Душистой груши» привели в порядок, и в нем расположились девочки вместе с учителем, который должен был обучать их театральному искусству. Кроме того, со всего дома собрали женщин, когда-то умевших петь и танцевать, – сейчас они уже были седыми старухами – и послали их присматривать за девочками и наставлять их. Всеми расходами, жалованьем, приобретением необходимых вещей поручили ведать Цзя Цяну.
Жена Линь Чжи-сяо докладывала госпоже Ван:
– Двенадцать буддийских и даосских монахинь уже прибыли, получено двадцать наборов даосских одеяний. Есть также одна священнослужительница с небритой головой. Она уроженка Сучжоу, ее предки принадлежали к ученому служилому сословию, но, так как с самого детства она отличалась слабым здоровьем, для нее купили заместителей. Однако все старания оказались напрасными, и девушка выздоровела лишь после того, как вступила в секту пустоты[71]. Вот почему она стала священнослужительницей, а волосы так и не сбрила. Монахине этой сейчас восемнадцать лет, и зовут ее Мяо-юй – Прекрасная яшма. Родители ее умерли, при ней находятся лишь две старые мамки да девочка-служанка. Литературу она знает прекрасно, глубоко постигла канонические книги и недурна внешностью. Ей стало известно, что в городе «Вечного спокойствия» есть священные реликвии богини Гуань-инь и древние канонические книги, написанные на пальмовых листьях. И вот в прошлом году она вместе со своей настоятельницей, которая умела весьма искусно гадать, приехала в столицу и поселилась в монастыре Муни за западными воротами. В прошлую зиму настоятельница отошла в другой мир и, умирая, наказывала Мяо-юй ни в коем случае не возвращаться на родину, а оставаться здесь и ожидать, пока исполнится то, что предначертано ей судьбой. Вот почему Мяо-юй осталась и не сопровождала гроб с телом покойной в обратный путь на родину.
– Почему же вы не пригласили ее к нам? – спросила госпожа Ван.
– Мы ее приглашали, но она говорит: «В знатном доме притесняют людей, я туда не пойду!» – ответила жена Линь Чжи-сяо.
– Да, ясно, ведь она из чиновной семьи, а значит – немного заносчива, – кивнула госпожа Ван. – Но может быть, послать ей пригласительное письмо?
Жена Линь Чжи-сяо одобрительно кивнула и вслед за тем вышла, чтобы велеть писцу составить пригласительное письмо Мяо-юй и распорядиться на следующий день приготовить для нее паланкин.
Прочтите следующую главу, и вы узнаете, что произошло дальше.
Глава восемнадцатая, рассказывающая о том, как благодаря милости государя Юань-чунь навестила родителей и как Бао-юй перед всей семьей показал свои таланты
Между тем в покои госпожи Ван вошел человек и доложил, что требуются шелковые ткани для оклейки различных вещей и поэтому просят Фын-цзе выйти и распорядиться. Потом пришел еще один человек с просьбой, чтобы Фын-цзе разрешила получить золотую и серебряную посуду. Благодаря этому у госпожи Ван и служанок из главного господского дома не было
