Семко - Юзеф Игнаций Крашевский
– Это не мешает нам подстраховаться от Семко, – сказал пан из Тенчина, – а лучшим щитом против него будет для нас Ягайлло.
– Не отрицаю, – добавил юноша, – вы делайте, что диктуют вам разум и опыт; что касается меня, то я сначала хочу напрячь все силы, чтобы заполучить Ядвигу. Она защитит нас лучше, чем Семко, чем отряды солдат. А если она будет у нас в Кракове, тогда великополяне у нас её не выхватят. Мы сумеем защитить.
Все на короткое мгновение замолчали, и Спытек задумался, но сразу прервал и отряхнулся от навязчивых мыслей, возвращаясь к первому предмету, и, наклоняясь к Добеславу, сказал:
– Каштелян, сейчас прежде всего Семко… Семко! Этого наглого узурпатора, которого нам навязывает Великопольша… эти оборванные паноши, нужно выгнать прочь. Я вооружаюсь, одеваюсь, весь свой двор сажаю на коней и стою в готовности.
Добеслав усмехнулся.
– Не думаю, что вы понадобитесь. Меня с моим отрядом и мещан хватит.
Это спокойствие, какое выказывал каштелян, не укротило нетерпения молодого пана, который, видимо, больше боялся Семко, чем думал о Ягайлле. Этот вопрос казался ему ещё таким далёким, таким несвоевременным, что он обходил его почти равнодушием.
Поэтому старый каштелян, который пришёл туда с ним и рассчитывал на поддержку молодого воеводы, разочаровался.
Добеслав из Курозвек взял колпак и собрался уезжать, а беспокойный хозяин пошёл его проводить, еще по дороге рекомендуя ему быть очень бдительным. Только вернувшись, он обратился к своему молчаливому гостю.
Ясько из Тенчина возобновил разговор о Ягайлле, с сильным волнением приобщая Спытка, который слушал, не отрицал, и однако горячей этим заинтересоваться не хотел.
– Господин мой, – сказал он наконец, – я молод и, может, мой возраст виновен в то, что не умею смотреть в отдалённое будущее, а занимаюсь тем, что есть тут передо мной. Вы, отцы, советуетесь о будущем, наше дело – не дать его вырвать у себя таким вот Семко.
При воспоминании о князе Мазовецком его лицо налилось кровью.
– Я не понимаю, каштелян, почему вы не разделяете моего возмущения против этого насилия, какое хотят нам уяинить, вы, что сами из его рук корону вырвали, – начал снова Спытек. – Семко, это правление неотёсанной мелкой великопольской шляхты – это тирания над нами. В его жилах отцовская кровь, он будет диким, как он.
– Но на самом деле нет опасения, – отвечал Ясько, – что нам его навяжут…
– Мы должны быть начеку! – воскликнул упрямый Спытек.
Не в силах больше повлиять на него, Ясько из Тенчина, поручив хранить тайну, попрощался с разгорячённым.
Чуть только тот отъехал от двери, когда Спытек, накинув лёгкое верхнее платье и надев шапочку с пером, с маленьким мечиком, сел на лошадь, которую ему подали. Никому не приказал сопровождать себя и живо пустился в город. Улицы в этот прекрасный майский день кишели народом, который и из окрестностей наплывал, и, казалось, в самом городе был вытянут из домов солнечным теплом.
Особенно Гродская и Флорианская улицы, рынок, Сукенницы были полны челяди, мещан, купцов, торговцев, повозок и всадников.
Это не была мирная жизнь обычных дней, когда особенно все заботятся о хлебе насущном и им заняты; в толпе можно было увидеть наполовину вооружённных, несущих доспехи и мечи людей, которые спешили с ними к Флорианским воротам, либо бежали домой.
Одних, как юношей, это, казалось, развлекает, других беспокоит. Старшие вставали и заботливо расспрашивали, что это значит.
Чем ближе к воротам, тем давка была больше и движение более отчётливым, а шум более крикливый. Уже издалека был виден Вробел, выдающий приказы, и вертельники, исчезающие в тёмных входах и показывающиеся потом в окнах и башнях. Несмотря на то, что был день, ворота были закрыты. Рядом с ними стояло много стражи.
Молодого воеводу знали чересчур хорошо, чтобы при его появлении, когда он подъехал к самым воротам и кивнул, они тут же не отворились. Но чуть только он переступил их порог, ворота также быстро с грохотом закрыли, так что молодой и энергичный конь Спытка, испугавшись, подпрыгнул вместе с ним. Спытек поехал прямиком в приход Св. Флориана. Там, так же как в городе, было многолюдно, поскольку только что подъехали гружённые повозки и двор архиепископа.
Ксендз Хотек, занятый размещением, крутился, громким голосом выдавая приказы. Воевода на какое-то время задержался перед воротами, разглядывая кареты и челядь архиепископа, когда ксендз Хотек увидел его и поздоровался.
– Вы гостей ожидаете? – спросил у него Спытек.
– Нет, нет, господин воевода, только хозяина, – сказал живо викарий, – сегодня вечером приезжает ксендз-архиепископ.
Когда он это говорил, молодой господин уже слез с коня и, отдав его первому попавшемуся слуге, подошёл к ксендзу Хотке.
Этот визит воеводы в это время был неспроста, и викарий, несмотря на то, что имел много дел, был вынужден его принять.
– Два слова, ксендз-каноник, – сказал воевода, входя на крыльцо дома священника и дожидаясь, когда викарий попросит его войти.
Тот поспешил открыть дверь справа и рукой указал большую сводчатую комнату, освещённую узкими окнами; вместе в неё вошли.
Викарий поглядел в глаза гостю, ожидая, когда тот откроет загадку этого визита. Спытек со всей живостью своих восемнадцати лет с ходу начал:
– Сегодня приезжает архиепископ, не правда ли?
– Да, пане воевода.
Гость только поглядел на ксендза.
– Не один, вероятно? – спросил он.
Согбенный ксендз Хотек чуть выпрямился, вопрос показался ему странным.
– Как это – не один? Действительно, с подобающим кортежем.
– В пятьсот копейщиков, – рассмеялся Спытек, – для пастыря это правда очень замечательный кортеж.
Викарий пожал плечами, ответ его затруднял, он подумал.
– О количестве людей не знаю, – сказал он, – но что в это время у него могут быть вооружённые люди, не удивительно.
Спытек насмешливо стянул губы.
– Отец мой, – сказал он, – я приехал сюда специально предостеречь вас и архипастыря, которого уважаю. В эти времена, когда архиепископ должен ездить с вооружёнными людьми, мы тоже обязаны быть настороже и следить, особенно за крепостями, нам поверенными. Вы предостережёте его милость, что эту вооружённою силу, возможно, значительную, мы не только не впустим в город, но под его воротами, как угрозу, долго терпеть не будем.
Викарий ещё молчал, немного встревоженный тем, что слышал, когда Спытек добавил:
– Открыто скажу вам, отец мой. Тут ходит слух, наверное, не бесплодный, что в кортеже архиепископа находится Бартош
