Юрий Щеглов - Победоносцев: Вернопреданный
Кто теперь помнит, что именно Катков в 1859 году выпустил, как птицу из клетки, статью обер-секретаря Победоносцева «О реформе в гражданском судопроизводстве», где тот ни словом не упомянул об отсталых и половинчатых проектах графа Блудова? А это было довольно опасно, потому что никаких проектов, кроме блудовских, юридическое чиновничество не допускало.
Граф Панин, следуя с инспекционными целями во глубину России и встретив Константина Петровича в коридоре VIII департамента Сената, говоря сегодняшним вульгарным языком — не отходя от кассы, заметил:
— Господин Победоносцев, без всякого удовольствия уведомляю вас, что по моему убеждению ваши ученые и преподавательские занятия, быть может, сами по себе и не вызывают возражений, хотя на сей счет есть и другое мнение: слишком уж вы увлечены немецкими теориями, однако они, эти занятия, несовместимы со служебными обязанностями сенатского обер-секретаря. Это порождает у вас некую забывчивость.
Прощай, Москва!
Константину Петровичу ничего другого не оставалось, как молча поклониться. Двадцать лет — с николаевских времен — Виктор Никитич исправлял должность министра юстиции, что придавало его словам особую увесистость. Панин знал взгляды этого молодого и заносчивого обер-секретаря, знал, какую позицию он занимает в своем сенатском департаменте, знал, что из духовных и взяток не берет, знал об отце-профессоре и знал, что попусту не фрондирует и печатает острые и продуманные статьи в «Русском вестнике», используя европейский опыт и достижения.
— Слишком вольнолюбив, — бросил министр свите, открывая дверь в кабинет князя Урусова. — Слишком…
Далее Константин Петрович не расслышал. Граф занимался подготовкой Великой реформы, держась, впрочем не откровенно, точки зрения реаков. С Сергеем Ивановичем Зарудным, например, у министра были сложные отношения. Сергей Иванович в самом конце пятидесятых заведовал делопроизводством при рассмотрении в Государственном совете проектов II отделения собственной его императорского величества канцелярии, представленных графом Блудовым. Он находился в центре научных разработок и, конечно, читал опусы Константина Петровича в катковском журнале. Едва ему на стол лег наиболее отделанный экземпляр части предложенного к изданию сборника процессуальных законов под длинным названием «Проект устава гражданского судопроизводства, рассмотренный в Соединенных Департаментах Государственного Совета законов и гражданском», как Зарудный моментально отправил его на отзыв Победоносцеву с сопроводительной запиской. Весьма скоро он получил проект назад с целым списком поправок. Константин Петрович предлагал не просто улучшить редакцию, но и касался существа затронутых вопросов. Зарудного не обидел гневный тон некоторых замечаний московского коллеги. Наоборот, его привлекала позиция обер-секретаря, критиковавшего не личности, а систему канцелярского — бюрократического и донельзя формализованного — управления жизнью народной. Однокашник Константина Петровича начальник Зарудного по прошлой службе в Министерстве юстиции, когда знакомил их, сказал без тени, впрочем, иронии:
— В училище слыл самым неподкупным, несговорчивым, неуступчивым, когда дело шло о принципах. Что касается обыкновенной жизни — никого добрее, мягче и отзывчивее не встречал. От московской мещанки — фамилию запомнил — Куломзиной слышал: «Божий человек Константин Петрович Победоносцев, сколько ни обошла кабинетов, а единственный раз на такого напала». Ты, Котик, помнишь Куломзину?
«Котик» не помнил. И никак не мог вспомнить, сколько ни силился.
— Я тебе советую, Сергей Иванович, используй господина Победоносцева: он бессребренник и преданнейший своей профессии человек.
Зарудный распорядился и остальные части проекта отправлять в Москву на отзыв. Служебное положение Константина Петровича, конечно, сыграло здесь определенную роль, но основой завязавшихся отношений была все-таки совместная работа над проектом уставов. Константин Петрович настолько проникся симпатией к петербургскому коллеге, настолько уверовал в его искренность и серьезное отношение к реформам, что взялся за чтение проекта устава о разборе преступлений и проступков. Если бы не просьба Зарудного, то он никогда бы не потратил и часа на присланные бумаги.
— Я ненавижу и презираю нашу российскую уголовщину, не желаю ею заниматься. Мне кажется, нигде в мире нет такой отвратительной криминальной среды, — сказал он как-то Каткову.
Между тем Константин Петрович самым тщательным образом обследовал проект и отправил в Петербург подробнейшее заключение. Связь с Зарудным и Петербургом укреплялась и в окружении царя, и в правительственных кабинетах. Речь уже зашла о прикомандировании профессора Победоносцева к государственной канцелярии для работ по преобразованию судебной части. Дело теперь за малым: недоставало высочайшего повеления. Император стягивал в Петербург самые одаренные и самые превосходные силы. Он не жалел времени и подробнейшим образом знакомился с составом различных комиссий. Он не просто подписывал документы, которые ему подсовывала канцелярия. Император следил, чтобы в министерства и ведомства приглашались лучшие из лучших. Он доверял Зарудному, однако не уставал повторять:
— Сергей Иванович, я прошу вас еще и еще раз внимательно вглядеться в списки членов. Я полагаю, что без Ровинского, например, и Буцковского не обойтись. Я читал их суждения о проектах. Весьма толково!
Однако о роли императора в подготовке и проведении реформ даже в дореволюционных материалах говорится вскользь. Создается впечатление, не соответствующее важной истине. Двигателем всех реформ был именно император, через два десятка лет зверски погубленный народовольцами. Он придавал ускорение процессу. В последних числах октября замечательного 1861 года — редчайшего в мировой истории — император велел выработать основные положения о судоустройстве и судопроизводстве. Довольно быстро в Государственной канцелярии были приготовлены «Основные положения преобразования судебной части в России». 3 ноября 1861 года в Москве наконец получили высочайшее повеление. Константин Петрович не мог да и не желал скрыть радостное волнение. Официальная бумага о новом назначении длительное время задерживалась, и Константин Петрович едва ли не каждый божий день ждал депеши из Петербурга, хотя Сергей Иванович обещал уведомить его частной телеграммой. Вскоре Константин Петрович, как по мановению волшебной палочки, очутился в скромном номере гостиницы Демута. На прощание он сказал матери:
— Я счастлив, матушка! Ты знаешь, я не люблю Петербург, и мне грустно покидать родные стены. Но я также не знаю ни одного настоящего юриста, который бы отказался внести свою лепту в законы, кои призваны облегчить жизнь людей. Благослови меня, матушка!
И у этого спокойного, умеющего скрывать собственные чувства правоведа запотели стекла очков от горячих слез, хлынувших из глаз, когда он приник к осенившей его крестом руке матери. Прощай, Москва! Прощай навсегда!
Судопроизводство должно приводить к правде
Расставаясь со студентами, он отошел от сурового, взятого, впрочем, не так давно тона.
Аудитория в тот день увидела перед собой совершенно другого преподавателя. Он начал лекцию необычно:
— Я повторю вам, дорогие друзья, то, что вы уже слышали, и не раз, из моих уст. И прошу вас вновь, не ленясь, записать за мной квинтэссенцию исторического взгляда на вашу будущую профессию. Я хотел бы, чтобы вы не только умом, но и сердцем поняли и усвоили суть происходящих изменений. Тогда вы в недалеком будущем сумеете стать во главе начавшегося по воле монарха движения обновления. Итак, прежде остального судопроизводство должно приводить к правде, какой бы она ни была. Историческое развитие подвело нас к «приказной» форме суда, являющейся сегодня крупным препятствием для справедливого решения. При этом порядке и добросовестный судья ничего не может добиться, ибо судья от дела далек, а все в руках канцелярии.
Если бы граф Панин это услышал или по крайней мере прочел в журнале, а не узнал от траченных молью сотрудников, он приложил бы максимум усилий, чтобы перекрыть доступ Константину Петровичу во вновь образованную комиссию. Студенты переглянулись, и в аудитории стало еще тише. Что-то до того небывалое притаилось в атмосфере учебного зала. Луч солнца, освобожденный от тучи, упал в его центр широким пятном на головы, склоненные к тетрадям, и вызолотил воздух.
— Вы должны отчетливо представить себе необходимость предлагаемых изменений. Они не случайны и не направлены на подражание даже самым доброкачественным европейским уставам. Вообразите создавшуюся в России ситуацию в нашем ведомстве. Приказная форма суда неразрывно связана с письменностью, и канцелярская тайна будет держаться до тех пор, пока суд не сделается словесным и открытым.
