Мэри Рено - Персидский мальчик
— Спасибо, Багоас, — отвечал Александр.
Я едва расслышал; царь не кликнул конюха, ибо не мог совладать с собственным голосом. Значит, я все-таки не был тут лишним.
Гефестиона я нашел у реки, в плотном кольце инженеров. Они привезли с собою ладьи, уже пригодившиеся для прежнего моста, — сквозь все эти земли они везли их, разобрав и погрузив на повозки; теперь Ге-фестион наблюдал за тем, как их собирают вновь. На меня он воззрился с изумлением: без сомнения, я казался тут, на берегу, совсем некстати. И потом, в тот день я впервые пытался найти его.
— Гефестион, — позвал я, — Буцефал умирает. Александр хочет, чтобы ты был сейчас с ним.
Он разглядывал меня, не говоря ни слова. Быть может, гадал, отчего я не приказал кому-нибудь передать эту весть, а явился сам. Потом Гефестион ответил: «Спасибо тебе, Багоас», — голосом, которым прежде никогда не говорил со мною, — и приказал подвести к нему коня. Я подождал, пока он не скроется вдали, прежде чем двинуться вослед.
Похороны Буцефала были устроены вечером того же дня; в Индии с этим нельзя медлить. Александр приказал воздвигнуть погребальный костер, дабы собрать затем прах и схоронить его, как должно. Оповещены были одни лишь близкие друзья, но чудесным образом к костру тихонько явилось также и множество старых воинов, сражавшихся у Исса, и у Граника, и у Гавгамел. Там были сосуды с фимиамом, который следовало бросать в погребальное пламя; должно быть, чествование старого Буцефала обошлось нам в целый талант. Некоторые из индов Омфиса, стоявшие поодаль, испускали громкие вопли, обращенные к богам, полагая, будто Александр принес коня в жертву ради победы.
Когда огонь погас, Александр вернулся к прежним своим делам. Но этой ночью мне показалось, что царь едва заметно постарел. Перитас появился у него, когда Александр уже был мужчиной; с Буцефалом же он не расставался с детства. Этот маленький конь (все греческие лошади кажутся персам «маленькими») ведал об Александре что-то такое, чего мне узнать не было дано, — в день его смерти это знание погибло безвозвратно, и я скорбел об утрате.
Ночью небеса загрохотали, загремели — и рухнул дождь.
Утром боги смягчились, вышло солнце, а в воздухе разлился аромат буйно растущей зелени. Но уже очень скоро собрались облака, и в следующее мгновение с неба словно бы хлынула еще одна река. И, как я слышал, это было всего лишь начало.
Александр приказал строиться — и под ливнем, по лодыжки в жидкой грязи, его люди отправились к речному берегу, не имея на себе ни единой сухой нитки.
Меня он с собою не взял, объявив, что и сам не знает, где окажется в следующий час или же на следующий день. Не знал он также, когда начнется переправа. У Александра нашлось время, чтобы обнять меня на прощанье, но — как обычно — он не стал делать из нашей разлуки большого представления. Он не видел в том смысла. Он победит и вскоре вернется. Нежные расставания подобают лишь неудачникам.
И все же то была самая опасная его битва. Величайшая его битва — и я не видел ее!
Дождь барабанил по земле, постепенно превращая наш лагерь в трясину. Несчастные, следовавшие за нами, жались друг к дружке в ветхих шалашах; прочный шатер был немыслимой роскошью. В грозу я давал пристанище в своем шатре каким-нибудь промокшим путникам: полузахлебнувшемуся бактрийскому ребенку, греческому певцу и — однажды — философу Кала-носу, которого увидел стоявшим под дождевыми струями в одной только тряпке на бедрах. Когда я поманил его в шатер, он благословил меня знаком. Войдя, он скрестил ноги, положив их на бедра, и погрузился в медитацию. Я словно бы опять остался наедине с са-мим собой, но испытывал притом радость.
Поначалу, едва только дождь ненадолго утихал, я набрасывал на плечи плащ и спешил на своем коне вниз, к реке. Стоявшее там воинство растянулось на многие мили, но никто не мог ответить, где сейчас царь или что он намерен предпринять. Как выяснилось, не один я готов был многое отдать, чтобы получить ответы на эти вопросы: на дальнем берегу встал лагерем царь Пор, занявший самое удобное для пере-мравы место.
Однажды ночью, когда рев дождя на время утих, мы явственно услышали трубы, боевые кличи, ржание коней — наше войско готовилось к броску. Наконец то! Я поднял руки, взывая к Митре. Ночь была темна — хоть глаз выколи. В нашем лагере никто не спал, все напряженно вслушивались в далекий шум, гадая, где сейчас кипит битва. Ни единого слова не было передано нам; никто не явился разъяснить, что происходит.
Неудивительно. Никто так и не пересек реку. Александр просто пошумел немного, чтобы царь Пор двинул к воде свое войско и всю ночь простоял бы там, на берегу, под низвергающимся дождем, тщетно ожидая нападения.
На следующую ночь — все то же самое. Ну, теперь-то великая битва все-таки началась, думали мы, сдерживая дыхание. Никакой битвы. И в следующую ночь, и в ночь за нею мы слышали шум, крики и звон оружия, но уже не обращали на них внимания. И царь Пор тоже не обращал.
Александр никогда не боялся предстать в самом начале сражения дураком или трусом, он мог себе это позволить. В Индии ему уже доводилось идти на хитрость, чтобы одурачить противника, и на сей раз он зашел достаточно далеко. Он не сражался с Омфисом, и потому царь Пор не имел ни малейшего представления, с кем ему вскоре предстоит помериться силами. Невероятный рост Пора вошел в легенды, так что слоны были единственными животными, способными нести такого седока. Конечно же, инд не мог не думать об Александре как о маленьком щенке на той стороне реки: лает и лает, но укусить не способен.
Что ж, Александр продолжал лаять и убегать в свою конуру. Он приказал доставить в лагерь множество повозок с пищей и товарами — и раздавал их всякому, кто хотел слушать и распространять новости, будто он намеревается ждать окончания дождей, чтобы перейти реку зимой, когда ее русло сузится. Значит, Пор мог готовиться провести все это время в жидкой грязи на своем берегу, если у него хватит терпения дождаться, пока Александр наберется мужества выступить против него.
Так продолжалось, должно быть, целую неделю. В одну из ночей на нас налетела худшая гроза, какую мы только знали: стремительный поток дождя и столь жуткие молнии, что их было видно прямо сквозь стены шатров. Я лежал, накрыв голову подушкой. По крайней мере, думал я, сегодня битвы не будет. На рассвете гром стих, отнесенный куда-то в сторону; вот тогда-то мы и услыхали. То был шум выступающей армии; он слышался яснее, чем когда-либо прежде, но источник его был немного дальше обычного. Теперь в привычный хаос вплетались и новые звуки, яростные и высокие, — рев боевых слонов. Александр перешел реку.
Он планировал переправу на ту ночь в любом случае. Гроза, пусть она и затруднила ее, оказалась подарком небес полководцу. Александр пересек Гидасп чуть в стороне от места, где ждал его Пор, немного выше по течению, где густые заросли могли скрыть движение его войск, а заросший лесом островок — саму переправу. Ему обязательно нужно было оказаться на том берегу прежде, чем Пор узнал бы и привел своих слонов. Если только лошади наших воинов увидали бы этих свирепых животных стоящими на берегу, они потопили бы плоты с людьми и сами бы утонули, объятые страхом.
Птолемей описал все сражение в своей книге, где запечатлел полководческий дар и отвагу Александра, с тем, чтобы о них помнили грядущие поколения. Основная опасность подстерегла Александра в самом начале броска: он первым выбрался на неприятельский берег и только тогда, пока конница все еще продолжала переправу, обнаружил, что дождевой поток нашел себе новое русло, отрезав кусок берега и превратив его в остров.
Наконец им удалось разыскать брод, хоть он и был глубок. Птолемей пишет, что бурлящая вода доходила людям до подбородка, а лошади вытягивали шеи, едва не захлебываясь (теперь вы понимаете, что именно я имел в виду, упоминая низкорослость греческих коней).
Сын Пора уже выступил им навстречу с отрядом колесниц, намереваясь отбросить Александра к реке, и тот едва успел построить своих людей, чтобы встретить врага. Принц пал; колесницы увязли в грязи; кто мог, бежал прочь. Узнав о том, Пор выбрал участок твердой почвы и приготовился к битве.
Оборонительная линия индского войска казалась неприступной: две сотни боевых слонов встали впереди, защищая людей. Но царю Пору пришлось встретиться с великим мастером военного дела… Чтобы не быть многословным, скажу лишь, что Александр выманил его конницу вперед, отступив якобы в страхе; затем атаковал ее, выставив скифских лучников; сам же он встретил всадников молниеносным ударом, тогда как Кен подгонял их сзади… Слонов Пора он привел в бешенство стрелами и дротиками, сразив немало погонщиков, и в итоге разъяренные животные нанесут куда больше ущерба собственным войскам, нежели отрядам Александра.