Конн Иггульден - Кровь богов
Марк откашлялся и расправил плечи. Он, в конце концов, триумвир Рима! И как ни трудно ему было, он попытался взять себя в руки и не поддаться чарам царицы, когда она остановилась перед ним, глядя ему в лицо.
– Я слышала о тебе, Марк Антоний, – улыбнулась Клеопатра. – Мне говорили, что ты хороший человек.
Антоний почувствовал, что краснеет, и кивнул. Дар речи едва не покинул его.
– Мы… добро пожаловать в Тарс, царица, – заставил он себя произнести. – Я не ожидал, что ты окажешь нам такую честь.
Царица, не мигая, слушая его, но улыбка ее стала шире. «Клянусь богами, она по-прежнему прекрасна», – подумал Марк Антоний. Их взгляды встретились, и он не хотел отводить глаз.
– Позволь представить тебе моего сына, Птолемея Цезаря, – сказала египетская правительница.
Мальчик выступил вперед, но рука царицы по-преж-нему лежала у него на плече. Темноволосый и серьезный ребенок шести лет от роду смотрел на Марка Антония снизу вверх, не выказывая особого почтения.
– Мы зовем его Цезарион… маленький Цезарь, – продолжила Клеопатра. В ее голосе слышалась любовь. – Как я понимаю, ты знал его отца.
– Да, знал, – ответил Антоний, вглядываясь в лицо мальчика в поисках фамильного сходства. – Второго такого великого человека не было.
Клеопатра чуть склонила голову, слушая его, и все свое внимание сосредоточила на этом высоком римлянине, который пригласил ее в свои земли. Опять улыбнулась, чувствуя, что тот говорит от души.
– Я уверена, что Цезарион захочет побольше узнать о своем отце, Марк Антоний, если ты сможешь рассказать ему о нем, – сказала она.
Затем царица протянула руку, и триумвир повел ее с пристани, пытаясь разбить чары, которые она наслала на него с того самого момента, как ступила на сушу.
– С удовольствием, – ответил Антоний. – Это будет интересный рассказ.
Историческая справка
Ни один писатель не сможет сравниться с Уильямом Шекспиром в описании речи Марка Антония над телом Цезаря, хотя драматург обошелся без восковой статуи, о которой свидетельствуют документы той эпохи. Толпа действительно во второй раз сожгла здание Сената, и тело Цезаря кремировали на Форуме, а не там, где собирались. Древнегреческий историк Николай Дамасский указывал, что в заговоре участвовало восемьдесят человек, а его древнеримский коллега, живший в первом веке нашей эры Светоний сократил их число до шестидесяти. Плутарх упоминает о двадцати трех ранах, что указывает на активных участников заговора, тогда как остальные непосредственного участия в убийстве не принимали. Из этих активных заговорщиков установлены имена девятнадцати: Гай Кассий Лонгин, Марк Брут, Публий Каска (нанес первый удар), Гай Каска, Тилий Цимбер, Гай Требоний (который отвлекал Марка Антония во время убийства), Луций Минуций Басил, Рубрий Руга, Марк Фавоний, Марк Спурий, Децим Юний Брут Альбин, Сервий Сулпиций Галба, Квинт Лигарий, Луций Пелла, Секст Назон, Понтий Акила, Туруллий, Гортензий, Буколиан. Для тех, кого интересуют подробности, укажу, что поместье и прочее имущество Публия Каски продали на проскрипционном аукционе, в том числе и стол, который купил какой-то богатый римлянин (имя его осталось неизвестным) и перевез в Помпеи, провинциальный городок на юге. Сохранившиеся под слоем пепла после извержения Везувия ножки этого стола в виде львиных голов можно увидеть и сегодня, как и указанное на них имя первого владельца, Публия Каски.
Хотя я прибавил Гаю Октавиану несколько лет, чтобы не нарушать хронологии предыдущих книг, в 44 г. до н. э., когда убили Цезаря, ему было около девятнадцати. Он находился в Греции или Албании, где получил эту печальную весть, и вернулся в Брундизий на корабле. Прибыв в Рим и узнав, что Цезарь усыновил его, Октавиан изменил свое имя на Гай Юлий Цезарь Октавиан, хотя последнюю часть вскорости опустил и более не упоминал.
Цезарь написал завещание задолго до смерти, хотя так и осталось неизвестным, когда именно. Он действительно завещал раздать по триста сестерциев каждому гражданину Рима, то есть порядка ста пятидесяти миллионов серебряных монет, а также оставил народу огромное садовое поместье на берегах Тибра. Но и с учетом этого, после всех выплат Октавиан получил три четверти состояния Юлия. Хотя хранилось завещание в храме Весты, как я и указал, на самом деле его зачитал последний тесть Цезаря, Луций Кальпурний.
Самая важная часть завещания заключалась в том, что Октавиан Фурин объявлялся сыном Цезаря. Тем самым он разом обрел статус и влияние, какие не могло купить никакое богатство. Вместе с усыновлением он получил всю клиентуру, тысячи граждан, солдат и патрицианских семейств, присягнувших на верность Цезарю. Речь тут, скорее, идет не о деловых отношениях, а о чем-то вроде феодальной верности и семейных уз. Пожалуй, можно утверждать, что без унаследованных от Цезаря клиентов Октавиан, скорее всего, не пережил бы крещения в огне римской политики.
У Марка Антония были дети до Клеопатры, сведения о которых затерялись в истории. Фульвия родила ему двух сыновей, Марка Антония Антилла и Юлла Антония. Я изменил имя второго сына на Павел, потому что имя Юлл очень уж похоже на Юлий. Антилл – это прозвище. Много лет спустя уже взрослого Антилла послали к Октавиану с огромной суммой денег и предложением мира, но Октавиан оставил золото себе, а посланца отправил обратно к отцу.
По аналогии с Юллом Антонием, я изменил имя Децима Брута на Децима Юния, потому что второй Брут мог внести путаницу в романе. Ему действительно отдали часть Северной Италии в награду за участие в убийстве Цезаря. И Марк Антоний действительно решил отобрать у него эту территорию с помощью брундизийских легионов, а перед Гаем Октавианом поставили задачу воспрепятствовать ему в этом. Ирония судьбы, но Октавиану приказали выступить на стороне убийцы Цезаря против человека, который Цезаря поддерживал.
О трусости. В последнее время стало модно полагать Гая Октавиана слабаком. На самом деле он никогда не выказывал ни слабости, ни трусости. Есть документально подтвержденные свидетельства того, как он безоружным вошел в лагерь взбунтовавшегося легиона, когда тело последнего человека, предпринявшего попытку вразумить их, еще лежало на земле. Это правда, что иногда в моменты наивысшего напряжения он вдруг отключался. Некоторые современные писатели предполагали, что причина в астме или водянке, хотя римский историк Светоний писал, что Октавиан или глубоко засыпал, или терял сознание, а эти симптомы не свойственны вышеуказанным болезням. Учитывая, что многие в его семье страдали от эпилепсии, есть вероятность того, что у него случались именно эпилептические припадки, сопровождающиеся потерей сознания. Его враги, конечно же, много кричали о его отсутствии в некоторые важные моменты, но их обвинения в трусости не имеют под собой оснований. Если в первый день битвы у города Филиппы Октавиан болел и не показывался людям, то во второй он повел легионы в бой. В других случаях он не сдавал позиции даже под градом копий и стрел. Однажды этот человек первым прошел по качающемуся трапу и получил серьезную травму, когда тот перевернулся. Короче говоря, все обвинения в трусости надуманны.
Смерть консулов Гирция и Пансы в кампании против Марка Антония стала для Октавиана невероятно щедрым подарком судьбы. Я упростил события, потому что на самом деле консулы погибли в двух сражениях, которые произошли с недельным промежутком. Панса пал в первом, а Гирций – во втором, оставив Октавиана единственным командующим. Нет доказательств того, что Октавиан вступил в сговор с Марком Антонием, хотя я предполагаю, что это не основание считать, будто сговора не было. Это один из тех исторических моментов, исход которых оказался очень уж благоприятным для одного из участников. Логично предположить, что судьбу в этом случае подтолкнули под локоток. В первой битве Октавиан не участвовал, но во второй он сражался лично.
Признав власть Сената и получив должность пропретора – эквивалент поста губернатора одной из провинций, – Октавиан оказался во главе восьми легионов. После тех битв ходили любопытные слухи. Панса, получивший тяжелые ранения, умер не сразу, и злые языки утверждали, что врач отравил его по приказу Октавиана. Также говорили, будто по ходу боя Октавиан убил Гирция сам, однако такого просто не могло быть.
Находясь в ссылке в Афинах, Брут регулярно посещал дебаты и философские дискуссии, как и многие другие римляне, оказавшиеся в Греции до него. Эпизод с тренировочным боем вымышленный, хотя к сражению у города Филиппы Брут подошел в отличной физической форме, то есть он, без сомнения, регулярно упражнялся с мечом. Нюанс, что у того, кто действует вторым номером, скорость обычно выше, я почерпнул из исследований, касающихся стрелков на Диком Западе, и не смог устоять перед искушением упомянуть об этом в книге. Человек, вытаскивающий револьвер первым, инициирует подсознательный импульс у опытного соперника, и его движения оказываются более плавными и стремительными. Казалось бы, это противоречит здравому смыслу, но японские бойцы кэндо подтвердят, что инстинктивная реакция после тысяч часов тренировок зачастую быстрее, чем удар, являющийся результатом контролируемого решения.
