К. У. Гортнер - Клятва королевы

У меня чесались руки от желания раскрыть книги, но при виде ее задумчивого взгляда мне стало стыдно.

— Они на латыни. Я… боюсь, что не слишком хорошо понимаю по-латыни. Учусь, насколько мне позволяет время, но пока что мои успехи невелики. — Я смущенно рассмеялась. — Как вы только что сказали, похоже, латынь не слишком мне доступна.

Беатрис Галиндо погладила меня по руке, словно лучшую подругу.

— Скоро научитесь, — пообещала она, — если окажете мне честь, позволив преподавать вам. Я прекрасно владею латынью, что подтверждается моим прозвищем.

Она улыбнулась, показав симпатичные ямочки на пухлых щеках.

— Возможно, со временем мы увидим новые прекрасные современные труды, написанные и по-испански, а вы, ваше величество, прославитесь как покровительница нашего возрождения в искусстве.

Слова ее согрели мне душу. Именно об этом я мечтала — оставить после себя в наследство не только искусство ведения войны. Стремясь к духовному и физическому единству Испании, я верила и в то, что истинно великая страна, которая переживет века, должна быть построена на основе грамотного и всесторонне образованного общества.

Она придвинула ко мне кресло, и я, затаив от волнения дыхание, раскрыла книгу. Когда несколько часов спустя пришел Фернандо, он с нескрываемым интересом взглянул на присевшую перед ним в реверансе Беатрис Галиндо.

Я представила гостью, добавив, что она также согласилась заняться обучением наших дочерей, и он улыбнулся.

— Значит, ты наконец нашла наставницу, — сказал муж.

Снисходительно усмехнувшись, он жестом велел Беатрис встать и начал зажигать новые свечи.

— Ты ослепнешь при таком свете! — возмутилась я.

Не сказав ни слова, он вышел, оставив нас вдвоем, и я поняла, что супруг мой вполне удовлетворен. Он уже знал, что хорошо образованная жена может принести королевству лишь пользу.

Последующие два года пролетели быстро. Кадис, Медина-Сидония и другие вельможи из Андалусии удерживали рубежи, противостояли многочисленным нападениям мавританских разбойников Эль-Сагаля. Хотя Эль-Сагаль бежал из Малаги, бросив ее на произвол судьбы, он был полон желания отомстить за потерю города, которым когда-то безраздельно правил. И действия его лишь разжигали решимость Фернандо насадить голову мятежного мавра на копье.

И потому, собрав и снарядив новое войско, мы вернулись на юг, чтобы сосредоточиться на следующей цели — укрепленной Баэсе, принадлежавшей Эль-Сагалю.

Под защитой горных ущелий и возделанных равнин жители Баэсы окопались в своем городе прочнее остальных мавров, и падение Малаги после нескольких лет безжалостного Крестового похода лишь подхлестнуло их ненависть к нам. Кадис сообщал, что Эль-Сагаль пронюхал о наших планах и, ожидая нашего появления, отправил в город десять тысяч лучших воинов. Горожане накопили запасов на год с лишним, укрепили стены и очистили окружающую местность от посевов, оставили лишь оголенные сады и густые заросли деревьев, ежевики и папоротника, чтобы затруднить проход. К тому же город стоял на крутом склоне в окружении поросших лесом ущелий. Кадис предупреждал, что осада окажется тяжелой и долгой.

Подобные предупреждения мы слышали и ранее — и одерживали победы. И все же моя душа разрывалась на части, когда я с тревогой прощалась с Фернандо, отправлявшимся во главе сорокатрехтысячного войска в долину Гвадалквивира, что питал равнины Баэсы. Я оставалась во дворце, вновь отданная на милость курьеров, и мне предстояла еще более сложная задача — подготовить мою любимую Исабель к отъезду в Португалию.

Я тянула до последнего, ссылалась на войну и вечную нехватку средств, а также на то, что Исабель еще молода и ей следует оставаться в кругу семьи. Но дочери шел уже двадцатый год, и терпение португальского короля начинало истощаться. Моя тетя Беатрикс писала, что пора скрепить наше соглашение узами брака, прежде чем какой-нибудь другой монарх предложит невесту сыну короля, принцу Альфонсо.

— Португалия совсем рядом, — сказала я дочери, когда мы собирали вещи. — Мы сможем ездить друг к другу в гости каждый год, а если захочется, и чаще.

— Да, мама, — ответила она, тщательно складывая тонкими пальцами без перстней — ей нельзя было носить драгоценности, пока на ее палец не наденут обручальное кольцо — вышитое белье и сорочки, плотные накидки, плащи с капюшонами и украшенные моим любимым горностаевым мехом роскошные платья, которые я заказала специально для нее.

Я потратила на приданое Исабель целое состояние, взяв огромную сумму в долг ради того, чтобы снабдить дочь всем необходимым на любой климат и время года, словно она отправлялась не в пограничное государство, а в незнакомую заокеанскую страну.

У меня не раз вставал комок в горле при виде того, сколь стоически она относится к своей судьбе. Я давно готовилась к этому дню, но при мысли, что вскоре Исабель окажется вдали от меня, в собственном дворце, станет женой принца, которого я никогда не видела, мне бывало не по себе. Я с трудом сдерживала желание вцепиться в нее и никуда не отпускать. Она первой из моих дочерей покидала меня; как я смогу вынести подобное еще трижды?

Понимая мое смятение, Беатрис не отходила от меня ни на шаг до прощания на границе Испании и Португалии, где под фанфары и шелест развевающихся знамен я передала Исабель моей тете Беатрикс и ее свите. Португалия прислала сотни фрейлин, аристократов и чиновников, чтобы с подобающим почетом сопроводить мою дочь в Лисабон, но в соответствии с древним обычаем, по которому королевские женихи не должны сами отправляться за невестами, ее будущего мужа среди них не было.

Я обняла Исабель посреди продуваемого всеми ветрами поля, и она неуверенно спросила:

— Как думаешь, он будет любить меня так же, как папа — тебя?

Впервые она призналась в страхе, который скрывала ото всех под безмятежной маской. Взяв ее лицо в ладони, я прошептала:

— Да, hija mia. Обещаю.

Она попыталась улыбнуться. Я готова была пообещать что угодно, лишь бы успокоить ее, но не могла предсказать, станет ли заботиться о ней муж, и она это понимала. Еще раз встретившись со мной взглядом, она отступила назад, решительно повернулась к сотням ожидавших незнакомцев и шагнула в свое новое королевство.

Стоя рядом с Беатрис, я смотрела, как португальцы окружают мою дочь и ведут к лошади; больше у Исабель не осталось ничего из Кастилии, кроме бывшей на ней одежды и сундуков с приданым.

Возвращаясь в Севилью, я думала, что сердце мое разорвется от горя. Не могла произнести ни слова, несмотря на взволнованные расспросы фрейлин, боялась расплакаться на виду у всех. В последующие дни я продолжала молча тосковать по Исабель, и даже вмятая подушка на кресле у окна, где она любила сидеть вечерами, вышивая или читая вместе со мной, жестоко напоминала о том, что дочери больше нет рядом. Другие мои девочки были еще слишком малы, чтобы заполнить оставшуюся после Исабель пустоту, а все внимание и время одиннадцатилетнего Хуана занимала учеба и исполнение обязанностей принца. Даже погода, казалось, отражала мое дурное настроение; на Андалусию обрушились редкие для этих краев бури, отчего реки вышли из берегов, уничтожали урожай и смывали целые деревни, словно детские игрушки.

Через несколько месяцев после отъезда Исабель я получила известие от Фернандо, продолжавшего осаждать Баэсу.

Мы вне себя от отчаяния. Город с дьявольским упорством противостоит нам, и неверные устраивают засады посреди ночи, исчезая затем в тумане и оставляя после себя мертвецов в луже крови. Бури превратили лагерь в море грязи, и нам едва удается ставить палатки, не говоря уже о том, чтобы заботиться о немногих оставшихся лошадях. Из-за дождя фураж гниет, как и все остальное в этом проклятом месте. Я послал людей вырубить мили лесов и зарослей, поскольку земля столь намокла, что мы не можем их сжечь, но на это потребуются месяцы тяжкого труда, а припасы съестного подходят к концу. Колодцы отравлены трупами, которые сбрасывают в источники мавры, и нам угрожает эпидемия. Лошади умирают, а многие солдаты столь отчаялись, что грозят дезертировать. Они говорят, что Господь отвернулся от нас…

Я созвала совет.

— Нужно немедленно послать помощь моему мужу и его людям. Им необходимы лошади, припасы, лекарства и еда. У мавров в Баэсе есть все, чтобы выдержать месяцы осады, так что можно не рассчитывать взять их измором. Если хотим победить, нам требуется столь же хорошее снабжение, как и у них.

Совет встретил мое заявление мрачным молчанием. Наконец кардинал Мендоса сказал:

— Majestad, когда его величество отправился в поход, мы выделили ему все, что у нас было. А учитывая недавние расходы на приданое инфанты Исабель… боюсь, ничего не осталось.