Антонин Ладинский - Анна Ярославна - королева Франции
— Ты хорошо рассказываешь Жак, — сказала Анна.
Лицо рыцаря, не ожидавшего похвалы из уст прекрасной графини, расплылось в счастливой улыбке; он осушил кубок не спуская с нее взора, а потом с загоревшимися глазами воскликнул:
— Ах, послушай, госпожа, о том, что произошло в Руане. Никогда мне не приходилось слышать более занимательной истории!
Слушатели удвоили внимание.
— Это случилось задолго до смерти Эдуарда. Однажды Гарольд, сын Годвина, отправился в Нормандию, чтобы выкупить у Вильгельма заложников. Но буря бросила его корабль на скалы во владениях графа Понтье. Вместо того чтобы помочь потерпевшим кораблекрушение, он пленил Годвинсона, увел к себе в замок и отпустил только за большие деньги. Так Гарольд очутился в Руане. Там Вильгельм сказал ему: «Знай, что король Эдуард намерен в случае смертельной болезни назначить меня своим преемником. Помоги нормандцам в этом деле, построй в Дувре крепость с колодцем для питьевой воды, и я сделаю для тебя все, чего ты ни пожелаешь, а в доказательство твоей дружбы женись на моей дочери Аделиз!» Испытывая благодарность за гостеприимство и не имея в душе решимости отказать герцогу в его просьбе, Гарольд согласился, хотя тут же решил, что не будет выполнять обещание. Но Вильгельм заставил гостя принести клятву над большим сосудом, тщательно прикрытым парчовой тканью. Потом вдруг отдернул парчу, и под нею оказались все святыни Нормандии. Говорят, Гарольд затрепетал в это мгновение и даже изменился в лице. Вы сами понимаете! Одно дело присягать на зубе какого-нибудь святого или на его ноге, и совсем другое, когда клянешься на собрании многих мощей!
— Да, это страшная клятва, — подтвердил барон де Монсор.
— Но позвольте мне продолжать. О чем я говорил? — обратился рыцарь к своему верному оруженосцу.
— О том, как враги укреплялись на холмах, где ты заметил королевское знамя со змеей, — подсказал Шарль.
— Именно так. Красное знамя со змеей. Но вот наступила ночь. Мы с трепетом исповедовались и причащались, потому что предстояла кровавая битва, в которой многие должны были погибнуть. В нашем лагере наступила тишина. А на вражеской стороне до утра слышались песни. Англы пили пиво у костров и веселились.
Граф Рауль мановением руки пригласил рыцаря прервать рассказ и крикнул:
— Слуги, принесите еще вина!
Но Жак де Монтегю, вытирая пот на лбу, продолжал:
— Наутро началась битва. Даже епископ байеский, брат Вильгельма, был в панцире под облачением. Это он взял жезл и построил конницу в боевом порядке…
— И, невзирая на данную клятву, Гарольд решил выступить против герцога с оружием в руках? — спросила Анна, качая головой.
— Невзирая на клятву, моя прекрасная госпожа.
— Остались ли после короля дети? — полюбопытствовала она.
— Остались… Но они не от королевы, а рождены любовницей, по имени Эдит. Ее зовут также Лебединая Шея.
— Почему?
— За красоту. Шея у нее тонкая и гибкая, как у лебедя.
— Она не погибла?
— Это мне неизвестно, моя прекрасная госпожа. Однако думаю, что Эдит еще живет и оплакивает свою судьбу где-нибудь в укромном уголке земли. Впрочем, речь о ней будет впереди.
Лебединая Шея! Об этой красавице Анна слышала от Бертрана. Жонглера уже не было на свете. Смерть беспощадно уносила родных, друзей, встреченных на Пути певцов, воинов… Анна вздохнула при мысли, что и для нее когда-нибудь пробьет последний час. Все останется на земле, как теперь, а бренное тело станет пищей гробовых червей. Вспомнились две строки из школьной книжки, по которой она изучала грамоту у пресвитера Иллариона:
Геенны меня избави вечныя,
И грозы и черви неусыпающа…
Но Анна улыбнулась рассказчику, и он стал с волнением повествовать о страшной битве под Гастингсом.
— Конное войско разделили на три отряда. Впереди и по бокам шли лучники. Вильгельм ехал на белом испанском жеребце. На шее у герцога были подвешены в серебряном ковчежце те самые святыни, над которыми некогда произнес клятву Гарольд Годвинсон.
Анна сжала руки, представляя себе ужас короля англов, когда он узнал об этом.
— Папскую хоругвь, присланную из Рима, нес рыцарь по имени Тустен ле Блан. Я хорошо знавал его, так как мы вместе ночевали в одном шатре. Третьим был с нами обычно певец Талльефер. Вместе мы пошли и в битву. Нормандцы двинулись сплошным строем. Монахи же отделились и поднялись на соседний холм, чтобы молиться о даровании победы. Но Талльефер выехал вперед и запел песню о Ролланде. При этом он ловко подбрасывал копье и ловил его на скаку.
— Ты непременно споешь нам это! — прервала рассказ Анна.
Рыцарь смутился.
— Госпожа! Я никогда не держал в руках арфы, и бог не наградил меня приятным голосом, но я постараюсь напеть слова, какие остались у меня в памяти. Это прекрасная песня!
Рыцарь вдруг поднялся со скамьи, откашлялся и пропел:Чудная битва! Страшная битва!Дьявол уносит души врагов!Трубит Роланд в свой рог Олифант,Высокие горы тот звук повторяют,И слышно его за тридцать три лье…И Карл говорит: «Не рог ли РоландаВдали за горами трубит?»
— Голос у него действительно как у козла, — шепнул соседке, внимательно слушавшей рыцаря, ревнивый кюре Антуан.
— Замолчи! — ответила та, толкнув его локтем.
Жак опустился на скамью, положил голову на стол и так оставался несколько мгновений неподвижно, очевидно весь во власти боевых воспоминаний и жалости к самому себе, ибо судьба так жестоко поступила с ним. Лучше гибель в бою!
Анна, сидевшая в кресле против певца, поднялась, изгибая стан, протянула руку через стол и погладила косматую голову Жака де Монтегю, бакалавра. Он вскочил и воскликнул:
— Госпожа! Скажи одно слово, и я умру за тебя!
Но граф Рауль горел нетерпением узнать, что происходило в дальнейшем на поле сражения.
— На чью же сторону стало склоняться военное счастье?
Монтегю не торопясь, так как чувствовал себя в центре всеобщего внимания, стал рассказывать о дальнейшем:
— Сблизившись с врагом на расстояние полета стрелы, лучники выпустили свои оперенные жала, а арбалетчики стали метать железные шипы. Мы тоже подошли вплотную к холмам с намереньем ворваться в неприятельский лагерь. Но англы храбро сопротивлялись и рубили наши длинные копья топорами. Нам пришлось отступить в беспорядке. Что же придумал Вильгельм? Он велел лучникам стрелять отвесно, чтобы стрелы не втыкались без всякой пользы в частокол. Теперь они начали удачно поражать королевских воинов. Одна из них пронзила глаз самому Гарольду! А он вырвал ее из глазницы и остался в строю.
— Это был рыцарь! — восхитился барон де Монсор.
— Мало таких на земле! — поддержал его граф.
— Да! Мы снова пошли в бой, но еще раз вынуждены были отступить с большим уроном. Дело в том, что там находились овраги, скрытые кустами, и многие рыцари падали в них вместе с конями, ломая себе руки и ноги. Даже распространился слух о смерти Вильгельма. Этого оказалось достаточно, чтобы нормандцы обратились в бегство. К счастью, герцог тотчас появился среди беглецов и кричал: «Смотрите, я жив!» И поражал робких копьем. Тогда мы снова вернулись в битву.
У рассказчика пересохло в горле. Помогая себе деревяшкой, Жак не без труда поднял глиняный кувшин с вином и отпил из него добрую половину, а потом вытер рот рукавом коричневой рубахи.
— Видя, что нет никакой возможности взять неприятельское укрепление в лоб, Вильгельм решил прибегнуть к хитрости. Тысяча рыцарей ринулись на частокол, а потом обратились в притворное бегство. Повесив тяжкие секиры на шею, англы преследовали наших, но из засады выскочили другие всадники. Началось избиение врагов. Им трудно было действовать на бегу топорами, которые необходимо поднимать для удара обеими руками. Таким образом и удалось сделать пролом в частоколе. В английский лагерь ворвались конные и пешие нормандцы. Я тоже был в их числе и видел, как под ударами мечей погибли оба брата короля, Гирд и Леофин. В это же мгновение упало английское знамя и накрыло их широким красным полотнищем. Вместо него на холме водрузили папскую хоругвь. Нужно сказать правду, эти мужланы сражались очень храбро, но нас было больше и в наших рядах насчитывалось много опытных воинов в крепких кольчугах. Больше всего повредила англам рана короля. Гарольд истекал кровью и в беспамятстве упал с коня на землю…
Теперь уже никто не прерывал рассказчика. Все смотрели на него с раскрытыми ртами, настолько слушателей захватила картина битвы. Жак де Монтегю снова вскочил на ноги и стал петь, захмелев от вина:
Чудная битва! Страшная битва!Дьявол уносит души врагов,Трубит Роланд в свой рог Олифант…
Еще раз бакалавр схватил кувшин и стал выливать его содержимое себе в глотку.
