Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 - Нелли Шульман
По битком набитым скамьям пронесся сочувственный шумок. Белокаменный храм Иоанна Крестителя, возведенный на месте сожженной нацистами церкви, вздымался вверх остроконечной крышей, с двадцатиметровой колокольней. Шмуэль с детства помнил заливистый звук здешней звонницы:
– Но тогда колокольня была ниже, – подумал он, – сто двадцать ступенек наверх, мы с Иосифом точно посчитали. Звонари нас любили, всегда давали подергать за веревку… – звонарями в Мон-Сен-Мартене служили шахтеры:
– В поселковом хоре они тоже солируют… – слушая священника, Шмуэль перекрестился, – сразу понятно, у кого есть способности к музыке…
Сквозь яркие витражи окон, с библейскими сюжетами, пробивались лучи весеннего солнца. Последнее воскресенье апреля выпало теплым. Поселок ждало два дня выходных. Хозяева кабачков повесили объявления о свежей спарже. Мужчины и подростки доставали рыболовные снасти:
– После обеда девчонки побегут в лес за цветами, – улыбнулся Шмуэль, – они поедут торговать букетами на гуляния в Льеж… – Мон-Сен-Мартен красными флагами не украшали, но и шахты и сталелитейный завод закрывались, оставляя на производстве только дежурные бригады.
Шмуэль покосился на ближний придел святых Елизаветы и Виллема Бельгийских. Новые скульптуры над саркофагами, не пострадавшими при пожаре, высекли из светлого мрамора. Коленопреклоненные святые держали в руках букеты лилий. Лилии венчали и прикрытую больничной косынкой, изящную голову Елизаветы. Часовня утопала в подрагивающих огоньках свечей:
– Очередные паломники приехали… – паломников в Мон-Сен-Мартене отличали по приколотым к одежде бумажным лилиям, – может быть, среди них девушка, о которой предупредил Джо… – кузен позвонил в дом причта, где отец Симон жил с другими гостями из Рима:
– Как сказал глава комиссии, если бы замок восстановили, мы бы непременно разместились у месье барона… – развалины родового гнезда де ла Марков очистили от мин и осколков снарядов, однако мшистые камни пока оставались на местах:
– Все ждут венчания Виллема, ждут, что он приведет в порядок замок, – хмыкнул Шмуэль, – но, кажется, до свадьбы ему далеко, как и Иосифу… – на Хануку брат защитил докторат по патологической анатомии, в Еврейском Университете:
– Папа смеялся, что в семье скоро появится два профессора, – Шмуэль скрыл улыбку, – но Иосифа совсем не привлекают ни академическая карьера, ни хупа. Ничего, Фрида после армии выйдет замуж за Эмиля. Они осядут в кибуце, папа повозится с внуками… – Шмуэль понял, что через три года придет время служить младшему брату:
– Это не остановить, – вздохнул он, – папа сказал, что нас ждет очередная война за воссоединение Иерусалима. Но Аарон не будет в ней участвовать, ему остался всего год в армии. Хотя за год многое может измениться…
Он оглядывал ряды дубовых скамеек. Церковь вмещала тысячу человек:
– Третий по величине храм Бельгии. Ходят разговоры, что надо строить второй храм. Этот не справляется с потоком верующих… – святой Елизавете молились не только о сохранении целомудрия, но и об излечении детей:
– Еще не рожденных детей, – поправил себя Шмуэль, – поэтому среди паломников так много беременных женщин… – в Мон-Сен-Мартен привозили и инвалидов, святым покровителем которых был Виллем Бельгийский. В храме держали для них запасные коляски и костыли.
В новую церковь, вместе с саркофагами святых, хотели перенести могилы барона и баронессы де ла Марк, родителей отца Виллема:
– Живы люди, помнящие их подвиг по спасению дяди Эмиля… – кюре зачитывал объявления о крещениях и занятиях в классе конфирмации, – я собрал свидетельства и отправил в Яд-ва-Шем, с показаниями самого дяди Эмиля… – отец обещал, как он выразился, поднажать на бюрократов. Шмуэль надеялся, что весь поселок получит звание праведников народов мира:
– Мы с Иосифом написали, как нас прятали в здешнем приюте, Анна тоже выступала перед комиссией в Иерусалиме. Хотя наша бюрократия может быть занудней ватиканской, то есть моей…
Джо познакомился с девушкой, паломницей из Польши, навещая реликвии святой Терезы, в Лизье:
– Бедняжка еле вырвалась от коммунистов, было бы хорошо, если бы она оказалась здесь… – навещая разбитую инсультом сестру Фелицию, Шмуэль понял, что монахиня хочет увидеть земляков:
– Она все еще не исповедовалась, – с сожалением подумал священник, – она не понимает, кто я такой. Кажется, она даже меня не слышит… – в конце службы возносили общую молитву за болящих:
– Дядя Эмиль сказал, что тете Ладе лучше. Ее отпустили из госпиталя в пансион, но ходить ей еще нельзя… – по телефону Гольдберг заметил:
– Погода установилась отличная, мы перенесли кабинку с пляжа на балкон номера. Я выношу Ладу на воздух, она скоро оправится. Гамен, бедняга, не пережил той грозы, но мы возьмем щенка, в поселке их много…
Быстро нацарапав записочку для кюре, Шмуэль передал бумагу алтарному служке. Молитва закончилась, пожилой священник откашлялся:
– У святого отца Симона есть объявление… – подходя к кафедре, Шмуэль подумал, что только в Мон-Сен-Мартене на него не глазеют женщины и девушки:
– Для здешних шахтеров я босоногий мальчишка, объедавшийся зелеными яблоками… – он усмехнулся, – но так мне гораздо легче… – Шмуэль не хотел расспрашивать местных жителей об отце:
– Дядя Эмиль рассказал о его предательстве, больше ничего нам не надо… – Шмуэля немного затошнило, – пусть Маргарита, как и остальные, считает, что он герой. Его труп давно сгнил в безымянной могиле, где его похоронили британцы за казенный счет. Туда ему и дорога… – отец Симон оглядел паству:
– Дорогие братья и сестры, – у Шмуэля был красивый, низкий голос, – как вы, может быть, знаете, в рудничном госпитале лежит на смертном одре паломница из Польши. Ей стало бы легче, будь рядом с ней земляки. Мы молимся о ее выздоровлении, но, может быть, среди нас есть уроженцы ее родной страны… – женская рука в задних рядах взлетела вверх:
– Я, – под сводами храма зазвенел чистый голос, – я из Польши. Меня зовут пани Данута, святой отец. Я сделаю все, что смогу для бедной женщины… – она говорила по-французски с милым акцентом. Золото витражного стекла заиграло в черных, вьющихся волосах, прикрытых скромной шляпкой:
– Пани Данута, – облегченно повторил Шмуэль, – о ней говорил Джо… – священник склонил голову:
– Спасибо вам, дорогая мадемуазель. Как сказано: «Дерзай, дщерь, вера твоя да спасет тебя»… – осенив девушку крестным знамением, он сошел с кафедры.
Свежий ветер шевелил накрахмаленную занавеску маленькой палаты, выкрашенной в голубой цвет:
– Доктор Гольдберг считает, что в госпитале надо создавать домашнюю обстановку, – объяснил Дануте отец Симон, – видите, здесь есть библиотека, комната отдыха с телевизором, сад с фонтаном… – он погладил бронзового пеликана на краю пруда:
– За клумбами ухаживала моя младшая сестра, доктор Маргарита Кардозо, но сейчас она в Африке. Теперь за садом присматривают дочки доктора Гольдберга…
По мнению Дануты, показанные ей в Москве фотографии отца Кардозо, взятые из открытых источников, не отдавали ему должного:
– Он похож на Грегори Пека, – от прелата завораживающе пахло ладаном, – у него такие же голубые глаза… – святой отец коротко стриг светлые волосы. Широкие плечи облегала не сутана, а отлично скроенный костюм серой шерсти:
– Только рубашка у него особая, для воротничка священника… – рубашка блистала белизной. Перехватив ее взгляд, святой отец развел руками:
– В здешнем доме причта нас балуют, пани Данута, – он хорошо говорил по-польски, – у священников отличные экономки… – экономками в Мон-Сен-Мартене работали пожилые вдовы шахтеров:
– В Риме у нас все проще… – отец Симон держал букет полевых цветов, – мы сами стираем, убираем, готовим. У Его Святейшества трудятся сестры, а в мужских обителях мы справляемся сами… – Данута хорошо изучила досье отца Симона и правила католической церкви:
– Он обходится без экономки, пока он живет в монастыре… – священник был иезуитом, но обретался, по его словам, у траппистов, в аббатстве Тре Фонтане, – но если его пошлют с пастырской миссией, ему понадобится