Рыцарь золотого веера - Алан Савадж
— Мне сказали, что ты приехал в Эдо, — вымолвила она наконец. — Они сказали — господин Андзин Миура приезжает. Мой господин Норихаза… — Она судорожно огляделась по сторонам.
— Его здесь нет, Магдалина. Здесь никого нет. Кроме тебя и меня.
— Башня, — сказала она. — Она двигалась.
— Она рухнула. Твой господин был с тобой прошлой ночью?
Она покачала головой и подняла руки, уперевшись ими ему в грудь.
Он обнял её крепче.
— Я пришёл с другого конца города, чтобы найти тебя. Я приехал в Эдо, чтобы увидеть тебя ещё раз, Магдалина.
— Ты женат, Андзин Миура. И ты отверг кольцо.
Он вздохнул:
— С тяжёлым сердцем, милое дитя. Но я к тому моменту уже сделал свой выбор, и я не предам своего господина.
— Но ты принял любовь моей госпожи Ёдогими.
— Я принял её тело. Тогда мне больше ничего не оставалось. И я мечтал, что на её месте — ты. Я говорил тебе об этом ещё тогда.
Она попыталась облизнуть губы, но язык был такой же сухой и вспухший. Посмеет ли он выпустить её хоть на мгновение?
Он осторожно положил её, сходил к ручью, зачерпнул пригоршней воду и, вернувшись, поднёс к её лицу. Она секунду смотрела на него, потом, приподнявшись, стала рядом на колени, склонилась лицом к его ладоням. Снова и снова. Её волосы, рассыпавшись, накрыли его руки. Его глаза скользнули вдоль мягкого изгиба её спины, на столь желанные бугорки плоти. Боже, мир мог сейчас исчезнуть. Время могло остановиться навсегда. Этот клочок травы мог стать Вечностью.
— Я мечтал о тебе каждую ночь. Магдалина.
Её голова оставалась склонённой, но язык коснулся его ладоней.
— Против своей воли я мечтал о тебе, Магдалина. Даже когда я взял другую в жёны, я не переставал мечтать о тебе. Когда я держал её в своих объятиях, я мечтал о тебе.
Она подняла голову:
— Боги не простят тебе этого, Андзин Миура.
— Меня зовут Уилл, Магдалина. И эти боги для меня чужие. Я отрёкся от своих слишком давно. Теперь, как мужчина, я знаю только свои инстинкты, и они привели меня сюда.
Боже милостивый, неужели это говорит он, Уилл Адамс? Изрекает такое богохульство? И всё же каждое слово — правда.
Её рука поднялась, коснулась на мгновение его щеки, потом снова бессильно упала. Она, казалось, забыла о своей наготе. Забыла? Или ей все равно?
— Ни один мужчина никогда не говорил мне такого, — сказала она.
— Тогда скажи, что ты не сердишься на меня.
— Сердиться на тебя. Уилл? Как я могу сердиться, когда ты стольким рискнул ради меня? Ты ведь спас мне жизнь. Но мне страшно за тебя. То, что ты сделал сегодня, назад не воротишь.
— Почему, Магдалина? — Он схватил её за руку. — Эдо разрушен. Полностью. Взгляни вокруг. То, что ты видишь, — лишь малая толика общего. Город исчез. Может быть, вся цивилизация в Японии исчезла. Теперь не время беспокоиться о других. Других просто не осталось. Есть только мы.
Она покачала головой:
— Землетрясение бывали и раньше, Уилл. И будут снова. Здесь, в Японии, мы всё время восстанавливаем наши города. Почему, по-твоему, наши дома такой лёгкой конструкции? Через год Эдо снова будет стоять как ни в чём не бывало.
Её рука безвольно покоилась в его ладони. Она, конечно, отдастся. Он мог бы распластать её на земле и насиловать до полного изнеможения, хотя даже она сама не назовёт это насилием. Но хотел ли он этого? Не подчинилась разве Сикибу, обострив тем самым ещё больше его отчаяние?
— В таком случае давай отвернёмся от Эдо, Магдалина. Давай повернёмся спиной ко всей Японии. Мы — чужие в этой стране. Мы другой крови, другой культуры. Даже ты, Магдалина. Твои европейские предки слишком сильно говорят в тебе. Идём со мной. Я найду корабль, и мы отправимся в плавание. Ты и я, Магдалина. Вместе мы бросим вызов всему миру. Если ты будешь рядом со мной, меня не испугает никто и ничто на свете. Я проведу корабль обратно через океан, если потребуется.
— Уилл, — сказала она. — Уилл. Мы погибнем.
— Значит, ты так боишься смерти?
Она покачала головой.
— Но перед смертью ты возненавидишь меня. Да, ты полон страсти ко мне. Я уже сказала тебе — я польщена. Я никогда не встречала такого мужчину. Никто в Японии не встречал такого мужчину. То, что ты захотел моё тело, — величайшая честь, которая может пасть на меня. Но это лишь любовь к моему телу. Ты возненавидишь меня за то, что я разрушила всё, что для тебя дорого. А это будет так, если я поеду с тобой.
— Нет, — возразил он. — Нет. Неужели ты не понимаешь? Да, я хочу твоего тела. Я мужчина. Но любовь мою к тебе нельзя свести к простому физическому соединению. Я клянусь тебе, Магдалина.
— А твоя жена? Твоя семья? Твои крестьяне и слуги? Что станет с ними?
Боже милостивый, а мой нерожденный ребёнок? Какое безумие обуяло меня сегодня?
Его пальцы раскрылись, и её ладонь выскользнула. Но по-прежнему она стояла перед ним на коленях, нагая, маня его каждой складкой своего бесконечно прекрасного тела.
— Что ты хочешь от меня?
Она вздохнула. Её грудь приподнялась, наполнившись воздухом, и снова опала.
— Никто не может повернуться спиной к своему долгу, Уилл. А самурай — меньше всех прочих.
— Будь прокляты самураи, — проговорил он в сердцах. — Будь прокляты все эти кодексы чести. Что значит честь там, где речь идёт о любви?
— Мужчины должны жить согласно чести, — ответила она. — Иначе любовь тоже становится бесчестной.
Он кивнул, медленно-медленно. Она тоже была достаточно молода, чтобы быть его дочерью, но достаточно мудра, чтобы стать его учителем. Он встал, глянул сверху на рыжеватую копну её волос.
— По крайней мере я минуту подержал тебя в объятиях.
Она подняла голову и посмотрела на него снизу вверх. Потом вдруг быстро обняла его ноги, уткнувшись лицом ему в колени.
— Пусть боги простят меня, — прошептала она. — Но я тоже мечтала. Слишком долго.
Солнце жгло с безоблачного неба. Было похоже, что боги, взяв землю в руки и добродушно встряхнув её, теперь хотели исследовать скрупулёзно, тело за телом, полученные результаты. Возможно, они сейчас злорадствовали над все ещё бурлящими водами залива Эдо, над выброшенными на берег джонками и сампанами, над мостами, которых больше не было, над реками, изменившими свои русла, над ушедшими в пучину деревнями и поднявшимися над равниной горами. Над
