Йожо Нижнанский - Кровавая графиня
Преданный Вам, обожающий вас Иштван».
Письмо так возмутило ее, что она разорвала его на мелкие клочья, движения ее были столь стремительны и резки, что даже гайдук оглянулся. Какая наглость, какая подлость! Более того, гнусное письмо он даже не писал собственной рукой. Прекрасно оформленные, округлые буквы и ровные упорядоченные строчки свидетельствовали о пере человека, для которого писание — ежедневный заработок. Он диктовал его писарю, как и все прочие любовные письма, дабы покинутые им любовницы, жаждущие мести, не могли использовать их против него.
Обрывки письма вылетели из кареты, и ветер разбросал их по набережной. Но с ними сомнения и опасения Эржики относительно намерений графа не рассеялись. Неужели он действительно хочет жениться на ней? Сколько в его строках правды?
Она подняла глаза к тучам, мчавшимся над Прешпорком.
Ведь у нее нет никого, кому она могла бы довериться, у кого искать защиты. Разве что тучам пожаловаться?
А тучи тянулись прямо в сторону Врбового и Чахтиц. Думают ли о ней Приборские, вспоминает ли ее Андрей Дрозд? И откликнется ли кто-нибудь из них, если она будет нуждаться в помощи?
Меж тем Алжбета Батори готовилась к встрече с желанным незнакомцем.
Двенадцать девушек сновали по комнатам, исполняя ее приказ. Все блестело чистотой, порядком, и множество цветов в вазах наполняло комнаты заезжего двора ароматами уютного домашнего очага. Девушки нарядили госпожу в розовый шелк. Прилежно подготовившись к встрече, она возбужденно ходила из комнаты в комнату, то и дело выглядывая в окно, не подъехала ли к заезжему двору долгожданная карета.
Желанная минута наступила.
Из кареты с гербом палатина Дёрдя Турзо важно вышел Юрай Заводский и вскоре уже стоял перед чахтицкой госпожой. Она смотрела на него с пылающим лицом, едва сдерживаясь, чтобы не кинуться ему на шею.
Лицо Юрая Заводского было холодно, лишь по временам его оживляло выражение приветливости, предписанное бонтоном[49].
— Вы пригласили меня, ваша светлость, — поклонился он. — Я счел своим долгом принять приглашение.
— Значит, вы приехали только из чувства долга? — улыбнулась она с мягким укором.
— Долга весьма приятного, — уточнил он с улыбкой, — однако я так и не узнал, чему обязан вашим приглашением.
Она бросила на него испытующий взгляд.
— Цель вашего приезда я обозначила в письме достаточно туманно, но надеялась, что вы догадаетесь…
— Нет, не догадался, ваша светлость. — Он растерянно взглянул на нее.
— В самом деле? — Голос ее дрогнул, на мгновение она испугалась, что ее обмануло зрение и чувство и что Юрай Заводский в самом деле не имеет ничего общего с ее таинственным незнакомцем, что он лишь похож на него.
— Вы писали, милостивая госпожа, — говорил он между тем спокойным тоном, — что с радостью ждете свидания с человеком, который много лет тому назад вошел в вашу жизнь, а потом исчез и которого после тщетных поисков привела к вам чистая случайность. Вы просили, чтобы я встретился с вами и помог вам оживить воспоминания о событии, которое, возможно, остается лишь в вашей памяти столь свежим, словно произошло только вчера…
— Да, я именно это писала, — сказала она, впиваясь глазами в своего собеседника, стремясь уловить малейшее движение его мысли, даже самой затаенной.
— Меня весьма удивило, — ответил он, избегая настойчивого взгляда графини, — что вы одариваете меня, человека, увиденного вами впервые, столь великим доверием, что хотите посвятить меня в свои самые сокровенные переживания и воспоминания.
— А вы уверены, что это так, сударь? — Она подошла к нему, схватила за плечи и в упор заглянула ему в глаза. — А может быть, мы вчера встретились в третий раз?
Ее глаза обжигали Юрая Заводского, опаляли жарким пламенем. А он с трудом постигал смысл ее слов, не знал, как вести себя.
— Это же ты, да-да, ты, мой долгожданный возлюбленный! — вырвалось у графини, и она в восторге стала целовать его.
Заводский воспринимал это буйное проявление любви словно в полусне.
— Скажи мне, что ты тот рыцарь, который в один прекрасный майский день на берегу Вага привлек фею в свои объятия! — молила она, приблизив к нему пылающее, почти девичье нежное лицо.
— Да, я тот, кто привлек в свои объятия фею, но рыцарем я не был! — с горькой улыбкой признался он, приходя в себя. — Вел я себя далеко не по-рыцарски, мое поведение заслуживало сурового наказания. И хотя я избежал кары, совесть мучает меня по сей день! Я страшился той минуты, когда встречусь с вами. И она, эта минута, пришла, когда я менее всего этого ожидал. Поверьте, ваша светлость, я вовсе не из трусости сделал только что вид, что встретился с вами впервые. Я не хотел бесцеремонно напоминать вам о событии, в котором я давно раскаялся, и потом — у меня была слабая надежда, что во мне, с годами изменившемся до неузнаваемости, вы не узнаете того подлеца, который столь корыстолюбиво вторгся в ваши девичьи мечты. Здесь, перед вами, я не отрицаю того, что совершил, и отдаю себя на ваш суд!
— Я накажу тебя своей любовью! — Она снова обняла его.
Он не переставал удивляться. Возможно ли, чтобы надменная чахтицкая властительница столь безоговорочно предлагала ему свою любовь?
— Я хочу, чтобы ты знал, — говорила она, словно читала его мысли, — что я благодарна тебе за самые прекрасные минуты моей жизни. Я полюбила тебя с первого взгляда, когда увидела на берегу Вага, и с тех пор никогда не переставала мечтать о тебе. Моя жизнь без тебя пуста. Отвратительно пуста. Скажи мне, почему ты разжег во мне любовь, а потом исчез?
— Ваша светлость…
— Нет, называй меня как тогда, называй меня своей феей, говори мне «ты», шепчи мне горячие слова любви. И целуй меня, чтобы захватило дыхание, чтобы сердце перестало биться, чтобы я забыла обо всем на свете и умирала от любви, которую я не изведала никогда в жизни. Умирала от любви, как тогда, когда ты возник из тихих лесных сумерек, словно сон, и сказочным рыцарем вошел в мою судьбу. Верни мне все, вознагради за то, чего лишили меня годы разлуки с тобой.
Он был в сильнейшем смущении. Перед ним оживала самая невероятная тайна его жизни.
— Мне кажется, что я попал в мир сновидений, — проговорил он, когда Алжбета Батори усадила его возле себя на диван. — Прошлое возвращается, чувства воскресают… Я пришел к вам, ваша милость, готовый принять кару за то, что голос крови, которую вы взволновали, ослепил и оглушил меня. А оказалось, меня ждет здесь не кара, а самая большая неожиданность в жизни. Дивные причуды судьбы! Я убил в себе любовь и искал забвения, а ты любила меня! Мы оба умирали от любви, но наши жизненные пути разошлись… Я смотрю на тебя, как в бреду, словно ты — манящий призрак. Я вижу тебя трепещущей от любви, желанной, преданной. Ты именно такая, какой я мечтал видеть тебя восемнадцать лет назад. Но возможно ли вообразить, что любовь до сих пор не угасла в тебе?
— Я безмерно люблю тебя. Моя любовь росла из года в год, потому что ты был недостижим. Каждого, кто добивался моего расположения, затенял твой сказочный образ. А если случалось, что тоска и мечта о счастье и любви все же бросали меня в чужие объятия, то это была и месть тебе, моему незнакомому любовнику. Но мстила на самом деле я только себе, отвращение и неприязнь леденили распаленное святотатственной любовью тело, и твоих соперников, о которых ты не имел и понятия, я презрительно отбрасывала, как ненужную ветошь.
Он слушал, точно пьяный, ее признания. И прошлое вновь ожило в нем, проснулись мечты и чувства, погребенные на дне души.
— Говори, мой рыцарь, говори голосом, который я впервые услышала там, на берегу Вага, и отзвуки которого раздаются в моей душе до сих пор. — Она обнимала его, глядя в глаза ему, словно желала навсегда утонуть в них.
— Бесценная моя, — и он обнял ее, — так я когда-то хотел тебя называть, исполненный горячей, страстной мечтой о тебе. Почти на каждом балу в чахтицком замке я старался быть рядом с тобой, но ты даже взглядом ни разу не коснулась меня. Ночи напролет я, как вор, бродил под твоими окнами. Заглядывал в них вожделенным взглядом, пытаясь угадать, за каким из них снятся тебе твои девичьи сны. Одно утешение мне оставалось — мечтать, как было бы прекрасно, посмей я однажды войти в твою белую комнату, встать перед тобой на колени, признаться тебе в любви и уловить в твоем чудесном лице хоть проблеск ответного чувства.
— Почему ты не открылся мне? Почему не вторгся неотвратимой судьбой в мою комнату?
— Нас разделяла непреодолимая пропасть. Потомок обедневших земанов, пробавляющийся ремеслом писаря у графа Дёрдя Турзо, мог ли я приблизиться к дочери вельможи? Не трусость — гордость мне не дозволяла. Я не хотел, чтобы ты отвергла меня или высмеяла… Я боялся пригласить тебя на танец, одна мысль о презрительном отказе доводила меня до безумия. В муках несчастной любви я наконец нашел выход без риска быть отвергнутым. Я долго обдумывал, как застигнуть тебя врасплох, как преодолеть твое упорство силой, чтобы добытые таким путем поцелуи остались воспоминанием на всю жизнь. Счастье улыбнулось мне. После долгого ожидания я настиг тебя! Я был тогда в исступлении, совершенно вне себя! Воспоминание об этом любовном безумии лежало на моем прошлом, как мрачная тень. Я считал себя бесчестным человеком, недостойным успеха в жизни, принимая награды и знаки уважения, которыми удостаивают порядочных людей, считал себя заядлым прохвостом. И более всего я боялся встретить тебя. Я не вынес бы укоров и осуждения в твоих глазах. Теперь тяжкий камень спадает с плеч, тень исчезает из моей жизни. Но я не чувствую облегчения, поскольку меня вновь терзает сожаление, что счастье было так близко, а я от него убежал!
