Проклятие Гийома Завоевателя - Виктор Васильевич Бушмин
Людовик собрал всех своих рыцарей и оруженосцев и выехал из города, под восторженные и приветливые возгласы обывателей на большую и ровную поляну, прямо за рекой, возле крепостных стен города. Рыцари без устали тренировались в конном бое на копьях и мечах, учились держать строй при галопе и перестраиваться на ходу. Людовик заметил, что на тренировках постоянно собирается много зевак и праздношатающихся, но среди них принц частенько видел канцлера его врага де Монморанси, мессира Юбера де Ро.
«Интересуемся умением моих воинов! Хорошо! Наблюдай и докладывай своему хозяину, мне нечего таиться, тем более от врагов короны. Пусть все знают, какую мощную и опасную «палицу» я готовлю им на головы!» – Улыбался принц.
Все эти дни он старательно избегал с виконтом разговоров на тему будущего похода, но всячески вздыхал, приговаривая:
«Это стоит таких денег, таких денег, что мой батюшка просто лопнет от злости, узнав, куда я хочу потратить часть его казны…»
Виконт в ответ также сочувственно вздыхал, качал головой и приговаривал:
«Вот и у меня, принц, такие же проблемы…. Только более серьезные, чем у Вас…»
Людовик, понимая, что сейчас пока еще не время заводить разговор о возможности предоставить ссуду виконту, всячески уклонялся от продолжения и развития беседы с мессиром Эд-Эрпеном, но при этом старался надолго не оставлять его одного, исподволь контролируя ситуацию.
Рыцари во главе с мессиром Мишелем занимались подгонкой вооружения, чисткой и ремонтом кольчуг и лат.
Рыцарские турниры начала средних веков разительно отличались от позднего времени тем, что были более простыми, открытыми и более приближенными к реальности.
Турнир делился на несколько частей.
В самом начале, после процедуры открытия турнира, рыцарь-распорядитель турнира вместе с главным герольдом хозяина турнира объявляли имена, титулы и некоторые особенности участвующих рыцарей. Затем следовала процедура «выбора домов», в которой прибывшие рыцари, по своему усмотрению, разбивались на дом «хозяина и зачинщика» турнира и дом главного гостя и «почетного поединщика» турнира. Как правило, вторым избирался крупный землевладелец, граф или герцог, у которого должен будет проходить следующий турнир. Одинаково почетным считалась возможность отстоять или забрать с собой главный приз турнира. Это мог быть комплект вооружения для двадцати и более рыцарей, священная реликвия или иной, не менее ценный в то время, предмет.
Герольд и хозяин турнира следили за равным распределением противников по «домам», проверяли родословные участников и готовность их коней и вооружения. Сражения на смерть, как это писалось в рыцарских романах, были строжайше запрещены церковью, которую и так сильно коробил сам вид турниров. Рыцарская честь требовала щадить жизнь противника, если только он не был человеком, убившим родных рыцаря. Но для данных случаев применялся не турнир, а «ордалия» – вид судебного поединка, отданного на суд и в руки Божия, в присутствии графа и епископа, дабы засвидетельствовать правоту и прекращение «кровной вражды» между родственниками споривших на смерть.
Основными действиями турнира были:
Бугурд – вид групповой конной схватки, когда два отряда на полном скаку сталкивались между собой. Выбитых из седел отводили в сторону, и они уже больше не могли принимать участие ни в одном виде конных соревнований турнира, оставшиеся снова брали копья, сталкивались до тех пор, пока у соперника не оставалось на десять рыцарей меньше. Победа присуждалась той стороне, у которой осталось больше рыцарей в седле.
Тьост – вид одиночного конного боя на копьях, в котором необходимо было просто выбить из седла противника. У побежденных рыцарей могло забираться или вооружение с боевым конем, или просто конь или вооружение, или побежденный забирался в залог до получения, оговоренного заранее, выкупа. Это был вид одиночного боя на выбывание до абсолютного победителя турнира. Условия турнира каждый раз менялись, усложнялись, но это только больше привлекало участников.
Одиночный пеший бой противников с правом выбора соперников и оружия. Мечи должны были быть затуплены, палицы и шестоперы оборачивались войлоком для смягчения ударов по телу и шлему соперника. Бои шли также на выбывание до абсолютного победителя турнира.
Сегодняшний турнир был наиболее строгим в плане имущественных потерь проигравших участников, в нем были оговорены строгие по величине и срокам выплат суммы выкупа рыцарей. Если пленен принц, герцог или маркиз – выкуп составлял до двух тысяч турских ливров серебром. За графа – полторы тысячи, виконта – тысяча, знатный барон или владелец аллода (независимой формы держания земель) стоил семьсот ливров, рыцарь – триста ливров серебром. Если же он был посвящен в рыцари прямо перед турниром (что часто практиковалось) – выкуп составлял всего сто турских ливров. Суммы, прямо скажем, существенные для того времени, но это только еще сильнее разогревало интерес к участию в предстоящем турнире.
Накануне к Людовику прибыл специальный гонец от его отца, короля Филиппа, в сопровождении конвоя он привез принцу сорок тысяч серебром и два заемных письма на общую сумму в восемьдесят тысяч серебром в адрес евреев – менял, проживающих в Кагоре и Пуату. Король решил не сильно привлекать внимание к данному факту, выбрав специально авторитетных, но несколько отдаленных от места турнира, евреев – менял. Посланцы быстро и незаметно передали серебро и заемные бумаги принцу, сунули украдкой два письма и тронулись обратно.
Людовик перед началом турнира мог располагать довольно-таки крупной суммой наличных денег и займом на восемьдесят тысяч турских ливров.
«С такими силами можно и рискнуть!» – Подытожил принц, пересчитывая деньги.
«Так, прежде всего мне надо не потерять их на турнире…. Затем, не мешало бы приумножить за счет богатых пленников. Но, не буду гневить Господа. Пусть все будет, как будет!»
Он разломал печати писем и начал их читать.
Первое письмо было от отца. Филипп хвалил Людовика за проведенную операцию в Понтье, не упустив случая поворчать немного по поводу его «излишне проявленного благородства к семье и землям богохульника и разбойника Фонтенэ». Далее было совсем плохо – отец метал громы и молнии по поводу его «ненужной нежности» к семейству де Марль.
«Ничего, – подумал Людовик, – отец просто недопонимает важность того, что, поддержав де Марлей, я получил мощный кулак за спиной у Монморанси и де Муши…» – остальное в письме было, как всегда, «береги себя и много не пей». Но, в заключение письма, король вскользь упомянул о возможной скорой необходимости женитьбы молодого принца, но это прозвучало так, для общей серьезности забот родителя.
– Да, отец совсем одряхлел за последний год. Эта его любовь к Бертраде просто сжигает его изнутри. Так любить…. Да, воистину, душа человека тонкая штука! Он словно ослеп от своей любви, мир
