На день погребения моего - Томас Пинчон
Соблазны, к большому огорчению Линдси, таились на каждом шагу. Казалось, что павильоны представляют не народы мира, а Смертные Грехи. Уличные рекламисты в поисках посетителей ловили блуждающую молодежь за отвороты пиджаков.
— Экзотические курительные практики разных стран мира, огромная антропологическая ценность!
— Научная выставка, мальчики, новейшие усовершенствования шприца для подкожных инъекций и различные способы его использования!
Здесь были вазири из вазиристана, демонстрировавшие друг другу различные техники устроения засад на путешественников, которые считались в их стране основным источником дохода...
Индейцы тарахумара из северной Мексики сидели, согнувшись, видимо, абсолютно голые, в копиях пещер их родного Сьерра-Мадре из дранки и штукатурки, притворяясь, что едят кактусы, из-за которых у них начинаются ужасные конвульсии — едва отличимые от обычных фриков, которые давно уже были известны посетителям американских карнавалов. Тунгусские оленеводы указывали жестами на огромную вывеску с надписью «Особенное шоу оленеводов» и зазывали на своем языке барышень, собравшихся у входа, пока две молодые женщины в достаточно открытых костюмах — блондинки и тому подобное, на самом деле не особо похожие на тунгусок — не начали кружиться вокруг очень терпеливого оленевода, лаская его с возмутительной интимностью и приставая к прохожим с неприличными намеками на английском, например: «Заходите и узнайте дюжину способов получить удовольствие в Сибири!» и «Посмотрите, что на самом деле происходит длинными зимними вечерами!».
— Это не выглядит, — Линдси колебался между восторгом и недоверием, — достаточно . . . аутентичным, я бы сказал.
— Заходите, мальчики, первый раз бесплатно, найдете красную — вас погладят по голове, найдете черную — ничего не вернут обратно!, —кричал бодрый негр в шляпе с плоской тульей, который стоял возле раскладного стола, тасуя и выбирая карты.
— Если бы я не был в курсе, сказал бы, что это очередная азартная игра, — прошептал Линдси, вежливо заглушая свое неодобрение.
— Нет, босс, это древняя африканская методика ворожбы, позволяющая вам изменить свою судьбу.
Обратившийся к ним шулер начал тасовать карты с ошеломляющей скоростью. Порой карт было слишком много, чтобы их сосчитать, а иной раз ни одной карты не было видно, словно они исчезли в каком-то измерении далеко за пределами третьего, хотя это мог быть фокус в полумраке.
— Окей! Может быть, это ваша счастливая ночь, просто скажите нам, где карта красной масти, сейчас.
Три карты рубашкой вверх легли перед ними.
После мгновения тишины Майлз объявил четким и уверенным голосом:
— Карты, которые вы положили здесь, все окажутся черными, ваша «красная» карта — девятка бубен, и она вот здесь, — протянул руку к шляпе шулера, снял ее с его головы и показал карту.
— Господи помилуй! Последний раз такая история завершилась хорошими длинными каникулами в тюрьме округа Кук. Отдаю дань уважения вашему острому зрению, молодой человек, и без обид, — протягивая десятидолларовую купюру.
— О, это . . ., — с сомнением начал Линдси, но Майлз уже спрятал протянутую банкноту, дружелюбно крикнул:
— Хорошего вечера, сэр!, — и они продолжили прогулку.
На лице Линдси было заметно выражение удивления.
— Это была . . . хорошая работа, Бланделл. Откуда ты знал, где карта?
— Иногда, — начал Майлз с на удивление тревожными нотками в голосе, —меня обуревают особенные чувства, Линдси . . . словно возникает электричество, словно я вижу всё так ясно, как при свете дня, как. . . как вещи совпадают и соединяются. Это длится недолго. Вскоре я снова начинаю спотыкаться.
Тут они увидели лучи прожекторов, освещавшие небо с крыши грандиозного здания Ремесел и Свободных Искусств — город в миниатюре, находящийся в городе внутри города, каковым являлась сама Выставка, стражников Колумба в плащах в дозоре, ободряющее зрелище, по крайней мере, для Линдси.
— Давай, Линдси, — Майлз помахал банкнотой, которую они так неожиданно получили. — Поскольку у нас неожиданный доход, пойдем выпьем корневого пива, а еще — купим арахис в карамели. Называй всё, что знаешь! Мы здесь! Мы на Ярмарке!.
Тем временем Рэндольф Сент-Космо был на посту, хоть и не в униформе. Детективное агентство, которое он искал, находилось в сомнительном квартале района «Новая набережная», между варьете и фабрикой взрывающихся сигар. На вывеске надпись «РАССЛЕДОВАНИЯ БЕЛОГО ГОРОДА». Рэндольф слегка опустил поля шляпы, быстро огляделся по сторонам на замусоренной и темной улице, и боком прошел в дверь. Молодая леди-машинистка, которой удавалось печатать аккуратно и в то же время быстро, оторвала взгляд от своей печатной машинки, украшенной цветочными аппликациями.
— Мы уже закрыты, сынок.
— Дверь была открыта…
— Да, и, наверное, это не Эпуортская лига.
— Могу я увидеть мистера Приветта?
— Нейт! — воскликнула она так, что Рэндольф подпрыгнул. В ее улыбке проскальзывало злорадство. — Ты принес письмо от родителей, малыш?
В офисе Нейта комбинированный буфет, книжный шкаф и картотека с богатым ассортиментом виски, кровать для отдыха в углу, пара стульев из тростника, занавешенное бюро примерно с тысячью ячеек, окно с видом на немецкий салун через дорогу, местные деловые награды и отзывы на стенах, обшитых темной филенкой, фотографии знаменитых клиентов, некоторые из них позировали с самим Нейтом, в том числе Док Холлидей у входа в Восточный салун в Томбстоуне, Док и Нейт целились друг в друга из кольта 44 калибра
